На день погребения моего - Томас Пинчон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты жив, — поприветствовала она его, степень энтузиазма в ее приветствии оценить было сложно. Она улыбалась, но сейчас ее манеры были удивительно степенны. Она представила Рифа, начавшего его внимательно рассматривать, именно такое поведение у него ассоциировалось с Американцами.
— Я слышал о Владо, — сказал Киприан, надеясь, что он по крайней мере не играет в салонное дружелюбие.
Она кивнула, сложила зонтик и крепко схватила Рифа за руку.
— В ту ночь едва удалось избежать опасности, они могли поймать и меня, если бы Риф не оказался там...
— Действительно.
После чего снова окинул ковбоя беглым оценивающим взглядом.
— Случайно там оказался, — кивнул Риф.
— Но слишком поздно для Владо.
— Жаль.
— О, — переводя взгляд, — нужно быть настороже. История не окончена. Отнюдь.
Сейчас он боком пятился по Риве.
На следующую неделю или около того Киприан ударился в безумства, вернувшись, хоть и не на постоянной основе, к своему старому ремеслу оплачиваемой содомии. В этом городе хватало бледных мужчин со вкусами, которые он понимал, а ему нужны были деньги, стопка определенной высоты, чтобы надлежащим образом преследовать Тейна. Когда с помощью своего падения он смог заработать достаточно, пошел к Фабрицио и попросил укоротить локоны, чтобы придать им более воинственный вид, а потом сел на вечерний поезд в Триест.
Еще разок бредя по мосту Местре в дымчатый оранжевый закат, Киприан испытывал грусть, размышляя о вещах, в последнее время ему в голову не приходивших. Всё, что было прежде — детство, отрочество, со всем этим было покончено, он мог обойтись без всего этого, что ему хотелось бы вернуть — так это последнюю неделю, прошлую неделю. Он отказывался, пусть не совсем успешно, думать о Яшмин.
В Триесте члены «Нового Ускока», который теперь возглавлял кузен Владо, Златко Оттициан, поприветствовали его тепло, они слышали какие-то преувеличенные отчеты, уже ставшие наполовину фольклором, о его приключениях на Полуострове.
Они сидели, ели гибаницу и сардины, пили какую-то граппу на травах под названием кадулья. Все говорили на диалекте частично прибрежном Чакавском, частично — на морском сленге «Ускока» семнадцатого века. Он был непонятен Киприану, и, что еще важнее, Вене.
Как действовать дальше? Довольно много было дискуссий в кафе и тавернах, на променаде Рива о способах и средствах. Все сошлись во мнении, что Тейна необходимо убить. Некоторые предпочитали быстрый конец, безымянных наемных убийц во тьме, в то время как другие хотели, чтобы он страдал и всё понял. Верхом справедливости было бы сдать его в ведомство, славящееся пытками. Сколь бы ни были они квалифицированы, ни одна из Великих Держав не годилась для этой цели, поскольку Тейн сотрудничали с ними всеми на регулярной основе, кажется, этого было бы достаточно, чтобы его защитить. Значит, расплата должна прийти из менее возвышенного направления, из нижних частей компасной розы, от безликих, униженных мавровлаки Хорватии. Людей Владо.
— Столько ружей, сколько вам понадобится, — пообещал Златко.
— Преследуй его, пока он не попадет в наше поле зрения, мы довершим остальное, — сказал его брат Вострослав.
Изучая связи Тейна в Австрии, Киприан с удивлением узнал, что тот — закадычный друг военного Канцлера Короны, принца Франца-Фердинанда, из венского Бельведера направлявшего паутину интриг с целью преобразования карты Европы с помощью таких протеже, как нынешний министр иностранных дел Аренталь, идейный вдохновитель аннексии Боснии.
— Это дает основания предположить, — пробормотал про себя Киприан, — что Тейн должен был давно знать об аннексии, задолго до того, как был предпринят этот шаг, хотя притворялся, что удивлен не меньше, чем все мы. Фактически, это был первый этап их проклятой всеобщей Европейской войны, и он отправил меня в самое ее пекло, где я не мог шагу ступить по пути, который не вел бы меня к разрушению. Да, я должен немедленно убить этого чертова ублюдка, действительно, должен.
Пока интересы Англии и Австро-Венгрии требовали, чтобы Россия не приобрела слишком много власти на Балканах, Тейн, по-видимому, находил оправдание для любого объема сотрудничества с Баллхаузплац, ходатайствуя о Македонском вопросе и таким образом оставаясь свободным от каких-либо подозрений в государственной измене.
Кроме того, в 1906-07 гг неисчеслимое количество времени и денег, не говоря уже о причиненном дискомфорте, вплоть до незаметных смертей в безлюдных уголках Европейских городов, понадобилось для того, чтобы понять: Англия и Россия никогда не достигнут взаимопонимания. Германии необходимо, чтобы Англия и Россия всегда оставались врагами, наиболее активными агентами были немцы или их марионетки — австрийцы, в том числе, без сомнения, ручные преторианцы Тейна. Но Антанта была в силе, должно быть, Тейн со своим обычным даром терпения, свойственным хищникам, ждал нового назначения. Вероятно, действовать нужно было быстро.
Насколько Киприан отточил свои навыки слежки на оселке Европейского кризиса, настолько же Тейн их утратил в чрезмерной неге и роскоши, включая наслаждение Венской кухней. Киприан никогда не стал бы Венецианцем, но понял несколько вещей, в том числе: чего бы ни стоили слухи в других городах, здесь, в Венеции, им доверяли как научно доказанному факту. Он выходил на Кастелло, сидел в кафе и бакари, и ждал, вскоре появлялся Тейн в сопровождении парочки своих бандюганов. Киприан произносил соответствующую формулу и становился невидим. Он очень быстро, в этом затейливом, но несогласованном танце, начинавшемся вслед за тем, изучил каждую минуту расписания Тейна на день, ему удавалось парить незаметно на расстоянии плетения интриг, нанимая карманников, чтобы те умыкнули бумажник, договариваясь на рыбном рынке, чтобы на Тейна набросились с сомнительной треской, сам забирался на кровли Венеции, чтобы украдкой сбросить кусок черепицы на голову Тейна.
Однажды ночью ему удалось тайно проследовать за Тейном в палаццо в Сан-Марко неподалеку от Рио ди Сан-Джулиан. Это было консульство Австро-Венгрии, боже мой. Что может быть более вопиющим? Киприан решил материализоваться.
Он держал наготове свой
