Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика) - Жюль Верн

Между тем мы продолжали идти, и обширная песчаная равнина, казалось, не имела границ. Я раздвигал руками воду, как бы облегчая движение вперед; следы моих шагов немедленно сглаживались водой.

Вскоре формы предметов, едва видные издали, стали ясно обрисовываться. Передо мной предстали изумительно красивые очертания скал, испещренные разнообразными и красивыми видами зоофитов. Я был фазу поражен особым эффектом этой среды.

Было 10 часов утра. Солнечные лучи, падающие на поверхность волн под косым углом и преломляемые водными слоями, как призмой, окрашивали приютившиеся на скале растения, раковины, полипы во все семь цветов радуги с их оттенками. Это было чудесное зрелище, праздник цветов и их переливов, настоящий калейдоскоп красного, оранжевого, зеленого, желтого, фиолетового, синего и голубого цветов. Я сожалел, что не мог сообщить Конселю впечатлений, охвативших мой мозг, и соперничать в изъявлении восторгов. Как жаль, что я не умел обмениваться мыслями посредством условных знаков, как это практиковал капитан Немо и его товарищ. В утешение мне оставалось говорить с самим собою, и я стал кричать в медный колпак, защищавший мою голову, тратя на бесполезные фразы воздуха больше, чем это следовало.

Открывшееся нашим взорам чудное зрелище заставило Конселя так же, как и меня, остановиться. Очевидно, Консель при виде зоофитов и моллюсков принимался их классифицировать.

В это время подошел капитан Немо. Он остановился, показал рукой на какую-то темную массу.

Это лес острова Креспо, подумал я, и не ошибся.

Глава XVII

ПОДВОДНЫЙ ЛЕС

Наконец мы подошли к опушке леса, без сомнения лучшего из беспредельных владений капитана Немо. Он считал его своей собственностью и владел им на тех же правах, какими пользовались первые люди в первые дни творения мира. Да и кто бы мог оспаривать права на подводную собственность? Какой другой более смелый пионер решился бы проникнуть сюда с топором в руке, чтобы расчищать эти чащи?

Лес состоял из больших древовидных растений, и как только мы проникли под его громадные своды, меня крайне изумило особое расположение ветвей этих растений, которые я в первый раз наблюдал.

Ни одна из трав, покрывавших почву, ни одна из ветвей деревьев и кустарников не сгибалась и не расстилалась в горизонтальном направлении. Все подымалось к поверхности океана. Всякий стебель, всякая лента, как бы тонки они ни были, торчали так же прямо, как железные прутья. Фукусы и лианы в силу плотности окружавшей их стихии расстилались по строго перпендикулярным линиям. Они были неподвижны, и если я раздвигал их руками, они тотчас принимали прежнее положение.

Я вскоре привык к этому странному тяготению по прямой линии кверху, так же как и к той относительной темноте, которая нас окружала. Почва леса была усеяна острыми обломками. Подводная флора показалась мне весьма богатой, богаче, чем под арктическими и тропическими зонами. В продолжение нескольких минут я не мог разобраться в произведениях различных царств, принимая зоофитов за водоросли, животных за растения. Да и кто бы не впал в такую ошибку? Здесь, в этом подводном мире, фауна и флора так близко соприкасались друг с другом!

По моим наблюдениям, все представители растительного царства прикреплялись к почве весьма слабо. Лишенные корней, индифферентные к твердой или известковой почве, песку, валуну или голышу, которые их поддерживали, они от них требовали не питания, а лишь точки опоры. Вот почему все эти подводные растения производят как бы сами себя, и основу их существования составляет вода, которая их питает и поддерживает. Большая часть из них вместо листьев имеет пластинки весьма причудливой формы и с ограниченной гаммой цветовой окраски, в которую входят цвета: розовый, зеленый, оливковый, рыжий и коричневый. Здесь я встретил, но в более натуральной окраске, чем в гербарии «Наутилуса», полипов-павлинов, развернувшихся пером, как бы поджидая дуновение ветерка; червленых церамий, ламинарий, протянувших свои желтые отростки, употребляемые в пищу; нитевидных нереоцистей, вытягивающихся на высоту пятнадцати метров; роскошные букеты ацетабулов, стволы и стебли которых утончаются кверху, и много различных и важных растений, но лишенных цветков. «Любопытная аномалия причудливой стихии, в которой животное царство цветет, а растительное никогда не дает цветов», по выражению одного остроумного натуралиста.

Среди этих различных растений, по величине своей не уступающих размером деревьям умеренной зоны, во влажной тени росли настоящие кустарники с живыми цветами, изгороди из зоофитов, на которых распускались полосатые меандрины с извилистыми бороздками, желтоватые кариофилии с прозрачными щупальцами, пучки травовидных зоонтер и, для довершения иллюзии, рыбки-мухи перелетали с ветки на ветку, словно рой колибри, тогда как желтые леписаканты с челюстями, усаженными острыми пластинками, дактилоптеры и моноцентры, подобно бекасам, поднимались из-под наших ног.

Около часа капитан Немо подал сигнал для отдыха. Что касается меня, я был этим очень доволен, и мы растянулись под беседкой из алларий, длинные стебли которых тянулись кверху, как стрелы.

Несколько минут отдыха показались мне восхитительными, недоставало только удовольствия от беседы. Невозможно было ни говорить, ни отвечать. Я приблизил свою толстую медную голову к голове Конселя и видел сквозь стекла, как его глаза блестели от удовольствия, в знак чего он весьма комично качал своим медным шлемом.

Меня весьма удивляло, что, несмотря на нашу прогулку, продолжавшуюся почти четыре часа, я не чувствовал голода; чем объяснить это, я не знал. Но зато у меня явилось непреодолимое желание заснуть, как это испытывают все водолазы. Мои веки отяжелели, невольно смежились, и я погрузился в глубокий сон. Все последовали моему примеру.

Не знаю, сколько времени продолжался мой сон, но, когда я проснулся, солнце уже склонялось к горизонту. Почти одновременно со мной проснулся и капитан Немо, так как я заметил, что он лениво потягивается. Но одно неожиданное явление заставило меня быстро вскочить на ноги.

В нескольких шагах от меня чудовищных размеров морской паук высотою в метр смотрел на нас своими косыми глазами и готовился броситься на меня. Хотя материя моего скафандра была достаточно плотна, чтобы защитить от укусов этого животного, тем не менее меня охватил ужас. Как раз в эту минуту проснулись Консель и товарищ капитана Немо. Капитан указал матросу на это отвратительное животное, и тот одним ударом приклада ружья убил его; однако чудовищные лапы морского паука продолжали двигаться в сильных конвульсиях.