Ведьмак - Виталий Гладкий

– Поди знай…

– Да, Зосима, распустил ты свой народ… Горе вам, берендеи!

Спиртное явно добавило в мои речи патетики. Мне было хорошо и уютно даже в таком, мягко говоря, не очень приспособленном для розовых мечтаний месте, как неухоженная охотничья избушка.

– Дык, это… какой народ?

– Кто старшой на деревне? Ты. Считай, голова. Или староста. А у тебя тут разные подозрительные личности живут. И конечно же, без прописки.

– Какая прописка!? Иво, ты чего? С луны упал?

– Ты в район докладывал, что в деревеньке обосновалась секта… скорее всего, сатанистов какого-то толка? (Их много, не поймешь, во что они веруют, и какой нечистой силе поклоняются). Конечно же, нет. А это серьезное упущение по службе. Которое влечет за собой выговор с занесением в личное дело. Или десять суток гарнизонной гауптвахты.

– Я что, крайний, чтобы докладывать!? – обиделся Зосима. – Я не сексот.

– Вот те раз… Ты живешь старыми понятиями. Это раньше были сексоты, благодаря доносам которых людей отправляли в лагеря ни за что и пачками. А теперь такие люди самые сознательные граждане новой демократической страны. Надо брать пример с Америки. Там каждый добропорядочный янки обязан стучать на соседа.

– Дык, это, Америка нам не указ. У нас доносить зазорно.

– Но доносят же?

– Доносят. А я не буду. Еще чего…

– Понял. Не хочешь с ментами связываться. У тебя к ним давняя «любовь»…

– Не хочу и все!

– Ладно, ладно, не дуйся. Я пошутил. Меня во всей этой истории волнует лишь один момент: что ищут эти черноризцы и очкатый Кондратка? Уж не одно и то же? Кстати, Кондратка с этими… христопродавцами, как ты их называешь, общается?

– Было дело… – Зосима смачно сплюнул на пол. – Ходил к ним в гости. Но они его быстро отшили.

– Откуда знаешь?

– Сорока на хвосте весточку принесла.

– И это ясно. Чай, баба Федора нашептала тебе эту новость на ухо.

– Угу, – не стал запираться и отнекиваться Зосима.

– И как он после этого посещения?

– Как все, – весьма уклончиво ответил Зосима.

– То есть, теперь обходит избу Киндея десятой дорогой…

– Ну… где-то так.

– М-да… Этот черный ворон с клюкой, я вижу, запугал всех. Плохой человек, редиска. И я, как человек православной веры, не могу мириться с таким безобразием. Нужно что-то предпринимать. Это теперь мой девиз.

– Слушай, они тебя трогают!? – рассердился Зосима. – Пусть их. Живут себе и живут. Людям помогают…

– Ну да, ну да… Муку раздают и сахар. По два кэгэ на душу, раз в год. Благодетели… А кое-кому, – я зло прищурился, – перепадает и казенка. Чтобы глаза замылить. Что молчишь, нечем крыть?

– Дык, это… ну, в общем… – Зосима окончательно запутался в своих суматошных мыслях и умолк.

Я решил пожалеть его и на время оставил тему черноризцев. В данный момент меня больше занимала личность Кондратки. О нем я и спросил:

– Как мне стало понятно из рассказа бабы Федоры, очкарик ходит по деревне и пытается брать интервью у наших аборигенов. О чем он расспрашивает?

– А, пустяки… – отмахнулся Зосима.

– И все же?

– Монах его интересует.

– Какой монах? – спросил я удивленно.

– Ну тот, что квартировал у Киндея. Еще при царе. Помнишь, я тебе рассказывал?

– Конечно, помню.

Монах! Получается, что Кондратка тоже ищет древние сокровища?

Но он не ходит по лесам (так, по крайней мере, мне доложила баба Федора), и, глядя на его интеллигентные руки (правда, с некультурно обгрызенными ногтями), я мог бы побиться об заклад на большую сумму, что тяжелее рюмки с водкой они давно ничего не держали.

– И что конкретно его интересует? – спросил я, неизвестно отчего начиная волноваться.

– Говорю же тебе, сущие пустяки. Он хочет узнать, где точно жил монах.

– Что значит – где? Ты же сам мне говорил, что у Киндея.

– Правильно говорил. Только снимал он угол не в самой избе, а в овине, что на заднем дворе когда-то стоял. Добротный овин, старой постройки. Грят, он был там еще до прихода Киндея.

– То есть, ты хочешь сказать, что Киндей построил избу не на пустыре?

– Ну.

– И что на этом месте находилось?

– Говорю же тебе – овин. Добротный, большой, на фундаменте, сложенном из дикого камня. Такие у нас не строили. Чужой овин. И очень старый.

– А ты откуда знаешь? Видел его, что ли?

– Знамо, видел, – с достоинством подтвердил Зосима. – Я, конечно, тогда еще мальцом был, но овин хорошо запомнил. Его в тридцать первом году разобрали, когда колхоз начинался.

– Зачем разобрали?

– Чтобы клуб в деревне построить.

– Построили?

– Хе-хе… Как-то не получилось.

– Кто бы в этом сомневался… А куда девался стройматериал?

– Дык, это, свои же и растащили по домам. Первые коммунары. Кому на фундамент, кому на венец… Дерево-то хорошее было, привозное. У нас такого и близко нету. Говорили, что заморское. Пахло, как в церкви.

– Наверное, ты тоже подсуетился…

– Так ведь все стало общим. Но я взял только два бревна. И сразу спрятал. Молод был, боялся… Попилил потом, после войны, на доски и сделал полати. Больно запах мне понравился. Будто в летнем лесу. Лежишь зимой на полатях, на улице мороз, а в избе цветами пахнет. Просто чудеса.

– И где теперь твои чудо-полати?

– Жонка… кажись, вторая, в печи сожгла, пока я был на охоте.

– Чтобы ты бока себе не отлеживал… – Я рассмеялся. – Заботливая.

– Эт точно.

– Я так думаю, сей недостойный поступок супруги был последней каплей, которая переполнила чашу твоего терпения.

– Ну, она, конечно, была не права. Я так это ей и сказал. Напрямую. А она взяла и ушла. Навсегда. Чего, спрашивается? Ох уж эти бабы…

– Не говори, кума, сама пятый раз замуж выхожу… Про то, что ушла, – ладно. А вот полатей действительно жалко. Я предполагаю, что овин был сложен из стволов сандалового дерева. Оно и сейчас дорогое до неприличия, а в старые времена ценилось едва не на вес золота. Это и вовсе чудеса. Как оно сюда попало, кто его привез? И вообще – зачем кому-то надо было ехать в лес со своими дровами? И ныне стройматериала кругом сколько хошь. А тогда леса и вовсе были дремучими, нетронутыми. У кого-нибудь остался хоть кусочек дерева из овина?

– Одни камни, – огорченно покривился Зосима. – Те, что с фундамента. Но они самые обычные. Таких по лесу хватает. Везде разбросаны.

– Понятное дело – ледник притащил. Но ты говорил, что ваши местные ловкачи использовали бревна из разобранного овина для постройки своих изб. Так?

– Так.

– И в чем тогда вопрос? Отщипнем кусочек, понюхаем, на зуб попробуем. Зачем? А ради интереса. Все-таки дело необычное. Думаю, что овин был святилищем какого-то древнего языческого бога.