Новый Мир ( № 12 2008) - Новый Мир Новый Мир

— Инна, — сказал он.

Она повернула к нему лицо, оно было сосредоточенным и отстраненным.

— Как вы? — Он подошел и сел рядом с ней и вдруг ощутил ее тоску, и усталость, и тихое, покорное отчаяние.

— Он не вспомнил, — сказала она. — Он меня не узнал.

— Инна…

— Не захотел, — повторила она безжизненно. — Этот, с песьей головой… судья… был прав, это он от меня бежал, я его… слишком любила, а это... сейчас он не хочет… даже вспоминать.

Она всхлипнула и утерла нос рукой.

— Ему так лучше, — сказал он неуверенно.

— Не знаю. — Она покачала головой. — Я даже не могу поговорить с ним, он просто… А вы как? Нашли свою? Ее Рита зовут, да?

— Да, Рита, — сказал он. — Нашел. То есть…

— Что-то не так?

— Все не так, — сказал он. — Инна, понимаете, Инна, мы не отсюда. То есть мы уже не понимаем их. А они — нас. Что они тут делают? Зачем? Откуда нам знать? Они меняются, Инна. И мы меняемся. Ну вот. Все.

Он помолчал. Как хорошо, что она рядом, подумал он, я бы сошел с ума, если бы сидел тут один.

— Мы меняемся, — сказала она печально. — Они — нет.

Может быть, подумал он, но тогда… Что-то же делается с ними. Или… мы просто видим то, что раньше было скрыто от нашего пристрастного взгляда?

— Видак, — сказал он.

— Что?

— Видак, я привез его из Японии. И фильмы, такие, знаете... Ну, если коротко, порнофильмы. За это сажают, но кто бы тронул дочку Панаева? Ее мужа? И мы… собирали друзей, покупали выпивку… это было, ну, весело, мы были молодые и веселые и в грош не ставили всякие... ну, в общем, весело, и я вышел провожать Калязиных, поймать им машину,

а она осталась и еще один человек. Мой приятель, однокурсник. И когда я вернулся…

— Понятно, — сказала Инна.

— Я думал, это из-за... ну, мы все смотрели, когда смотришь, то… Никогда не напоминал ей. Больше.

— Вы же любите ее? — спросила Инна строго.

— Инна, я не знаю. Боже мой, как я ее любил, как тосковал, когда… когда ее не стало! А теперь я думаю — кого я помнил? Как бы не совсем ее, ее другую, не знаю, как сказать. Мне казалось, я помню все, даже это, но ведь… Память подчищает за людьми, Инна.

— Она же вас узнала! Это такое счастье, такая редкость.

— Наверное, — сказал он устало.

— Просто примите ее такой, какая есть, и все. Уведите отсюда. А там, за Рекой, все можно начать сначала.

— Ничего нельзя начать сначала, Инна. Можно только… реставрировать, имитировать, врать. Как Пал Палыч, да? Она жива или нет, его Анна Васильевна? Он ведь и сам не знает. От нее землей пахнет, Инна.

Инна зажмурилась и затрясла головой.

— Замолчите, — сказала она. — Замолчите, замолчите, замолчите.

— Не врите себе, — сказал он жестко. — Их не вернуть. Собирайтесь, пойдем.

— Куда?

Он неопределенно махнул рукой:

— Пойдем отсюда. Это их мир. Мы тут чужие. Я… Я не лгал вам, Инна, тогда. Я правда вас… у меня больше никого нет. Только вы. Да, вы правы, можно начать сначала, но не так. По-другому. Вместе. Вдвоем. Нам будет легче. Мы будем поддерживать друг друга. Согревать. Мы будем жить, Инна. Это и есть все, ради чего… имеет смысл…

— Он вспомнит, — сказала она.

— Что?

— Рано или поздно он вспомнит. Здесь некуда торопиться. А я больше не буду ему мешать. Вот честное слово. Не буду спрашивать, куда он пошел, что за друзья… почему табаком пахнет, откуда деньги, здесь полно места, я буду жить отдельно, а он — сам по себе. Он вспомнит.

— Вы ему будете рассказывать про Буратино? — спросил он горько. — Про Бибигона?

— Я ему буду рассказывать про него. Как он рос. Как болел корью. Что он любил. Как мы ходили в зоопарк. Он вспомнит.

— Он не вспомнит, Инна. Это вы забудете.

— Нет.

— Здесь все забывают. И вы забудете.

— Я не забуду. Я люблю.

— Инна, — сказал он. — Я люблю вас.

— Как он плакал, когда большие мальчишки отобрали у него мяч. Как…

— Я люблю вас.

— И он вспомнит.

— Инна, — сказал он. — Инна, Инна, Инна… У вас имя — точно кричит птица. Я полюбил вас еще тогда, еще в самом начале пути, просто не давал себе осознать это, но я вижу вас, даже когда вас нет со мной. Как вы хмуритесь. Как улыбаетесь. Нам не понять их, Инна. Пока мы сами не перейдем Реку на… общих основаниях. Я не стану обещать вам, что мы и за Рекой останемся вместе. Как я могу? После всего, что… Но мы можем — жить.

Он схватил ее узкое лицо в ладони и повернул к себе. Темные глаза смотрели на него не мигая, и он уронил руки.

— Я не забуду, — сказала она. — Я просто… буду приходить к нему и рассказывать. Ведь я же помню, как мы ходили в зоопарк. Ему понравились медведи. И слоненок. Слоненок был совсем маленький, у него на коже рос пушок. Смешной такой пушок.

— Инна, — повторил он.

— И потом мы пошли есть мороженое, — продолжала она. — В кафе, там были такие полосатые зонтики, и я уронила мороженное себе на юбку, а…

— Пожалуйста, — сказал он. — Пожалуйста, уйдем отсюда. Не надо. Уйдем отсюда.

— А он так расстроился, что заплакал. Потому что я испачкала юбку, заплакал. Ему было… сколько тогда ему было? Или нет, это было не тогда, а… И я ему говорю — Митя…

— Его зовут Юра, — сказал он тихо. — Вашего сына зовут Юра.

— Вовсе… — Она нахмурилась.

— Инна, умоляю, пойдемте отсюда. Вы уже забываете.

— Ничего я не забываю, — рассеянно сказала она. — Не мешайте.

Он встал. Трасса вдали затихала, потому что наступил вечер. Наверное, последний теплый вечер в этом году. Или предпоследний. Скоро на улицах зажгутся фонари. Люди вернутся с работы. Женщины начнут готовить ужин, а мужчины наверняка усядутся перед телевизором и раскроют свои газеты. Скорее всего.

Он оглянулся на нее.

Она сидела, охватив ладонями плечи, и что-то беззвучно шептала. Наверное, про зоопарк, подумал он. Наверняка они ходили смотреть птиц, но в зоопарке неинтересные птицы. Чужие.

— До свидания, Инна, — сказал он, но она даже не подняла головы.

И он прошел между двумя пятиэтажками туда, где сквозь просветы в домах виднелся пыльный сквер. Он знал, что, если пересечь квартал, можно выйти к трассе, и если идти в правильном направлении, то рано или поздно дойдешь до вокзала, и проходящие поезда будут замедлять ход и останавливаться на краткий миг у платформы с холодными фонарями, и часы с башенкой будут светиться в южной синей ночи, показывая правильное время.

Собака, отбежав от своего седого хозяина, подскочила к нему и ткнулась носом в колени. Он потрепал ее по голове, она махнула хвостом и вновь убежала, нарезая круги вокруг своего человека, которого находила всегда, как бы далеко от него ни убегала, которого нашла и здесь, за Рекой. И спокойный, подтянутый старик улыбнулся, махнул ему рукой и пошел прочь по пустой асфальтовой дорожке.

Посиди еще хоть немного

Данил Файзов (Файзов Даниил Павлович) родился в 1978 году в Красноярском крае. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Публиковался в литературных журналах и альманахах, автор книги стихов “Переводные картинки” (М., 2007). Работал в московской системе клубов ОГИ-Пироги-Билингва продавцом книг и товароведом. Вместе с Ю. Цветковым организовал литературный проект “Культурная инициатива”. Живет в Москве.

*      *

  *

Никогда не кончиться детству,

голубому шару не сдуться.

Анна Русс

никогда не кончится детство говорила мячу татьяна

это пирог для которого ты собираешь щавель ревень

и ни ты ни я не виноваты, это барто это ей на рифму наступил медведь

это корзины грибов это кружки для ягод это под молоко стаканы

это в учебнике русского языка слова деревянны

ты улетаешь в речку я остаюсь реветь

так и будет ты будешь плыть я смахну слезу

а соседский пацан будет кидаться камнем сосновой шишкой