Боевые паруса. На абордаж! - Владимир Коваленко

Дело короля становится делом общим. Грязные шпаги, собравшиеся под апельсиновой сенью, прекрасно знают, что именно раздоры вокруг серебра пополняют ряды жертв и заказчиков. А воры понимают, что набивает толстые кошели, столь часто в этом городе меняющие владельца!

В том числе и мошну архиепископа, который, подписывая грамоту с распоряжением о выдаче, собственной рукой над подписью начертал: «Сия любезность оказывается мною городским властям единократно и не может быть возведена в обычай». Потом внимательно осмотрел просителя.

— У тебя последняя неделя. Зачем тебе?

— Это как последняя строка в сонете, ваше высокопреосвященство… Пусть точка в конце моей службы будет красивой.

Прелат вздохнул. Поставил подпись, но бумагу отдать не спешил.

— Проповедовать не тянет? Держись. Ох, стоило тебе идти на теологию!

Диего промолчал. Стихи, лекции и шпага — неужели этого мало?

— Занятий тебе хватает сейчас, — архиепископ словно мысли прочел, — но что будет, если ты их потеряешь? Или еще что-нибудь случится, такое, чего я и угадать не могу? Рядом с одним юристом молния ударила — помнишь, что вышло?

Вышел Лютер, пытавшийся исправить католическую веру — и ввергнувший мир в столетие религиозной войны. Но…

— И не рассказывай о верности католической и ортодоксальной вере и матери Церкви… Лютер тоже начинал искренним католиком. Инквизиция, подозреваю, тебя бы сожгла или предписала перейти на теологию… Я…

Архиепископ вздохнул еще раз. Протянул подписанную грамоту.

— Ступай. Исполняй долг… и помни о короле и вере!

В присутствие поджигателя ведут, как на казнь, — по бокам десять стражников, впереди альгвазил с жезлом, рядом вместо священника алькальд. Говорящий также вкрадчиво и тоже призывающий к покаянию, но с заботой не о душе, а о теле.

— Послушай, к чему тебе пытка? Скажи сейчас, кто тебе заплатил! Если я возьму тварь раньше, чем та смоется из города, тебя и пытать-то не придется. Повисишь на дыбе, совсем как свидетель. Почти не больно. И к гарроте пойдешь своими ногами, умрешь, сидя на стуле, как порядочный католик. Замолвлю словечко… А нет, так все равно запоешь. Раньше, позже… Только если мы упустим нанимателя, тебя, дружок, придется сжечь. Вместе с еретиками. А там — закопают, выроют, вывезут к Санлукару камбалу кормить… Тебе такого надо?

Обреченный молчит.

— Тебе ведь сказали, что убежище в Соборе надежно, так? Солгали, негодяи! Так почему ты должен выгораживать тех, кто тебя убил? Они что-то пообещали? Не тебе. Семье, близким? Неважно, плохое или хорошее, ты убедился, каково им верить. Назови имена сейчас, и мы спасем твоих родных от худшего — если ты подаришь нам время…

Увы. Палачу достается работа — Диего сидит рядом со строчащим протокол писарем, рисует закорючки на листе бумаги. Записывать нечего, кроме воплей и проклятий. Бессмысленных? О, нет! Диего решительно встает.

— Дожимайте без меня. Есть мысль… И мне стоит ее проверить. Срочно.

Мысль простая, глупая. Действительно, достойная легавой. Даже «мясной» собачке пришла бы умней. Но лучших нет и, пока не взошло Солнце знания, стоит поискать ответа под фонарем очевидности.

История двенадцатая с результатами драки, подслушиванием и длинными беседами

Севилья узнает все, и скрытое скорей, чем явное. На этот раз днем друзей у судьи больше, чем врагов, — по крайней мере, в открытую. Со всех сторон сыплются приветствия, от злопыхателей тоже. Неважно, дурное или хорошее дело ты совершил, если достиг невозможного, а выдача преступника с соборных задворок еще вчера казалась немыслимой. Найти дом купца, у которого вчера горело, труда не составило. Шаг сквозь неплотно прикрытую дверь в дворик-патио, по лицу растекается прохлада от тени, из фонтана торчат ноги, затянутые в ливрейные штаны. Живые: дрыгают. А вот человечек под покосившейся пальмой тих и неподвижен.

Ставня приоткрыта.

Диего приваливается к стене возле самой щелки, прижатый к губам палец требует тишины. Алькальд — весь внимание, уши не должны упустить ни одного слова из происходящего внутри разговора. Два голоса, один незнакомый, другой поднимается из памяти, но никак не достигнет сознания. Он звучал давно, он нес опасность…

— Итак, — опасным голосом.

— Склад запалил я сам.

Спокойно, открыто, словно терять нечего. Да, поди, так оно и есть: дворик усеян следами торопливых сборов. Кое-кто собирался бежать, да не успел. Да, бывает, оброненная монетка и под фонарь прикатывается. А потерпевший оказывается самым что ни на есть злоумышленником.

— Зачем? — продолжает опасный голос. — За поджог положен костер. Если бы сгорело хоть что-то, что принадлежит не вам… А так будет штраф. Запрет содержать склады. Вероятно, изгнание из города.

— А что мне оставалось делать… Надежда была.

— Это-то с чего?

— С того самого. — Пауза, словно говорящий подчеркнул слова каким-то бессильным жестом. — Товар у меня без бумаг. Таможенных.

— Контрабанда?

— Она самая. А у кого не контрабанда? Пошлина-то дороже товара. А тут заказы с новых доков вымели весь ячмень в Кастилии. Пришлось тащить из Арагона… Из Испании в Испанию — да через таможню!

Подслушивающий алькальд кивнул сам себе.

— Вот как? Кому же он шел?

— Им же, докам. Ежели желаете, могу книги показать.

— Озаботьтесь.

Слышны неуверенные шаги купца, тяжелые, как гири башенных весов, и такие же размеренные незваного гостя.

Шуршание бумаги.

— Да, дело короля, — вздыхает опасный голос. — Выходит, что ты обобрал королевскую конницу ради флота? Этот спор решать не мне. Впрочем, со временем он будет разрешен, иными людьми в ином месте, и тогда, быть может, я снова навещу вас. До свидания, почтенный купец.

— Целую ваши но…

Диего не дослушал благодарностей негоцианта — пришлось отскочить от слухового поста, схватиться за рукоять меча. Лучше бы вообще перемахнуть через ограду — но прыгать на два своих роста Диего не умеет, а до ворот добежать не успеть.

Черный силуэт в дверях — и мгновенное узнавание. Тот самый рыцарь Калатравы, что некогда встретился на узкой улочке необмятому новичку. Зато здесь — широкий дворик, а дон Терновник теперь ветеран. Блеск толедской стали — и стальные же слова навстречу:

— Мне некогда, сеньор диестро. Поэтому, если вы не настаиваете на поединке, я удалюсь. — Рыцарь видит, как оружие судьи вновь прячется в кармане мантии, и металл из голоса уходит. — И по возможности не трогайте Кальяри. Он прохвост, как все италийцы, но все же королевский поставщик.

— Учту, сеньор. Доброго пути.

Дневная тень скрывается за воротами.

Что ж, пора переменить действие: были купец и рыцарь, будут купец и судья. Второй за день представитель власти роется в бухгалтерии… Долго роется. За окном бродят побитые слуги, уже, верно, размышляющие, где сыскать нового хозяина, и стражники. Эти просто скучают. Купец плюнул и достал трубочку. Прежде чем набивать, спросился:

— Дозволите надымить?

— Да-да, курите… Кстати, впервые вижу, чтоб человек в собственном доме на пол плевал.

— А дом еще мой?

Диего хмыкнул.

— От вас зависит. Если я решу, что все показания против вас, данные поджигателем и убийцей, облыжны.

— И что может помочь сеньору алькальду прийти к такому заключению? Я, со своей стороны…

— Тссс! — прижимает палец к губам судья. — Если вы мне предложите взятку, доки, что чинят королевские галеры, могут остаться без ячменя. Кстати, что-то цены у вас низехонькие. Чуть ли не в убыток торгуете.

— Так платят хорошим серебром.

— Даже так? Образчик найдется?

Купец принялся радостно шарить по закромам. Лучше отдать часть, чем потерять все. Вот и мешочек серебра. Тяжелый!

— То самое? Точно?

Мгновение — и в монету впиваются зубы алькальда. Потом, словно не насытившись, судья вытаскивает из собственного кошеля другую монету, побольше.

— Твердая, — заключил он, — твердая, как песо. Даже католические короли не били реалов такой пробы.

— Но это королевская монета. Я сам приятно удивлен качеством!

Диего хмыкнул. Достал из бездонного кармана новенький реал.

— Вот это — королевская, — сказал. — Вам для сравнения. Лупу найдете или купите, убедитесь, что штампы отличаются. А еще на поддельной нет таких маленьких буковок… без увеличительного стекла и не разглядеть.

— Вы хотите сказать, что мои реалы — подделка? Поддельная монета, которая лучше…

— …настоящей. Верно. И мне все больше и больше кажется, что все неприятности в порту как-то связаны с этой монетой. Потому — живите. Внимательно смотрите по сторонам. И, как только что-нибудь заметите или узнаете — немедля посылайте ко мне. Стоит мне решить, что вы что-то утаиваете… Не думаю, что ваше дело процветет под пристальным присмотром стражи.