Ангел-хранитель - Алина Егорова

В последний раз Люся виделась со своими одноклассниками через год после окончания школы. Потом всех закружила взрослая жизнь, и таких грандиозных встреч никто не устраивал. Для нынешнего вечера имелся серьезный повод – провожали на пенсию их классного руководителя, Викторию Михайловну. Подумать только, какие же они старые! Виктория Михайловна в те годы, когда ее назначили курировать их седьмой «А», была совсем девчонкой, а теперь вот она уходит на заслуженный отдых. Люся не представляла себе их любимую Викторию Михайловну пенсионеркой. Она для всех них навсегда останется молодой и красивой.

Людмила вошла в класс и растерялась: за партами сидели взрослые тетки и дядьки, в которых сложно было узнать ее одноклассников. Люся с ужасом подумала, что и она сама сейчас для них – взрослая тетка. «И не узнает меня никто, наверное», – решила она, но ошиблась.

– Люсьена! – улыбнулся ей во весь рот пузатый представительный мужчина с первой парты.

Людмила обрадовалась – ее окликнул бывший вечный троечник Борька, некогда такой долговязый, как рельс, и тощий, словно щепка. Казалось, он никогда не поправится, а теперь вон каким богатырем стал! Остальные тоже заулыбались, и ее скованность исчезла.

Виктория Михайловна держала в руках охапку роз и была совершенно счастлива. От былой ее хрупкости не осталось и следа, лицо заметно постарело, но выглядело по-прежнему прекрасным. Она улыбнулась и произнесла своим бархатным голосом:

– Здравствуйте, дети! Начнем урок.

Класс рассмеялся и, слушая любимую учительницу, на время забыл о пролетевших годах.

Люся вспомнила, как однажды после зимних каникул она вошла в этот кабинет. Тогда стояли сильные морозы, руки замерзали, нос и щеки становились красными и даже ресницы покрывались инеем. В школе хорошо топили, там было тепло. Но Люся в тот раз не стала снимать шапку в гардеробе, так и пришла в ней в класс. Она сразу не решилась ее снять – стеснялась, но, когда сделала это, ребята замерли, изображая немую сцену, а потом принялись комментировать ее прическу и дразнить Люсю.

– Это что-то очень печальное, – высказался первым Руслик.

– Последний день бледной поганки! – подсказали ему название прически.

– Похороны Бабы Ёжки!

– За что тебя так? – упражнялись ребята в остроумии.

Люся опустила глаза и уткнулась в учебник. Она не думала, что ее прическа произведет в классе такой фурор. Людмила с первого класса носила косы, она их ненавидела, но строгая мама стричься ей не разрешала. Маме нравились длинные волосы. И вот в одиннадцать лет Люся наконец добилась разрешения остричь их. В детской парикмахерской ей сделали красивую прическу «каре». Густые Люсины волосы слегка вились, и стрижка смотрелась великолепно.

В классе с Люсей не разговаривали три дня, потом привыкли и снова стали с ней дружить. Руслик, больше всех обзывавшийся, позже пригласил ее танцевать на школьной дискотеке…

Теперь, спустя годы, вспоминать тот случай было смешно. Людмила повертела головой и увидела Руслана. Серьезный, строгий мужчина в очках и с залысинами даже не взглянул в ее сторону. Он погрузился в свой коммуникатор и деловито набирал текст.

После окончания встречи одноклассники разъезжались кто на «БМВ», кто на скромном «Хюндае». Были и такие, кто приехал на метро. Людмила неторопливо шла по школьному двору, очарованная воспоминаниями. Ее хотели подвезти до дома, но она отказалась – лучше прогуляться, пройти этот путь пешком, как в детстве.

На троллейбусной остановке рядом с ней остановился темно-синий «Шевроле», из машины вышел Руслан. Он подошел к Люсе и неуверенно сказал:

– Можно, я тебя подвезу?

Всю дорогу они проговорили ни о чем. Руслан шутил, рассказывал разные случаи из их школьной жизни, а Люся смеялась, дополняя его повествование запомнившимися ей подробностями. Когда они подъехали к ее дому, Руслан замялся и попросил о разрешении встретиться с ней еще раз.

Людмила кокетливо пообещала подумать и оставила ему свой номер телефона.

Она бежала вверх по ступенькам легко, как в юности. Душа ее пела и переполнялась радостью. Она прожила чудесный день, и ей хотелось, чтобы он не заканчивался никогда!

Руслан позвонил ей на неделе. Он сладко ворковал, осыпал ее комплиментами и в итоге пригласил на свидание. Людмила впервые подумала: как хорошо, что Алексей в отъезде, и тут же застыдилась своих мыслей. Она – замужняя женщина, какие могут быть свидания! Но Руслан умел уговаривать, он заверил ее, что ни на что не претендует и все будет так, как захочет она.

Валентину Мостовому стало известно о том, что Суржиков имел свой бизнес. Как ни странно, в «Атриуме» об этом никто не знал. Компания, учрежденная Суржиковым, была молодой, но неплохо организованной. Эксперты сообщили, что если компанию продать, то ее стоимость окажется вполне приличной. А это для следствия было мотивом, говорящим отнюдь не в пользу Людмилы. Ведь это она, в случае гибели мужа, становилась владелицей его бизнеса.

Против Суржиковой было также и то обстоятельство, что их отношения с мужем давно уже стали весьма прохладными. В ходе оперативных мероприятий было установлено, что Людмила довольно часто общалась с Валерием Фианитовым, и этот факт противоречил ее собственным показаниям. Суржикова пыталась скрыть от следствия свою дружбу с Валерием, и это вызывало подозрения.

«А если Людмила вступила в сговор с Фианитовым, с тем чтобы он утопил ее мужа? А что, получается вполне логично, – размышлял Мостовой. – Вот вам и мотив для самого Фианитова. У него должен был иметься в этом деле какой-то свой интерес. Суржикова как-то обмолвилась, что Валерий некогда был в нее влюблен. Любовь, как известно, не картошка, ее в окошко не выбросишь. Допустим, Фианитов ради дамы сердца идет на преступление, в результате он получает ее признательность, а дама в свою очередь избавляется от неверного мужа и разживается солидным капиталом».

Положа руку на сердце, Мостовой не сказал бы, что эта версия ему нравится, но она хотя бы логичнее прочих. Но и в этой версии имелись кое-какие несостыковки. Например, никто не мог заранее знать, что «Графчик» попадет в шторм, а в спокойной воде утопить шкипера… маловероятно. Валентин пожалел, что ему самому никогда не доводилось ходить под парусом. Если бы он имел возможность на своем опыте узнать, что это такое – поход на яхте, возможно, он иначе взглянул бы на дело Суржикова. Кто знает, какая там, в море, обстановка, что возможно сделать, а что нет. Может, никакого убийства и не было, шкипер сам утонул, и никто его не топил, напротив, пытались его спасти.

Дело это вообще Мостовому не нравилось. Полно народу, а подозревать некого. Мохов на роль убийцы никак не подходил. Они с Суржиковым нигде, кроме яхты, не пересекались, и делить им было нечего. Разные поколения, разный социальный уровень участников похода. Дима – простой парень со швейной фабрики, а Алексей – учредитель собственной фирмы; Суржиков давно и серьезно увлекается парусным спортом, а Мохов оказался среди яхтсменов случайно. Если бы не родство между Дмитрием и Малыгиным, то вряд ли он попал бы на яхту… Мостовой представил себе этих двух людей вместе и понял, что ничего общего между ними нет и быть не может. Они даже не приятельствовали, что следовало из показаний команды. «Где нет точек соприкосновения, там нет и мотива», – заключил следователь. Он попытался вообразить в качестве убийцы Малыгина. Капитан хоть и пожилой, но еще довольно-таки крепкий мужчина. Он, пожалуй, мог бы столкнуть шкипера в воду. Только вот с какой целью – непонятно! Мотивации для Борисовой и Ивлешиной также отсутствовали.

Придя к этим умозаключениям, Валентин потянулся к ежедневнику и сделал пометку: поручить оперативникам в первую очередь разрабатывать Людмилу Суржикову и Валерия Фианитова, как наиболее перспективных кандидатов на роль преступников.

Андрюша чувствовал, как его окутывает оранжевый шлейф, невесомый, воздушный, мягкий и теплый. Шлейф нависал над ним прозрачным облаком, и от него на душе делалось радостно и легко, хотелось оторваться от пола и полететь. Оранжевый шлейф – такой представлялась ему любовь Есении. Этот цвет – цвет яркого праздника, эйфории, безграничного восторга. Есения носила черное, лиловое, иногда бордовое и никогда – что-либо оранжевое. Черные строгие платья, элегантные черные брюки, лаковые черные туфли. Лиловый жакет и юбка, ожерелье и браслет из аметистов, бордовые пряди волос, сумка из благородной, бордового оттенка кожи… А вот сущность у нее была оранжевой. Это Андрюша знал наверняка.

Они сидели в залитой солнцем гостиной в городской квартире Андрюши. Есения приготовила завтрак: яичницу с беконом, бутерброды с сыром, кофе со сливками, ванильные вафли, мандариновый джем. Хозяин квартиры развалился на диване, рядом с ним мурлыкал Цапыч. Есения устроилась в мягком кресле. Она залезла в него с ногами, укутавшись в махровый халат, ее волосы блестели на солнце, переливаясь веселыми оттенками. Андрюша перевел взгляд на Цапыча – его шерстка точно так же сияла на солнце. Он сравнил их, своих любимцев: кота и кошку. Начиная с какого-то момента, Есения для него стала ассоциироваться с кошкой: такая она изящная, пластичная, ласковая. Она не шумит, не мелькает перед глазами, не раздражает. Своим присутствием она, наоборот, Ядова успокаивала и вызывала в его душе умиротворение. Поскольку Андрюша очень любил представителей класса кошачьих, ассоциация с кошкой означало его особое отношение к этому человеку.