Только для голоса - Сюзанна Тамаро

Точно так же мечтала она и в это утро, в самом начале лета. Уже ощущалась жара, и, чтобы спастись от солнца, она укрылась в тени одного из ангелов. В столь ранний час на мосту не было прохожих. И, закрыв лицо руками, она могла спокойно думать о родной реке, о цветах, что росли на ее берегах, о лягушках, прятавшихся в траве.

Она не слышала приближавшихся шагов. Неожиданно чей-то голос произнес: «Тебе что, нездоровится, малышка?»

Она не отняла рук от лица. Должно быть, мимо шел отец с ребенком и вопрос был обращен к нему. Но чья-то рука погладила ее по голове, и Весна подняла глаза. Перед нею стоял незнакомый человек в просторной белой рубашке, то ли с седыми, то ли не с седыми волосами, непонятно. Он повторил свой вопрос, и она не ответила ни да ни нет, но тут же, забыв про реку, кинулась к нему с протянутой рукой и привычно затараторила: «Благополучия и доброго здоровья вам и всей вашей семье, да снизойдет к вам удача, синьор…»

Человек улыбнулся. Он глядел на нее так, как глядят друг на друга мужчины перед тем, как схватиться за нож, — пристально-пристально, словно читая в самой глубине души. Все так же, не отводя взгляда, он сунул руку в карман и достал две или три монеты. Но не бросил их, а вложил в ладошку, прикоснувшись к ней. На мосту все еще было пусто. Человек больше ничего не сказал и направился на другую сторону, шагая почему-то слишком медленно.

Может, он ждал, что она позовет его? Она могла побежать за ним, попросить еще денег для тяжело больной матери. Но движение солнца переместило тень ангела.

В тот вечер она принесла мало денег. Мирко избил ее, и она легла спать голодная. Свернувшись калачиком на полу, она сунула руку под щеку. Нет, это не кажется ей. То место на ладони, к которому прикоснулся мужчина, и в самом деле было горячим; прошло столько времени, а оно все еще было горячим.

Человек этот больше не появлялся, но она все равно видела его. Он стоял во весь рост на огромной афише недалеко от того места, где она просила милостыню, и его окружало множество каких-то надписей. На афише, правда, у него были большие темные усы и пистолет на перевязи поверх белой рубашки. Но рядом не было ни стиральной машины, ни холодильника, и даже в руках он ничего не держал. Видимо, это не реклама, а скорее афиша какого-то фильма. Актер, разумеется это актер, — с такими глазами он мог быть только актером.

Впервые ли он оказался тогда на мосту? Да, почти наверняка впервые, потому что она ни разу не видела его раньше. Может, он тоже, как и она, чужеземец. Живет в красивой гостинице с пальмами или же отдыхает на белом пляже в окружении полуголых танцовщиц.

Заметив ее заячью губу, он не посмеялся и не отвернулся, но прикоснулся к ее руке.

Однажды днем Звеза взяла ее с собой в центр города. Они прошли мимо двух или трех больших гостиниц, и она заглядывала в двери. Заглядывала и во все проезжавшие мимо такси, во все машины с темными стеклами.

Спустя десять дней кожа на ладони оставалась все такой же горячей, как и раньше — когда он прикоснулся к ней. Перед сном она клала ладошку под щеку, пряча ее там, словно маленького, беззащитного котенка или плюшевого медвежонка.

Стоя на мосту, она больше не закрывала глаза, и река теперь молчала. Даже когда Весна уставала, она все равно не смыкала глаз, словно сова ночью.

В конце июня на город вдруг обрушились проливные дожди. Туристы бежали, накинув на себя разноцветные прозрачные плащи, нахлобучив на головы пластиковые пакеты.

Небо было точно такое, какое она видела в одной церкви у себя на родине, — фиолетовое, серое, исполосованное желтыми молниями. В такую грозу даже огромные, могучие ангелы ничем не могли помочь ей.

Вода ручьем стекала по ее волосам, и она вдруг заметила, что ладонь, которой коснулся человек, намокла и похолодела, сделалась совсем такой же, как другая. До возвращения в табор оставалось еще несколько часов. У нее было время, чтобы попытаться разогреть ладошку. Пока она шла к кинотеатру, дождь сменился крупным градом, и у нее порвалась туфля. Тогда она сняла обувь и сунула в карман. В кинотеатре шел тот самый фильм. Человек стоял у входа, на бумажной афише, — огромный, с пистолетом в руке. В кассе она высыпала две пригоршни мелочи. Женщина, сидевшая за окошком, пересчитала монеты одну за другой, потом одобрительно кивнула и выдала голубой билет. В зале почти никого не было, она села в первом ряду и вытянула ноги. Получалось, что актеры обращались к ней одной. Он был полицейским, и звали его Мститель. Не настоящее его имя, а придуманное — люди назвали его так, потому что он был героем. Он стрелял, дрался и бегал как никто другой. Когда машины неслись на полной скорости и попадали в катастрофу, ее начинало тошнить. Казалось, человек в белой рубашке вот-вот неминуемо погибнет, но он в конце концов всегда и всех побеждал.

Фильм трижды начинался и трижды кончался, а Весна все сидела в зрительном зале. Когда же она пришла наконец на перекресток у моста, машины, отвозившей детей в табор, не оказалось на месте. Дождь прекратился, но поднялся сильный ветер. Что же ей делать? Она не знала, что делать. Так, в неведении, как быть, и побрела по улице.

Она стояла у витрины, рассматривая дамское белье, как вдруг у нее за спиной заскрежетали тормоза. Дверца распахнулась, и еще прежде, чем она успела что-то сообразить, чья-то сильная рука втянула ее внутрь. Как ему удалось найти ее? Это был Мирко. Он процедил что-то сквозь зубы и ударил ее по лицу, по заячьей губе. Тут-то она и ощутила, что у нее есть зубы, нос, десны, — они вздулись и сделались тверже дерева. Она почувствовала во рту нечто горячее, а что случилось потом, уже не помнила.

Очнулась она от грохота цепи — той цепи, что приковывала ее щиколотку к железной перекладине. За занавеской рядом слышны были голоса Звезы, Мирко, их детей. Они сидели за столом. Она вытянулась и легла поудобнее, чтобы было не так больно. Что теперь имело значение? Ничего. То, чего ей так хотелось, произошло — после фильма одна рука опять сделалась горячее другой. В эти дни она много спала и даже видела сны: по приказу начальника полиции он приехал в табор с автоматом в одной руке и с кинжалом в другой. Никто не смог убежать от него. Даже Мирко плакал и молил о пощаде. Потом раздался выстрел и наступила тишина. Внезапно яркий свет брызнул ей в лицо, и она увидела его — он подошел и взял ее на руки.

Свет и в самом деле упал ей на лицо, но это была Звеза, откинувшая занавеску, чтобы снять цепь.

В тот же день она снова отправилась на работу, на тот же мост. Лето было в полном разгаре, туристов стало гораздо больше, они ходили толпами, словно овцы по лугу, или же, подобно оленям, расхаживали в гордом одиночестве. Со своей картонкой в руке она подходила ко всем. Если денег не давали, пыталась сама взять их.

Однажды утром напротив нее расположился негр, он продавал цепочки и пластмассовых слонов. Когда возле него останавливались покупатели, он лишь издали посматривал на нее; когда же туристов не было, подходил и заговаривал. Говорил он так быстро, что она ничего не понимала. Однажды он крепко стиснул ее, и тогда она ударила его кулаком в живот. Легко ударила. Мысленно она нанесла очень сильный удар, но руки у нее были детские — слабые. Кулачок стукнул — хлоп! — и негр, смеясь, потер свой живот. Как ей хотелось, чтобы кулак ее был во много раз больше.

Кто знает, почему туристы разгуливали по городу и ночью. Ночью ведь ничего не различишь, только лесные животные видят в темноте, но туристы все равно бродили по ночам. Почти всегда это были молодые люди. Они ходили все вместе, нередко обнявшись, и распевали во все горло непристойные песни. Казались пьяными, да и в самом деле нередко были навеселе и оставляли на мосту длинный шлейф запаха спирта. Она шла за ними, выпрашивала деньги. Они притворялись, будто не слышат, или же окружали ее и подбрасывали монеты вверх, как делают, когда хотят узнать, «орел» или «решка». И смеялись, глядя, как проворно она собирала монетки. Пока не стемнело, люди текли мимо нее сплошным потоком, словно река. Постепенно их становилось все меньше и меньше. Группы появлялись все реже. Во время одной из таких пауз негр опять подошел к ней, протянул колечко и сказал: «Я и ты — жених и невеста» — и сразу же засунул ей в рот свой язык. Она стиснула зубы и защемила негру язык. И тут же получила такую сильную затрещину, что голова мотнулась в сторону.

Второй удар он все же не сумел нанести. Кто-то неслышно, словно не касаясь земли, приблизился и остановил негра, сжав его руку. Он был в белой просторной рубашке. Когда он откинул волосы с ее лица, сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди, бешено заколотившись, к горлу подкатил комок и колени задрожали. Это был он, он, он — Мститель!

Негр убежал, а Мститель решительно потребовал, чтобы она не оставалась больше одна на мосту. Тогда она взглянула на небо. Судя по тому, где находилась луна, машина приедет еще не скоро. Послушно и молча последовала за ним к ближайшему бару. Там за столиками на тротуаре сидели туристы. И она тоже оказалась за столиком. Человек спросил, что ей хочется поесть или попить. Ей же хотелось только одного — сказать ему, что хоть у него и нет усов, но она все равно знает, кто он такой, она видела его в кино, видела, как он всех убивал, он — Мститель! Он заказал ей большую порцию мороженого со сливками и печеньем, а для себя — рюмочку желтого ликера. Он стал расспрашивать ее. Есть ли у нее мама? Папа? Где она родилась, далеко ли? Училась ли в школе? Она выглядит синьориной, красивой синьориной. А в самом деле, сколько же ей лет? Понимает ли она итальянский или говорит только на своем родном? Или, может быть, вообще без всякого языка обходится?