Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

Он снова хихикал:

— Прекрасная, тебя так легко поразить простым фокусом! — в руке уже светился оранжевый шарик.

Шаман кинул его, и сучья тут же занялись и запотрескивали.

И да, в Арде все эти фокусы были вроде бы в порядке вещей, а тут… Задумалась, а потом отмахнулась от мыслей, что привела в наш мир страшного колдуна — во-первых, это он меня привёл, а, во-вторых, наш мир и без него ужасен.

Подумав, попросила:

— Хорошо бы чурбачки для сидения. А я пока ещё раз за картошкой схожу.

Уже идя обратно, с лёгким недовольством подумала, что картошку-то тоже колдунством накопать можно было, а мне теперь руки в канаве отмывай. Избаловалась, да.

Всё было готово: и чурбачки для сидения, и ещё один, побольше, как стол.

Сложив картошку у костра, сходила помыла руки и села посмотреть на пламя — надо было подождать, пока сучья прогорят.

Сидела, думала. То, что эльф, желая порадовать меня свиданием с моим миром, всё-таки вывалился в лес, а не в город или ещё куда, понятно было. Поближе к людям — соплеменники мои, как-никак. Но на границе: чтобы хоть какой намёк на пущу, а люди не слишком близко. Это я понимала, и сама уже, глядя на человеческие дома с окраины леса, через канаву, и не испытывала желания приблизиться.

Но вдохнуть ещё раз воздух моего мира, посмотреть на августовские звёзды… картошки я несколько лет не ела — да, это был подарок хоть куда.

Глоренлин молчал, но для него-то молчания не было, и он спокойно ответил на мои мысли:

— Ты раньше жила где-то тут. Недалеко.

Где-то тут. Недалеко. Ну да, на Амазонке или в Пиренеях я бы вряд ли себя дома почувствовала. Это средняя полоса. Наверное, России. А может, и Финляндии. Или Канада, тоже вариант. Эльфам, поди, всё недалеко.

Темнело всё больше. Костёр потрескивал, прогорая, и я, разгребя палкой уголья, накидала в золу картошки.

Посидела ещё, подумала, и тут осенило:

— Так ведь не Самайн⁈

Глоренлин хмыкнул:

— Я нарушил обеты и расстаюсь со своей силой, богиня. Сейчас короткий миг, когда я способен на многое, и не ограничен Самайном. Потом сила уйдёт. Может быть, навсегда. Нарушение обетов — это серьёзно.

Ничего себе выплеск. Он переместил нас не просто в другой мир, а в другое время суток и года. Нахлынуло чувство вины, но шаман взял за руку:

— Всё так, как должно быть. Возможно, это к лучшему.

Ну да, вот и Трандуил говорил, что ещё один Дракон ни к чему…

Он приобнял, шепнул в ухо:

— Я ни о чём не жалею.

Мне не очень-то в это верилось, но он продолжал:

— Мне не горько не только потому, что ты одарила меня пламенем, но и потому, что сейчас, с высоты пережитого, накопление чистой магической силы не кажется таким уж правильным. Возможно, у меня иной путь, и мир хочет от меня иного. А я счастлив и хочу прислушаться к миру. Я — не моя сила, хотя когда-то мне казалось, что мы неразделимы. Я есть и без неё. Можно учить детей, заниматься теорией, да много чем.

Но мне было горько за него. Столько усилий…

Глоренлин был безмятежен:

— Горевать не о чем. Новая жизнь, новые возможности, — и, скупо усмехнувшись: — Это не считая того, что в новой жизни я консорт богини, а впереди чудеса и ужасы.

Вздохнула. Чем-чем, а чудесами и ужасами изобильна земля эльфийская.

— Мне хочется, чтобы порадовалась своему миру — и больше не хотела вернуться.

Буркнула:

— У меня ребёнок, я и не хотела.

Глоренлин мягко возразил:

— Мать, конечно же, не хочет покинуть своё дитя. Но глубоко внутри ты тосковала по этому миру. И по себе самой, какой могла стать в нём, поэтому ты хотела уйти.

И такая убеждённость была в его голосе, что я заподозрила — может, чего-то не знаю? Шаман примолк, и я поняла, что тут мне лишнего не скажут. Что ж, это судьба. И она совершенно сказочная, разве могла быть лучшей?

Глоренлин молчал, как воды в рот набрав.

Перестав размышлять об этом, задумчиво потыкала палочкой в картофелину — не понять было, готова или нет. Решила попробовать одну, начала выкатывать — и услышала, как по брёвнам кто-то идёт.

Мужики. Двое, в ватниках. В отсветах костра их лица любезностью вовсе не светились, но они молчали, рассматривая нас, и круглые бородатые хари становились всё более изумлёнными. Разогнулась, забыв про картошку. Ну конечно, понимаю: пришли на огонёк, а тут внезапно баба в белом длинном платье, в каких за город не ездят, и субтильный вьюнош, вовсе непонятно одетый, да ещё и цацками, аки ель на Новый Год, увешанный. Подавила желание сморщиться: люди пахли, а я отвыкла, и смотрели, что тоже было неприятно. И чего ждать от них — неясно. Понятно, что в обществе страшного колдуна можно не переживать за себя, но он их убьёт, не моргнув глазом, всё одно обеты нарушены, а я виновата буду.

— О, брат, это твои! — пока я с подозрением соображала, что значит «твои», один из мужиков (какие они всё-таки огромные и неуклюжие!) толкнул другого локтем: — Брат по молодости тоже толкинутым был! — и загоготал.

Второй мужик закатил глаза, но смолчал, а у нас спросил:

— Что, ребятки, косплеите?

Смотрела на них, давя в себе «Да сияет звезда в час нашей встречи», пытаясь перейти на родной язык. Но что ответить, сообразила:

— Добрый вечер. Да, косплееры.

Всё-таки Россия, значит.

— А мы-то думаем, кто это нашу картошку ворует! Решили сходить посмотреть.

Смутилась. Ну да, украли. Пока думала, что ответить, мужик махнул рукой:

— Да ничего. Мы не в претензии. Ещё возьмите, если нужно.

Выдохнула. Странно. Не в претензии, однако, прийти не поленились. Мужик же, размахивая руками, уже нахваливал наш косплей и сетовал на мимоезжих прощелыг, норовящих наворовать картохи. А у них с братом, значится, коттедж, и камеры понатыканы, и они этих ворюг гоняют иногда. Смутилась, но похоже, мы для обокраденного перестали почему-то принадлежать к бесстыжим ворюгам. Наверное, как собратья по косплею.

Мужик, намахивая руками, вдохновенно рассказывал, как сражался (за орков, понятное дело!). Интересовался, есть ли у нас общие знакомые — я в ответ помычала.

— Совсем забыл, меня Пётр звать, а брата Павлом.

Вздохнула, вытягивая из памяти неприятно звучащее человеческое имя:

— Анна.

— Так будем знакомы! А парень-то что, немой?

Глоренлин до сих пор не изронил ни звука.

Ну да, немой… это он из высокомерия молчит. Быстро ответила: