Китай-город - Лев Колодный

КРАСНЫЙ ПОГОСТ

Первая русская революция обошла стороной Красную площадь. Стрельба гремела на Чистых прудах, Арбате, артиллерия била по Пресне. У стен Кремля никто не валил мачты трамвая, не городил баррикады и не убивал. После 1905 года казалось, безумие больше не повторится. Атмосфера заполнялась звоном трамвая и телефона, гудками автомобилей. Модерн вытеснил "русский стиль". Наискосок от Большого под стеклянной шапкой встал "Метрополь" с картиной "Принцесса Греза" на фасаде...

Пытаясь представить Красную площадь будущего, художники рисовали ее затиснутой небоскребами. Один торчал на месте Охотного ряда, другой на Манежной площади. Транспорт бороздил небо. Над головами прохожих проносились подвешенные к монорельсу составы, обгоняемые вагонами на крыльях. У Минина и Пожарского сталкивались в кучу автомобили, разгоняя прохожих. А на обратной стороне картинки столпотворенья такая надпись: "Красная площадь. Шум крыльев, звон трамваев, рожки велосипедистов, сирены автомобилей. Треск моторов, крики публики. Минин и Пожарский. Тени дирижаблей. В центре полицейский с саблей. Редкие пешеходы спасаются на Лобном месте. Так будет через двести лет".

Сочиняя утопии, никто не знал в начале ХХ века, что на Красной площади прольется кровь. Сначала грянула Февральская революция. Она шумела у Исторического музея. Перед ним митинговали, упиваясь свободой. Срывали голоса ораторы всех партий - кадеты, октябристы, эсеры, меньшевики и большевики, вбрасывая в толпу лозунги.

"Вся власть Советам!" - взывал к толпе товарищ Макар, посидевший до революции в пятидесяти тюрьмах, побывавший в ссылке на "полюсе холода" в Верхоянске. Им был Виктор Ногин, прежде красильщик мануфактуры. Ему вторил недавний эмигрант, почтенный литератор Михаил Покровский с дипломом историко-филологического факультета Московского университета. Ораторствовал Петр Смидович, инженер электростанции "Общества 1886 года" с партийными кличками - Матрены, Василия Ивановича, Зыбина, Червинского. Сменяя друг друга, эти три большевика будут возглавлять Московский Совет, который с боем возьмет власть в октябре 1917 года.

По-видимому, дипломированному историку пришла мысль похоронить погибших в уличных боях у стены Кремля. Такое решение принял совместно с районными комитетами Московский Военно-революционный комитет, двадцать дней правивший Москвой. Первая резолюция гласила: "Устроить похороны 12 ноября. Могилы устроить на Красной площади". Убитых было так много, что потребовалась неделя, чтобы собрать о них сведения, сколотить гробы, разработать маршруты шествий колонн из всех районов и устроить похороны. Вторая резолюция гласила: "Устроить братскую могилу на Красной площади между Никольскими и Троицкими воротами вдоль стены. Похороны назначить на пятницу, 10 ноября, в 12 дня".

До тех похорон на Красной площади летом прошел молебен и крестный ход в поддержку генерала Корнилова. Он требовал "немедленного разгона всех комитетов и советов". В статусе "спасителя России" генерал направился к Иверской часовне поклониться иконе Богоматери. А на Лобном месте священники московских церквей выставили иконы и призывали народ не слушать сатанистов, поддержать генерала.

Небо молитвам не вняло. По Красной площади двинулся вечером 27 октября отряд солдат. Перед Историческим музеем путь им преградила цепь юнкеров во главе с полковником.

- Сдать оружие! - приказал полковник. А когда команде не подчинились выстрелил в предводителя роты солдата Евгения Сапунова. Человек он был зрелый, вступил в парию большевиков в тридцать лет после Февральской революции. В последнем письме из Москвы в деревню, где его ждали четверо детей, писал отцу: "...все может быть, но что делать. Если погибну, то будут помнить дети, что отец их весь свой век боролся за поруганные права человека и погиб, добывая свободу, землю и волю". Оказывается, за "права человека" задолго до правозащитников выступал "человек с ружьем", рядовой 303 Сенненского полка...

Рота со штыками наперевес пошла на прорыв. В бою погибли и были ранены 47 солдат. Сколько юнкеров они уложили, "добывая свободу, землю и волю", сведений нет. Это был первый бой в Москве, за которым последовали другие, столь же кровавые. Так состоялось первое действие трагедии грядущей гражданской войны. По словам американского журналиста коммуниста Джона Рида то были "десять дней, которые потрясли мир". Также называлась его книга о революции, позднее официально названной Великой Октябрьской. Из десяти дней - семь - шли в Москве бои с применением пулеметов и пушек. После Чумного бунта вновь пролилась кровь на камни Красной площади.

Сотни гробов с телами белых - юнкеров и офицеров - отпели в церкви Большое Вознесение у Никитских ворот. Оттуда их отвезли в Ваганьково. Сотни гробов красных - солдат, рабочих, студентов - понесли к Красной площади. Благодаря газетам и Джону Риду мы знаем, что произошло тогда в Москве. В день похорон остановились трамваи, закрылись по приказу ВРК все заводы и фабрики, театры и кинотеатры, магазины и увеселительные заведения. "Весь долгий день до самого вечера шла эта траурная процессия. Она входила на площадь через Иверские ворота и уходила с нее по Никольской улице. То был поток красных знамен, на которых были написаны слова надежды и братства, ошеломляющие пророчества. И эти знамена развевались на фоне пятидесятитысячной толпы, а смотрели на них все трудящиеся мира и их потомки отныне и навеки".

Какие слова и пророчества?

"Да здравствует братство рабочих всего мира!"

"Да здравствует рабоче-крестьянская республика!"

Впервые по Красной площади шел ход не с крестами и хоругвями, а с красными знаменами. Такого многолюдного шествия с оркестрами и знаменами площадь не знала. В две вырытые между рельсами трамвая и стенами Кремля братские могилы опустили в тот день 238 красных гробов, по одним данным, а по другим - намного больше. Землю засыпали всю ночь до утра.

"Кирки и лопаты работали с лихорадочной быстротой, - читаем у Джона Рида, - Все молчали. Над головой небо было густо усеяно звездами, да древняя стена царского Кремля уходила куда-то ввысь.

"Здесь в этом священном месте, - сказал студент, - самом священном во всей России, похороним мы наших святых. Здесь, где находятся могилы царей, будет покоиться наш царь - народ".

Эта мысль вдохновляла не одного студента. Командовавший "красными войсками" в 27 лет Александр Аросев (будущий посол CCCР и "враг народа", неизвестно где погребенный( писал: "Казалось, стены Кремля, в котором испокон веков хоронили царей, поднялись, стали выше, они как бы гордились, что им доверили беречь прах революционных бойцов".

Так возник некрополь, "красный погост", возмущающий сегодня "правые силы", готовые сбить звезды с башен Кремля, предать земле Ленина, перезахоронить урны с прахом в стене, 238 "красных гробов" и все другие, закопанные вслед за ними. Но можно ли это делать?

Вскоре мимо братских могил 9 января в память убитых перед Зимним дворцом в день "Кровавого воскресенья" под звуки "Интернационала" прошла большая демонстрация, очевидно первая в советской Москве. А когда на Красной площади начался митинг - с Верхних торговых рядов ударил пулемет. Убитых похоронили в свежих братских могилах.

Два месяца спустя из Петрограда тайно переехало "рабоче-крестьянское" правительство во главе с Лениным. Телеграфисты "Всем! Всем! Всем!", передали новый "адрес для сношений" с правительством России - "Москва, Кремль". С тех пор Красная площадь стала ареной похорон и политических демонстраций одной правящей партии. Их умели и любили проводить большевики, научившиеся выводить народ на улицы задолго до захвата власти.

Прежде чем впервые публично выйти на Красную площадь 1 мая 1918 года, Ленин с товарищами свалил стоявший на территории Кремля большой крест на месте убийства великого князя Сергея Александровича. Тогда, еще полный сил и энергии, "вождь мирового пролетариата" поднялся на высокую стену Кремля и, стоя между зубцами, смотрел как на площадь под красными знаменами и призывами к мировой революции стекались со всей Москвы люди. Шли колонны пролетариев, готовых по его зову соединиться с братьями по классу. Как свидетельствует сопровождавший вождя управляющий делами правительства: "Владимир Ильич радостный ходил по широкому проходу стены и часто останавливался между ее зубцами и смотрел пристально на площадь". Увидев над головой циферблат с неподвижными стрелками, захотел посмотреть, как устроены куранты, и поднялся в башню.

- Надо бы, чтобы и эти часы заговорили нашим языком! - сказал Ильич в адрес разбитого механизма курантов, переставших играть марш Преображенского полка и гимн "Коль славен наш господь".

В те минуты над куполом бывшего Сената, где обосновалось правительство большевиков и социалистов-революционеров и оборудовали в бывшей квартире прокурора квартиру Ленину, подняли красный флаг. Часы отремонтировали спустя два года, и тогда они заиграли другую музыку - "Интернационал" и траурный гимн "Вы жертвою пали в священной борьбе".