Блуждающие огни - Збигнев Домино

— Надо сказать, ведь вопрос заслуживает того.

— Я рад, старина. Ну что, будем начинать?

Томецкий, здороваясь со всеми на ходу, направился к столу президиума. Боровец сел с краю на первое попавшееся место, откуда, как он ни вытягивал шею, не мог увидеть Барбару. Томецкий произнес краткую вступительную речь, предложил состав президиума, и тут Боровец среди приглашенных услышал фамилию Барбары. Каждую называемую фамилию зал приветствовал аплодисментами. Чувствовалось, что все присутствующие здесь хорошо знают друг друга.

— Товарищи! Сегодня среди нас находится представитель Войска Польского подпоручник Боровец, которого я хочу сердечно приветствовать от вашего имени и пригласить в президиум. Прошу вас, товарищ Боровец!

Раздались аплодисменты, и все повернулись в его сторону. Боровец встал, слегка поклонился в ответ на приглашающий жест Томецкого и направился к столу президиума. «Что делать? — думал он. — Надо идти. Но что я ей скажу? Как она отреагирует?» Он глазами поискал девушку. Она уже сидела за столом и приветливо улыбалась ему. Боровец облегченно вздохнул. Он был рад и этой ее улыбке, и тому, что как-никак его пригласили в президиум. Более того, он настолько осмелел, что сел рядом с ней, успев шепнуть:

— Потом объясню.

— Надеюсь…

Томецкий поднялся на трибуну и начал говорить. Боровец слегка отодвинулся назад и сбоку смотрел на сидевшую рядом Барбару, которая сосредоточенно слушала доклад, положив руки на красное сукно стола. Вдруг ладони девушки соединились и начали ударять одна о другую. Только тогда, словно пробудившись ото сна, Боровец услышал аплодисменты и присоединился к ним.

Томецкий говорил с жаром:

— …Мы остались последним уголком в стране, где до сих пор классовые схватки носят форму вооруженной борьбы. Давно пора, товарищи, покончить с этим. Деревни и города белостокской земли должны наконец вздохнуть спокойно. Мы должны задуматься над тем, почему банды находят поддержку именно в нашем регионе. Мы должны все вместе подумать, каким образом мы, члены Союза польской молодежи, можем способствовать окончательному искоренению остервеневшей реакции. Повятовый комитет партии ставит перед нашей организацией задачу широкого, активного участия в этой борьбе. Поэтому возникает вопрос: что мы должны делать, с чего начать? Наверное, с того, чтобы смело вести политическую, разъяснительную работу среди населения, с проведения митингов, организации культурных мероприятий, направления групп СПМ для смычки города и деревни. Мы можем помочь сельским жителям ремонтными и медицинскими бригадами. Но это еще не все. Мы должны принять решение, чтобы в каждой гмине, в каждом селе, где есть ячейки нашей организации, создать посты добровольных бригад содействия гражданской милиции и твердо проводить это решение в жизнь. Будет нелегко, товарищи, но, если враг вынуждает нас к тому, чтобы мы взялись за оружие, мы сделаем это без колебаний, чтобы защитить социализм, защитить народную Польшу.

Под аплодисменты присутствующих Томецкий вернулся за стол президиума. Началось обсуждение доклада. Девчата и парни один за другим вставали, высказывались, заявляли о своей готовности действовать. Боровец жалел, что он здесь один, что его парни не слышат своих сверстников. Он растерялся, когда Томецкий неожиданно предоставил ему слово. Но атмосфера в зале была настолько доброжелательной, что, стоя на трибуне, Боровец почти не чувствовал свойственного ему в такие минуты волнения.

— Товарищи! Что тут много говорить. Я рад, очень рад, что я боец народного Войска Польского, нахожусь среди вас и могу передать вам горячий привет от моих товарищей, которые здесь, в вашем повяте, несут в данный момент нелегкую, но почетную службу по защите завоеваний нашей власти. — Воспользовавшись бурей аплодисментов, он перевел дыхание и краешком глаза взглянул на Барбару. Девушка горячо аплодировала ему. — А служат здесь парни из разных концов Польши. Варшавяне и жители Познани, горцы и ребята из Силезии, Жешува, Люблина, есть и ваши местные. Как видите, и городские, и деревенские парни, ваши ровесники. Еще полгода назад почти все они учились или работали, о вооруженной борьбе читали только в книгах либо видели ее в кино. И вдруг неожиданно оказались в обстановке, когда, получив в руки оружие, они должны были заряжать его боевыми патронами и стрелять. Стрелять, потому что в них тоже стреляют, потому что бандиты безжалостно расправляются с мирным населением. Впрочем, вы местные и лучше меня знаете, как обстоят дела, что мне вам об этом рассказывать. Скажу только, что я сам, собственными глазами, успел увидеть. Я видел изуродованные трупы супругов Годзялко, двоих их детей, оставшихся сиротами. На моих глазах убили моего бойца Казика Юзвицкого, двадцатилетнего парня из Познанского воеводства, члена СПМ, как и мы с вами. После его смерти я не смог написать как надо письмо его старикам родителям, потому что каждое слово, как мне казалось, не могло в полной мере выразить на бумаге нашу боль и скорбь… Другой мой боец лежит сейчас в госпитале. Бандиты тоже несут потери. Но, одурманенные вражеской пропагандой, обреченные, они еще бродят по лесам, сея смерть, ужас в страх. Да, да, именно страх! Знаете, чему мы, военные, несущие здесь службу, удивляемся больше всего? Именно этому, парализующему волю человека страху, который охватил целые села. А знаете, что для нас самое неприятное? То, что люди, многие из здешних жителей, нас, видимо, не понимают, боятся. Когда мы входим в село, люди прячутся по дворам, закрывают ставни. А если спросишь кого-нибудь о чем-либо, переминаются с ноги на ногу, оглядываются по сторонам, отмалчиваются. «Не знаем» — вот самый распространенный ответ. О чем это говорит?

— Боятся! — крикнул из зала паренек, сидевший у выхода.

Боровец громко ответил ему:

— Нас бояться не надо.

— Не вас, а бандитов. Вы уедете, а они останутся. Кто-нибудь из их людей в деревне донесет, те придут ночью, убьют или сожгут хату. Надо что-то делать, чтобы этого больше не было.

Зал забурлил. Томецкий вынужден был угомонить собравшихся.

В заключение своего выступления Боровец сказал:

— Вот об этом-то я и хотел сказать. Впрочем, думаю, что и мы, военные, тоже можем кое-что сделать для этого. Мы тоже должны время от времени появляться в селах, и не только с оружием, но и с художественным коллективом, с песней, декламацией. Или просто так, чтобы поговорить с людьми. Приглашайте нас, мы обязательно приедем.

— Пригласим! Пригласим!..

Он сходил с трибуны под гром аплодисментов. Собрание приняло решение об активизации деятельности повятовой организации Союза польской молодежи в Ляске по скорейшей ликвидации угрозы со стороны банд, орудующих в повяте. Боровец хотел поскорее выйти из зала, чтобы подождать Барбару на улице, но не смог этого сделать, Его обступила большая группа молодежи, подошел и Томецкий. Среди молодежи оказалось несколько резервистов. Пока поговорили о том о сем, Барбара уже исчезла в дверях. Боровцу показалось, что она посмотрела в его сторону. Но уйти было неудобно. В конце концов, условившись провести несколько встреч с гминными правлениями СПМ и договорившись еще раз встретиться с Томецким, подпоручник сослался на неотложные дела по службе и пулей вылетел из здания. Огляделся по сторонам — Барбары нигде не было. От волнения он закурил и, мрачнее тучи, быстро зашагал в расположение части. Обидно, что Бася не дождалась его. «Видимо, я ее не интересую, — думал он, — совсем не интересую. Здорово обиделась, наверное, за кино. Но ведь задержался я не по своей воле. А она что, должна была торчать, как пень, у выхода и ждать меня, пока я соизволю выйти и обращу на нее внимание? Ерунда какая-то. Так мне и надо, дураку..»

— Красиво, да? Снова убегаете?

Девушка сидела на скамейке в сквере и, улыбаясь, вертела в руке желтый листок каштана. Боровец подошел к ней:

— Бася! Извини, пожалуйста, Бася. А впрочем, мне уже все равно. Я и так кругом виноват, хуже и быть не может. Можно присесть?

— Да, пожалуй, нет.

— Занято?

— Пожалуй, да.

— А я все-таки сяду.

— Конечно, ведь армия — это сила. Уступаю насилию.

— Мне все равно, но терять я тебя больше не собираюсь.

— Меня не так-то легко потерять. Видишь, я ждала тебя.

— Спасибо. Ты очень обиделась на меня за то, что я не пришел тогда в кино?

— Да нет, не очень. Я даже предполагала, что так и получится. Мне еще бабушка говорила: «Дитя мое, никогда не связывайся с военными: врут как сапожники, липнут как мухи на мед». В общем, все началось, как нагадала бабушка, с той лишь разницей, что я не мед.

— Да и я не муха. Бася, а знаешь, что тогда произошло? Меня неожиданно вызвали в повятовый комитет партии.

— А мы с Моникой очень долго ждали у кинотеатра.

— Извини меня.