Печать Соломона - Рик Янси

– Тогда пришлите машину. Самую быструю, какую найдете, – потребовал я. – Я нахожусь в отеле «Дрейк». Слышите меня?

– Да, да, Альфред. Я все записываю. Какую, ты говоришь, машину?

– Я не говорил. Просто самую быструю, какую сумеете найти. Самую скоростную в мире. Она должна быть здесь через полчаса.

– Полчаса! Альфред, я не знаю, возможно ли это…

– Сделайте так, чтобы стало возможно!

– Хорошо. Самая быстрая машина. Тридцать минут. Отель «Дрейк». Что-нибудь еще?

– Нет. Да. Надо узнать, где находится дверь дьявола.

– Дверь дьявола?

– Или адские врата. И так и так может называться. Когда вернусь в Ноксвилл, я должен знать, где это место.

– Хорошо, хорошо. Дверь дьявола. Адские врата. Что еще?

– Ничего. Хотя погодите…

Я объяснил ему еще кое-что и сообщил, в каком мы номере, после чего повесил трубку.

Затем я положил на кровать вещмешок, достал полуавтоматический пистолет и сунул себе в карман, нашел карту, расправил ее на постели. Оп-девять внимательно за мной наблюдал.

– Мы в бегах? – спросил он.

– Скорее, беженцы.

– Значит, идет война?

Я молча кивнул и попробовал вычислить по масштабу, сколько миль ехать до Ноксвилла. В последний раз я делал нечто подобное в третьем классе. Получилось пятьсот пятьдесят. Я сложил карту и сунул ее в карман.

– А что в Ноксвилле?

– Некто Гиена. Найду и расквашу ему нос.

– Гиена? – нахмурился Оп-девять.

Я снова кивнул.

– И Святая Чаша Соломона. Во всяком случае, я на это надеюсь. Потому что если я ошибся и ее там нет, то война закончена и помянем этот мир.

43

Оп-девять попросился в туалет. Я довел его до ванной и поддержал, отвернувшись, чтобы он отлил. Когда мы вернулись в спальню, он уже полностью выдохся.

– Я слишком слаб для путешествий, – срывающимся голосом признался Оп-девять. – Оставь меня здесь.

– Не думайте, что мне не хочется. Вы держали меня за дурачка, Оп-девять. Обманывали, использовали. Ведь вы АНП и считаете, что все вам позволено. Но мне плевать на ваш драгоценный Устав. Есть вещи, которых делать нельзя, и пусть на них подпишется весь мир – лучше они не станут.

Я закрыл ноутбук и сунул его в вещмешок. Все тело горело, а при движениях прыщи, которые теперь еще и чесались, натирала одежда. Все это отвлекало, а я и в более благоприятных обстоятельствах неважно сосредоточивался.

Я решил, что лучше уйти из номера и ждать машину в вестибюле. В теории это было проще, чем оказалось на практике. С Оп-девять на одном плече и с вещмешком на другом я рисковал в любую минуту грохнуться и разбить свое прыщавое лицо.

Через пять минут меня тронул за локоть прилизанный брюнет в сером костюме.

– Прошу прощения, – произнес он.

Когда я обернулся, он чуть отпрянул. Наверно, не ожидал увидеть усыпанную мокнущими фурункулами физиономию.

– Меня зовут Альфред Кропп, – представился я.

– Я знаю, кто вы. А я Густав Дальштедт из корпорации «Кенигсегг».

– Вы пригнали машину.

Брюнет улыбнулся и кивнул:

– Меня прислал Альфонсо Нидлмайер. Он сказал, что это срочно. Все верно?

– Еще как!

Дальштедт тронул лямку вещмешка:

– Вы позволите?

Я кивнул. Он повесил вещмешок на плечо, и я вышел за ним через дверь-вертушку. Такая дверь всегда проблема, а вы попробуйте пройти через нее в обнимку с бугаем вроде Оп-девять.

Снаружи было холодно, зато высотные дома принимали на себя основной удар летящих с неба огненных льдин. Мы проследовали за мистером Дальштедтом в переулок за отелем. Там возле мусорного контейнера был припаркован спортивный автомобиль цвета дымчатого заката и с низкой посадкой.

– «Кенигсегг Си-си-ар», – сказал мистер Дальштедт и слегка выпятил грудь. – Самый быстрый серийный автомобиль в мире, мистер Кропп. Обратите внимание на смелый дизайн боковых воздухозаборников и переднего сплиттера. Разработано специально для оптимизации высокоскоростной аэродинамики.

– Просто фантастика, – отозвался я. – Вы не откроете багажник?

Дальштедт растерянно моргнул и повертел в руке брелок с ключом.

– Багажника нет.

Он нажал кнопку на пульте, и двери машины плавно поднялись и повернулись вперед. Я усадил Оп-девять на пассажирское сиденье. Потом взял у Густава вещмешок и затолкал его в тесное пространство за головой Оп-девять.

– Двигатель Си-си-ар усилен центробежной бикомпрессионной системой наддува, – не унимался Дальштедт, как будто я не до конца понимал, насколько мне повезло. – Благодаря двум параллельно установленным компрессорам «Ротрекс» возникает добавочное давление в одну целую четыре десятых бара, и мощность двигателя повышается.

– Колоссально, – согласился я и тут заметил на капоте серебряный логотип: привидение, парящее внутри круга.

– Я вижу, вы обратили внимание на наше привидение. Оно украшает все наши суперкары. Дань уважения Первой шведской эскадрильи.

– Я не большой поклонник призраков, – признался я.

Густав не отлипал и тараторил, как будто его безостановочный треп прилагался к колесам:

– Пиковое значение – восемьсот шесть лошадиных сил при оборотах шесть и девять в минуту. Разгоняется с нуля до шестидесяти за три и две десятых секунды. За три и две десятых секунды, мистер Кропп.

Я опустил ошпаренный зад на водительское сиденье и взялся двумя руками за обтянутый светло-коричневой кожей руль.

– Какая у него максимальная скорость?

– О, это мы не рекламируем, – просияв от гордости, сообщил Густав. – Нашим покупателям мы говорим: двести сорок пять плюс. «Плюс», естественно, зависит от дороги и вашей сознательности.

Итак, мистер Нидлмайер понял меня буквально – я сидел за рулем самой быстрой машины в мире.

Дальштедт передал мне ключи. Я завел двигатель. Машина проснулась и зарычала.

Дальштедт протянул мне кредитку:

– По распоряжению вашей компании на бензин и непредвиденные расходы.

Я взял карточку. Платиновая «Амекс» на имя «Сэмсон индастриз».

– Спасибо, мистер Дальштедт. Огромное вам спасибо. А как закрываются двери?

Густав показал мне кнопку, и двери пришли в движение, но он все равно продолжал говорить:

– Вы наш самый ценный клиент, мистер Кропп! Моя визитка в бардачке. Звоните, если вдруг…

Двери закрылись, и наконец наступила тишина. Я осторожно нажал на газ, и суперкар прыгнул вперед, как зверь из клетки. Выехав из переулка, я резко свернул влево, послышался визг, и задние колеса оставили раздвоенный шлейф белого дыма.

Плевать на дороги. И на сознательность тоже. Я собирался вычислить «плюс» в заявленной скорости.

44

Въезд на девяностое шоссе был перегорожен полосатыми конусами. Я, не раздумывая, смел их с дороги на скорости шестьдесят пять миль в час. Оп-девять чуть подпрыгнул и стиснул зубы. А потом мы уже всерьез превысили скорость. Через двенадцать минут, протаранив по пути еще одно заграждение, мы разогнались до двухсот сорока пяти миль в час и помчались по шоссе И-65 на юг в сторону Индианаполиса.

Было около десяти утра, но из-за низких серых туч, которые заплевывали землю горящими кусками льда, казалось, что уже наступили сумерки. Правда, адский шторм начал слабеть. Я не знал, с чего бы это, но предположил, что орды демонов откликнулись на мою просьбу отступить, чтобы я доставил им товар.

– Там, в тучах, – лица, – тихо произнес Оп-девять. – Ты их видишь?

Я их видел. Искаженные человеческие лица появлялись в небе, становились объемными и снова растворялись. Они смеялись и рычали; одни, с нависшими веками и крючковатыми носами, корчили страшные гримасы, а другие напоминали застывшие маски, но наводили еще больший ужас, чем первые.

– Альфред, тебе о чем-нибудь говорит имя Абалам? – спросил Оп-девять, глядя в пасмурное небо.

– Где-то слышал.

– Это мое имя?

– По-моему – демона. Одного из прислужников Пеймона.

– Пеймона?

– Это тот, который забрал Печать.

Оп-девять повернулся ко мне:

– Печать?

– Печать Соломона. Это такое кольцо, с его помощью можно контролировать демонов. Только оно теперь у Пеймона, и все контролирует он.

– Контролирует… Абалама?

– Всех. Миллионов шестнадцать наберется. Абалам – это, наверное, тот, с кем вы столкнулись в доме Майка. Поэтому вы и запомнили его имя.

Оп-девять покачал головой:

– Это все очень странно. Очень.

– Нашли кому говорить.

– Мы двое против шестнадцати миллионов?

– Скорее – один против шестнадцати миллионов. Вы соображаете вдвое медленнее, чем раньше, а я всегда таким был. Вот такая математика. Шансов, конечно, мало, но всегда есть надежда. Вы сами так однажды сказали. Помните?

– К сожалению, нет. А с другой стороны, я рад, что не помню.

Я кивнул:

– Знакомое чувство, чувак.

Шоссе было пустынным. Лишь изредка попадались брошенные машины, оставленные на медиане или на аварийной полосе. Движения между Чикаго и Луисвиллем не было вовсе, если не считать одного конвоя Национальной гвардии. В крытых брезентом грузовиках перевозили солдат. Пролетая мимо, я заметил, как они удивленно вытянули шею.