Игрушка императора - Елена Звездная

Серые глаза сверкнули ярче, затем кесарь улыбнулся… ласково. Указал на свитки и сборники и задал вопрос:

— А это мне как понимать?

Интересный вопрос, но у меня есть ответ:

— Супруг мой, — я позволила себе невинную улыбку, — что предосудительного в том, что я возжелала ознакомиться с указами начала вашего многолетнего правления?

Моя улыбка стала шире, потому как я сказала абсолютную правду. Кесарь усмехнулся, и редкие, насмешливые аплодисменты стали моей наградой. Впрочем, на этом разговор не закончился.

— Коварная моя, — Араэден поднялся, отчего его серебристо-белые волосы скользнули по плечам, отвлекая взгляд от льдисто-дымчатых глаз, — а как же ты объяснишь тот прелюбопытный факт, что сии законодательные акты и сборники законотворчества периода начала моего правления были украдены по твоему приказу?

Резонный вопрос. С тяжелым вздохом даю резонный ответ.

— Прошу простить мою… неразборчивость в средствах, — максимально честно смотрю на кесаря, — я использовала наиболее привычные для себя пути получения информации. — И, не сдержавшись, несколько язвительно добавила: — К сожалению, все никак не привыкну к статусу правительницы.

— Ах вот как! — кесарь сделал шаг, вплотную приблизившись ко мне. Стальные пальцы прикоснулись к подбородку, вынуждая запрокинуть голову. — И что же мешает моей юной супруге осознать факт своего замужества?

Стоило бы смолчать, особенно учитывая вчерашнюю демонстрацию силы, но я отчего-то сказала:

— Народонаселение вашей спальни!

Охнул кто-то из присутствующих, подтверждая и мое собственное осознание сказанной глупости. А я зажмурила глаза, не в силах после случившегося взирать в эти замороженные кристаллы, которые на таком близком расстоянии мало походили на органы зрения…

— Катриона, — неожиданно мягко произнес император.

Глаза я открыла и поразилась странному выражению на лице супруга — кесарь не улыбался, напротив, был крайне задумчив и даже несколько озадачен.

— Кари Онеиро… ты ревнуешь… — меня внезапно отпустили.

Кто? Я? Мне что, больше заняться нечем?!

Кесарь махнул рукой — и присутствующие поторопились нас покинуть. Взглянул на лорда Аласта и бросил ледяное:

— Вы прощены.

Лорд также нас покинул, с трудом поднявшись с колен.

Когда дверь захлопнулась, я осталась наедине с самым страшным человеком в Рассветном мире и мыслями, которых старалась не допускать. Не думать, не думать, не думать…

— Не думай, — неожиданно мягко согласился кесарь, опрокидывая меня на заваленный бумагами стол.

Дальше произошло нечто мне непонятное, потому как не особо логичное: одна рука супруга обхватила затылок, не позволяя отвернуться, вторая почему-то оказалась везде и разом, а вот губы… Губы кесаря накрыли мои собственные, ласково, страстно и в то же время настойчиво и целеустремленно размыкая мои уста с весьма определенными намерениями… Вот только я сдаваться не собиралась!

— Упрямая моя, — ласково произнес кесарь.

Сопротивление капитулировало в то же мгновение… И стоило мне смириться с происходящим, как действия супруга стали значительно нежнее, впрочем, я практически ничего не испытывала ровно до того момента, как губы кесаря не спустились к шее, и вот тогда все тело охватило странное предвкушение чего-то приятного. Какое-то загадочное это место у меня — шея, никогда не думала, что поцелуи именно сюда могут заставить стать невероятно чувствительным все тело. И ведь супруг явно это знал, и мелькнула мысль, что трехсотлетний опыт обращения с женщинами в кесаре, несомненно, ощущается…

Уже в следующее мгновение я растворилась в нахлынувших ощущениях, отстраненно рассуждая, что за такое и магии в очередной раз лишиться можно…

— Что?! — прошипел мой супруг, прекратив довольно-таки приятные действия.

Я же открыла глаза, попыталась совладать со сбившимся дыханием и осознала, что со стороны мы должны презабавно смотреться: я, лежащая на столе среди древних свитков и талмудов, и кесарь, склонившийся надо мной и продемонстрировавший на практике свои знания и умения. И я с удивлением отметила, что после очередной демонстрации супругом своего немалого опыта сражений на любовном фронте мысли как-то разбегаются.

— Кстати, — я вдруг вспомнила одну прелюбопытную деталь, — а где сейчас ваши бывшие возлюбленные?

Супруг чуть отстранился, пристально взирая на меня льдисто-дымчатыми глазами, и задал свой, весьма неожиданный для меня вопрос:

— Коварная моя, как далеко ты продвинулась в своих изысканиях в отношении моей персоны?

Запоздало вспоминаю, кого пыталась вызвать на откровенность… становится страшно… очень…

— Итак, — кесарь вновь склонился и теперь, разговаривая, касался губами моих губ, — подведем итог: ты отыскала сведения, позволившие сделать выводы о моих способностях поглощать магию. А я все пытался понять, зачем тебе эта пыльная рухлядь!

Я вздрогнула, кесарь насмешливо ухмыльнулся, но в этом положении я скорее ощущала его улыбку, чем видела.

— И ты, догадливая моя, решила найти того, кому можно задать нужные вопросы… Вишневый остров, не так ли?

О Великий Белый Дух, помнишь, я тебя о чем-то просила? Забудь! Подари мне ума побольше!

— Ум у тебя есть, — так как глаза мои были в тот момент зажмурены, осторожный поцелуй я ощутила особенно ярко, — а опыта маловато, коварная моя.

И кесарь исчез. В том, куда он отправился, у меня сомнений не было. Сомнения имелись в отношении сохранности моей собственной жизни по возвращении супруга!

Недолго думая, гордая принцесса Оитлона так же гордо… сбежала к любимому папочке… И не то чтобы кесарь в беседе с Мейлиной выяснил что-то уж совсем для него новое в отношении меня, а все же у шенге оно как-то безопаснее… И кесарь вроде отходчивый.

Дорогой сердцу охт встретил меня гнетущей тишиной. Расшитые бусинками кусты и деревья радовали взор, но больше радоваться было нечему. Такое ощущение, что все всё бросили и исчезли в один миг! Грустная и печальная я ходила между покинутыми тиопи и не могла понять, что случилось. Не выдержав, остановилась и заорала:

— Шенге-е-е!

А в ответ тишина…

И только я собиралась совершенно не по-королевски удариться в панику, как вдруг из окружающего охт леса шагнуло чудище… Высокое, широкоплечее, темно-волосатое, но при этом и на голове шевелюра была примечательная и почему-то совершенно белая…

— Кто? — на ломаном оркском вопросило меня оркообразное чудище, вскинув копье.

— У… у… утырка, — упавшим голосом ответила я.