Улыбка Пол Пота - Петер Идлинг

Начальник коммуны сказал:

— Раз ты не смеешь раздавить врага, значит, ты сам — враг. Ты не выполняешь приказ Организации.

Мальчик сделал шаг вперед и дал заключенному пощечину. Потом снял одну сандалию и бил заключенного по лицу, пока у него не пошла кровь.

На следующий день начальник коммуны снова привел мальчика на край деревни.

Он дал ему метровый железный прут и сказал:

— Если ты не убьешь его, будешь врагом Организации.

И мальчик убил заключенного.

Начальник каждый день приводил мальчика на край деревни. В те времена было много заключенных.

Иногда, заскучав, мальчик сам шел к начальнику и спрашивал, не привезли ли новых заключенных.

Суонг Сикын помнит свою первую встречу с Пол Потом. Он не помнит обстоятельств, помнит только, что ему было девятнадцать и он был революционером. Его пригласили на какой-то вечер, потом устроили танцы. Пол Поту около тридцати, он вернулся в Париж и танцевал à l’occidentale[24], то есть обняв партнершу рукой. Суонг Сикын хорошо его помнит: «Очень обаятельный, очень элегантный!»

Сейчас Суонг Сикын живет через дорогу от племянника Пол Пота, но далеко от Парижа и Пекина. Далеко от вершин карьеры.

Он сидит на раскладном стуле в тени, под своим домом на сваях. Пожав мне руку, он первым делом расстегивает рубашку. Лицо его посерело, на груди тянется длинный светло-розовый шрам — благодаря «финансовой поддержке старых друзей» его недавно прооперировали в Пномпене. Сердце бьется с трудом. Перед ним на низком столике «Cambodia Daily» и французская «l’Express».

Вокруг пыльно и бедно. Они все остались здесь. Племянник Пол Пота Хонг, живущий через дорогу. Суонг Сикын со слабеющим сердцем, расположившийся на раскладном стуле под своим домом. Его жена, подающая нам кофе, сваренный на дождевой воде.

Его жизнь — история одаренного и честолюбивого камбоджийца. Он родился в 1937 году. Родительский дом находился недалеко от Кратеха, в восточной Камбодже. Его кузен был предводителем местной фаланги Кхмер Иссарак, вооруженного движения сопротивления, которое сражалось за независимость от Франции.

Скоро стало очевидно, что Сикын — способный ученик. Как первого гимназиста в поселке его послали в интернат в столицу соседней провинции Кампонгчам. Там в свободное время он занимался в танцевальной труппе, которой руководил один из учителей, Ху Ним. Ху Ним, на пять лет старше Сикына, впоследствии стал министром информации у Пол Пота и был казнен в 1977 году. Но они не говорили о политике. Тогда не говорили. Тогда они танцевали.

В гимназии они изучали французскую революцию. Суонг Сикын восхищался Робеспьером. Его бескомпромиссностью. «Иметь свое мнение, не идти на компромиссы. Не делать ничего вполсилы». Он говорит, что такой подход очень привлекал молодых людей. «Это стало моей личной идеологией».

Суонг Сикын признается, что только через сорок лет понял, что такая политика не работает в Камбодже. Однако до этого он беззаветно служил бескомпромиссной революции.

Границы были закрыты. Телефонное сообщение прервано. Телеграф молчал. Что произошло в стране, где народная революция одержала победу?

По сути, было только два источника информации. Первый — государственное радио Демократической Кампучии. Второй — люди, которым удалось бежать в Таиланд.

Проблема заключалась в том, что сведения, поступающие из этих двух источников, расходились.

По официальным данным, стране предстояло пережить суровые испытания, но она быстро шагала вперед.

Беженцы рассказывали о голоде, рабском труде и массовых убийствах.

Мир не знал, кому верить.

Многие ожидали, что завоевание Пномпеня будет кровавым, но оно прошло почти без боев. Это свидетельствовало о том, что красные кхмеры не столь жестоки, как утверждали некоторые. Последовавшие за тем массовые убийства мало кого удивляли. Они были результатом тяжелой гражданской войны. Как только ситуация стабилизируется, все прекратится.

А как же эвакуация городского населения? Как это понимать?

Что это, «марш смерти», как сообщали беженцы? Или хорошо организованная и рациональная операция, как утверждал режим? Возможно, беженцы — просто избалованные городские жители и правительственные солдаты, испугавшиеся справедливой крестьянской революции?

Поскольку иностранным новостным агентствам не позволялось держать собственных корреспондентов в Демократической Кампучии, в мире циркулировали одни и те же скудные сведения. Слухи и предположения часто возводились в разряд истин. Например, «Sydney Morning Herald» в мае 1976 года опубликовала фотографии красных кхмеров, расправляющихся с гражданским населением. Оказалось, однако, что фотографии сфальсифицированы. Появившееся позже в том же году известное итальянское интервью с председателем государственного совета Кхиеу Самфаном тоже оказалось фальшивкой.

Обе стороны напряженно следили за репортажами друг друга. И те, и другие пытались пробить брешь в позиции противника.

Все эти положительные очерки — не приукрашивают ли они коммунистическую диктатуру, которая на самом деле превысила свои полномочия?

А все эти негативные репортажи — не попытка ли это очернить народ, расквитавшийся с капитализмом?

Дискуссии во всем мире подпитывались одними и теми же скудными новостями. Шведские участники дебатов могли черпать аргументы как во Франции, так и в США.

Под конец речь шла уже не столько о том, что сообщалось, сколько о том, кому следует верить.

Известный американский лингвист Ноам Хомский включился в дискуссию о Демократической Кампучии в июне 1977 года. Во время войны во Вьетнаме он выступил с резкой критикой США. Будучи лингвистом и знатоком риторики, он ловко раскритиковал официальную правительственную версию и освещение войны в СМИ.

В статье, написанной в соавторстве с Эдвардом С. Херманом, он проанализировал три книги о камбоджийской революции. Статья называлась «Distortions at Four Hand»[25].

Авторы разбирают следующие работы: «Cambodia: Starvation and Revolution», «Murder of a Gentle Land» и «Cambodge: L’année zéro»[26].

В 1977-м революции было всего два года от роду. Эти три книги были в ряду первых публикаций о Демократической Кампучии. Их значение росло по мере того, как сведения из Камбоджи становились все более скудными. Авторы попытались поместить короткие новостные телеграммы в более широкий контекст.

Эти три работы предлагают два диаметрально противоположных взгляда на Демократическую Кампучию.

«Cambodia: Starvation and Revolution» была написана американскими специалистами по Юго-Восточной Азии Гаретом Портером и Джорджем К. Хильдебрандом и вышла в небольшом марксистском издательстве. На 126 страницах политика красных кхмеров преподносится как в общем рациональная и уместная. Портер и Хильдебранд опираются в основном на сведения из официальных камбоджийских источников.

Авторы «Murder of a Gentle Land» — Джон Бэррон и Энтони Пол, американские журналисты из консервативного журнала «Reader’s Digest», где и был впервые опубликован их текст. Их главным источником служили свидетельства беженцев. Они пишут о геноциде, о нечеловеческих лишениях и маршах смерти, в которые превратилась эвакуация городского населения.

Католический миссионер Франсуа Поншо тоже беседовал с беженцами. «Cambodge: L’année zéro» состоит преимущественно из их рассказов, но, в отличие от американских журналистов из «Reader's Digest», он обошелся без переводчика. Проработав десять лет в Камбодже, он отлично говорил по-кхмерски.

В своем анализе этих трех работ Ноам Хомский и Эдвард С. Херман уделяют основное внимание источникам информации.

Первой они рассматривают книгу Портера и Хильдебранда и делают вывод, что это «документально подтвержденное исследование уничтожения Камбоджи США, того, как камбоджийским революционерам удалось встать на ноги, а также позитивное изображение их программы и политики, основанное на многочисленных источниках».

Затем подходит очередь журналистов «Readers Digest». «Murder of a Gentle Land» расценивается как третьесортная пропаганда. «Reader’s Digest» считался антикоммунистическим, что накладывало отпечаток на все материалы, публикуемые в журнале. Бэррон и Пол, кроме прочего, утверждали, что Кхиеу Самфан был импотентом и что жестокость красных кхмеров может объясняться его сексуальной неудовлетворенностью.

Работа Франсуа Поншо, с точки зрения Хомского и Хермана, заслуживает большего уважения. Однако в ней есть несколько фактических ошибок, что подрывает доверие к автору.

Серьезной проблемой, по их мнению, является то, что две последние книги основаны на рассказах беженцев.