Цельняпушистая оболочка 4 (СИ) - "Бебель"

Но все равно обидно!

— А вообще… Да пошел ты нахуй, долбоеб малолетний! — рявкнул я сквозь притихшую деревянную дверь и не дожидаясь ответа, пошел прочь.

Вот и попрощались, блин. Кто тут еще долбоеб, спрашивается. Еще бы ножкой топнул. Блин, вроде взрослый мужик уже, а все как дурак себя веду.

— Девиз связистов чем громче крикнешь тем дольше слышно. — как ни в чем не бывало громко продекламировал я, сходя со ступенек клиники.

Нефиг свои «переживалки» и «обидки» бойцам демонстрировать. Я их бодрый и наглый придурок-лейтенант. Таким был, значит таким и должен оставаться. Во всяком случае, пока все не кончится.

— А-а-а, вот и… И… И ты наконец. А я тебя искала, а ты вот он где. Подлец. Ни разу ко мне и не… Ох… Не подошел даже. — раздался чей-то пьяный заикающийся голос откуда-то снизу, когда я поравнялся с Кабановым.

Удивленно посмотрев под ноги, я заметил какую-то ярковолосую мурзилку, которая всеми силами боролась с гравитацией, пытаясь оторвать свою задницу от земли. Чему, со всем усердием, пыталась помочь еще какая-то лилипутка. Не «барабанщица» ли?

— Аффи, ну хватит уже. Ребятам пора домой. И нам тоже, правда ведь? — все сюсюкала трезвая малявка своей пьяной подруге.

— А эти двое откуда взялись? Не понял, вы их с собой брать собрались?! — офигел я, глядя то на капрала, то на Пугачева, на что те лишь пожали плечами, мол, «мы не при делах, оно так и было».

— Я тебе уже давно хотела… Ох, ядрена кочерыжка… Хотела сказать! Да. Ты урод! Понял, длинный?! И трус! — снова подала голос девчушка в узкой куртенке, наконец принимая стоячее положения и глядя на меня пьяными глазами.

С секунду потупив в ее хмельные земки, я махнул рукой и уже собрался командовать построение, но алкоголичка все не унималась:

— Но ты мне… Ты мне нравишься… Урод, слышишь? Ты и мне… Вот. Голос такой и на дороге так стукнул, у-у-ух! Но ты такой козел. Ни разу ко мне… Ох…

— Аффи, давай утром, хорошо? Давай утром с ним поговоришь? — вторила ей «барабанщица», пытаясь оттащить свою подругу от меня.

И судя по оскалу Арфы — лучше бы ей это сделать побыстрее.

— Нихера не понял, что это сейчас было. Но полностью согласен! — кивнул я, глядя то на борющуюся с рвотными позывами пьяницу, то на ее эскорт.

Странно. По-моему я ее где уже видел. Не спортсменка ли часом? Ладно, хрен с ними, пускай до других докапываются.

— Так ладно, утром поговорим. Кто бы ты там не была… Взвод!!! В колонну по двое, становись!!! Отставить!

Какие еще колонны, блин?

— Свободным строем, за мной, шагом-марш! — уже заметно тише махнул я рукой и игнорируя парочку странных мурзилок, затопал по тротуару.

Синюшняя кошатина все кричала что будет ждать и что я все равно лох и вообще нифига не самец. Господи, откуда в этом городе столько сумасшедших?

Я молча покачал головой и достал сигарету из своей пачки. Но раздавшийся крик заставил выронить ее на снег.

— Ну пиздец!!! — буквально взорвался Пугачев. — Сраный гаремник какой-то! Аниме ебучее! Сейчас, блять, опенинг заиграет. Цундере галимое! Аска на минималках! Нет, у меня уже конкретно жопа бомбанула! Ну какого хера-то а? Ну как так-то… Заебало уже. Тут люди сгорают. И фелениды тоже. Нашли время… — уже совсем тихо закончил он.

Подобрав сигарету и затянувшись, я лишь покачал головой. Почти ни слова не понял что за херню он орал, но спрашивать как-то стыдно.

— Ну охуеть теперь. — кивнула Арфа, явно соглашаясь с рядовым.

Стоп, она что, поняла его? Блин, да как так то?! Ай, ну вас всех в жопу. Где там эти счетчики-то кстати…

Глава 13

— И вот, стоим мы на плацу, а комбат говорит, «готовь сани летом»! А я сразу струхнул, сани-то со склада я уже спер! А он все продолжает, мол путешествие начинается с первого шага и…

Валентина мало интересовали шаги какого-то давно мертвого комбата. Все что его сейчас занимало, — бочка с чаем в левой лапе и неизвестно откуда взявшаяся тоска в сердце. Впрочем, дракон не был точно уверен в наличии у себя такого важного органа. Он нехотя взглянул на разговорившегося прапорщика, который сейчас явно перегибал с горячительными напитками. Морщинистое лицо мужчины было красным от многочисленной выпивки. Дракон понимал, что разведенный спирт и неинтересные истории из прежней жизни, — всего лишь ритуал покаяния. Прапорщик всем своим видом старался показать, что отнюдь не рад смерти Лукина. Однако дракон ни секунды не обманывался.

«Людям свойственно делать гадости, а потом до-о-олго себя терзать. Чтобы затем все повторить.» — с ноткой разочарования, напомнил себе Валентин.

С чувством досады, ящер приложился к бочке и продолжая игнорировать слова прапорщика, скучающим взглядом осмотрел свое логово. Почему-то дракон всегда предпочитал именно такие места. Освещенные огнем факелов, с земляными полами и такими же потолками. С тесными тоннелями, легким налетом влажности и главное поглубже под землей.

Валентин полагал, что эта тяга к пещерам досталось ему от далеких предков. Вероятно, его мать спроектировала дракона на основе каких-нибудь подземный рептилий, о которых Валентин даже никогда не слышал. А может, все было проще? — под землей ему просто было не так грустно. Парадокс, но на поверхности дракона охватывало ощущение абсолютной тоски. Один лишь вид бездонного неба давил на Валентина, заставляя его все чаще и чаще вспоминать о своем вечном одиночестве. И лишь солнце да луна останутся ему верными спутниками в этой бесконечно долгой и бесцельной жизни.

«Нет, все-таки все дела в древних ящерках. Из какой-нибудь жабы подземной вывела, наверняка. Вот в тесноту и тянет.» — стараясь прогнать от себя невеселые мысли, дракон снова обратил внимания на прапорщика.

Мужчина закованный в подаренные доспехи, что-то тихонько бубнил себе под нос, то и дело прикладываясь к фляге с выпивкой. Он явно желал «накачаться» до отказа, всеми силами излучая из себя сожаление и чувство раскаяния. И ящер все более и более находил это нелепым. Дракон чувствовал, что прапорщик совсем не переживает о случившемся. Даже наоборот, ящер отчетливо ощущал тихую радость человека. Радость от победы и восторг от жизни от того, что Лукин и Солерия мертвы, а Виталий жив. И что именно он может разыграть сценку горечи и самобичевания, а не они.

— Знаешь… Вот есть звери… — прервал ящер бормотания Тараканова.

— Че? — глухой голос дракона застал прапорщика врасплох.

— Вот есть, например, собаки. И они между собой иногда отношения выясняют. Но только рычат и делают вид, что кусаются. Редко когда их разборки заканчиваются настоящей дракой и травмами. Эквалюционно… Тьфу. Эволюционно, сложилось так, что у этих зверей есть острые зубы и большие когти. Если бы они по настоящему враждовали между собой, то просто вымерли бы. Защитный механизм от внутривидовой агрессии. Это как природные тормоза, понимаешь?

Валентин вовсе не ожидал от человека понимания. Ему было все равно. Просто хотелось говорить. Собственное молчание становилось уже невмоготу.

— А у людей нет ни когтей ни клыков…

— И че? — пожал плечами Тараканов и вновь приложился к фляге.

Валентин ощущал раздражение человека. Виталий обижался и злился, что гигант, вместо того, чтобы утешать его, начал разговор на отстраненные темы.

— И ничего. Механизмов у вас защитных нет. — пожал плечами ящер.

Прапорщик разочарованно вздохнул, но протестовать не решился. Проглотив очередную порцию выпивки, он деланно покачал головой:

— А, совсем склероз закусал. Что твоя бл… Бл… Блоха, блять. — борясь с тошнотой, ворчал мужчина. — Я же тебе не рассказывал… Да, не рассказывал! Так слушай…

Глядя на пьяно блеющего Тараканова, дракон с досадой закатил глаза. Не так он себе людей представлял. Совсем не так.

«И что мать в них нашла? Что особенного в этой старой и мелочной букашке? Что выдающегося в его поступках и достижениях? Как таким вообще восхищаться можно? А любить за что? За то что он, не глядя, убивает своих же сородичей, а потом пускает пьяные сопли? Уже пятый раз, а сценарий не меняется. Сейчас надоест меня доставать и он пойдет, найдет какую-нибудь компанию себе подобных и будет им рассказывать, про свои муки совести, да предлагать обменять собранные золотые зубы и сережки, на какую-нибудь зажигалку. Еще и доспех снять забыл…».