Книги, которые читают наши дети, и книги, которые им читать не следует - Юрий Юрьевич Поринец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этих сказках с незаурядным юмором высмеивается хвастовство, высокомерие, суетность, трусость, зависимость от земных благ, праздность, гордость, тщеславие.
Одной из лучших сатирических сказок Андерсена по праву считается «Новое платье короля». Тщеславие короля, который занимается преимущественно своими нарядами, делает его уязвимым перед ткачами-обманщиками. Но не только король в этом государстве подвержен слабостям. Народ с нетерпением ожидает короля в новом платье, видном только тому, кто умен и находится на своем месте, потому что горит «желанием поскорее убедиться в глупости или непригодности своего ближнего». Придворные, боясь разоблачения, восхищаются несуществующей тканью. В результате король без одежды появляется перед народом. И люди молчат, «никто не хотел признаться, что он глуп или сидит не на своем месте». Такова сила тщеславия, ведь боязнь общественного мнения – одно из его проявлений. Но вот маленький мальчик, «невинный младенец», единственный говорит то, что видят все: «Да ведь король голый!» И все люди повторяют эти слова: стоило одному сказать правду, и перед очевидным не может устоять никто. Но король остается пленником своей страсти – он продолжает церемонию. Андерсен предупреждает читателя: перед лицом смерти человек, находящийся в плену своих страстей, окажется ни с чем, «голым». «В чем застану, в том и буду судить», – говорит Бог в Евангелии. Наверное, именно к этим словам отсылает читателя финал сказки.
В сказке «Пятеро из одного стручка» перед нами – пять горошин, которые мальчик из бузинной трубочки отправляет в поля. Тех из них, что мечтали о том, что будет, хвастались («Лечу, мечу, куда хочу! Лови, кто может!»; «А я полечу прямо на солнце»; «Мы дальше всех пойдем»; «Вот настоящий-то стручок! Как раз по мне!»), ожидал бесславный финал. Трех проглотили голуби, а четвертая упала в канаву. Только горошина, говорившая «Будь что будет!», принесла пользу. Она попала в землю, пустила ростки и стала символом надежды, а после – и выздоровления для умирающей девочки. «Господь сам посадил и взрастил цветочек, чтобы ободрить и порадовать тебя, милое дитятко, да и меня тоже! – сказала счастливая мать и улыбнулась цветочку, как Ангелу небесному». Единственное, в чем в этом мире есть смысл, – приносить радость окружающим. И если на это способна обыкновенная горошина, то что же говорить о человеке!
Финал сказки заслуживает того, чтобы его процитировать полностью (речь здесь идет о четвертой горошине, которая попала в канаву и разбухла). «Как я славно раздобрела! – говорила горошина. – Право, я скоро лопну, а уж большего, я думаю, не сумела достичь ни одна горошина. Я самая замечательная из всех пяти!
Канава была с нею вполне согласна.
А у окна, выходившего на крышу, стояла девочка с сияющими глазами, румяная и здоровая; она сложила руки и благодарила Бога за цветочек гороха.
– А я все-таки стою за мою горошину! – сказала канава».
Насколько ничтожным и нелепым выглядит в сказке стремление добиться успеха, быть выше других, самодовольство! Насколько смешной выглядит канава, считающая свою горошину лучше (только потому, очевидно, что она ее), рядом с чудом выздоровления девочки, рядом с ее искренней благодарностью Богу.
У писателя есть сказки, которые посвящены расплате за совершенный проступок. И это наказание не бывает легким. Несмотря на то что смысл этих сказок в том, что Бог ведет человека к покаянию, что Милосердие Божие неисчерпаемо, читаются они с тяжелым сердцем. Детальное описание мук грешников, страшные образы делают эти сказки не всегда приемлемыми для детского чтения. («Злой князь», «Ветер рассказывает о Вальдемаре До и его дочерях», «Эльф розового куста», «Епископ Берглумский и его родич», «Анне Лисбет», «Девочка, наступившая на хлеб», явно не для детей написана мрачная сказка «Тень».)
В центре внимания сказки «Красные башмаки» история бедной, но очень тщеславной девочки Карен, сознание которой всецело поглощено собственными красными башмаками. Только о них она думает во время крещения, ей нет дела до Бога, девочка занята своей красотой, тем впечатлением, которое она производит на окружающих. Карен преклонила колена перед алтарем, и золотая чаша приблизилась к ее устам, а она думала только о своих красных башмаках: «они словно плавали перед ней в самой чаше…» Девочка поддается искушению, бесовскому соблазну, ее сознание мутит, оно занято только башмаками, поэтому они видятся ей вместо Св. Тела и Крови Господней. Карен еще не исчерпала своей меры – Бог еще терпит ее грехи.
Но вот девочка предпочла отправиться на бал вместо того, чтобы ухаживать за своей смертельно больной благодетельницей, рассуждая при этом: «Она посмотрела на старую госпожу, которой все равно было не жить, посмотрела на красные башмаки – разве это грех?» Карен любит только себя, живет ради собственного удовольствия, ее интересует только блеск («Да, блестят!» – говорит она о башмаках при примерке). И вещь приобретает над ней власть, Карен теряет волю, ее ноги пляшут, и она не может остановиться, избавиться от башмаков.
Девочка видит Ангела в белом одеянии, со строгим лицом: «Ты будешь плясать, – сказал он, – плясать в своих красных башмаках, пока не побледнеешь, не похолодеешь, не высохнешь, как мумия! Ты будешь плясать от ворот до ворот и стучаться в двери тех домов, где живут гордые, тщеславные дети; твой стук будет пугать их! Будешь плясать, плясать!..
– Смилуйся! – вскричала Карен». Но башмаки влекут ее дальше, и она не слышит ответа Ангела. На этом эпизоде следует остановиться подробнее. Грех Карен ужасен, уродлив, но все-таки она ребенок, и то, что она не слышит слов Ангела, – страшно. Андерсен увлекся в этой сказке изображением возмездия за совершенный грех. Милосердие Божие может совершиться только при глубоком, подлинном покаянии, – подчеркивает Андерсен. То, что Карен просит Ангела о милости, еще не раскаяние.
Образ же танцующей девочки, стучащейся в окна к тщеславным и непослушным детям, – это картина в духе произведений Гофмана, такое может привидеться только в страшном сне. Здесь, к сожалению, сказка запугивает тщеславных и гордых детей, чтобы они не были похожи на Карен. Пугать ребенка вредно для его сознания, что уже отмечалось в I части нашей книги. Запугивать же ребенка наказанием за грехи вряд ли целесообразно. Это может отвратить его душу от Церкви.
Одна из последующих сцен не менее ужасна. Карен стучится в дом палача, исповедует ему свой грех, он отрубает ей ноги, и они, танцуя, мчатся по полю отдельно от девочки (!).
