Дела минувшие - Николай Свечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дело о мнимых утопленниках
Апрель 1884 года начался как обычно – с большого количества всплывших после зимы утопленников. Нева и каналы вскрылись – и пошло-поехало… Что ни день, то покойник, а то два или три. Распухшие, обезображенные – и совсем свежие. По большей части это были люди простого звания, но попадались и прилично одетые. Полиция не глядя списывала их на несчастные случаи. Ни один пристав не захочет портить статистику преступлений. В обществе поговаривали, что происходило всякое. Иногда с шеи утопленника снимали веревку или разматывали связанные руки, лишь бы снять подозрение на убийство. Полицейский врач делал торопливое вскрытие и писал по шаблону: смерть наступила от утопления, надо полагать, по пьяному делу. Знаков насилия на теле нет…
Однако на этот раз у Благово лопнуло терпение. В Великий пяток на Выносе плащаницы в Екатерининском храме[80] он подловил градоначальника Грессера, неосторожно зашедшего на службу, и спросил сердито:
– Когда это кончится?
– Что кончится? – напугался генерал-лейтенант.
– Да ваша махинация с утопленниками? – продолжил напирать действительный статский советник.
– С какими такими утопленниками, Павел Афанасьевич? Выражайтесь яснее… тем более в храме…
Вице-директор Департамента полиции бесцеремонно вывел градоначальника за рукав на площадку:
– Ежели вам храм мешает, тогда здесь поговорим. Я имею в виду тех покойников, которых вылавливают во вскрывшихся реках. Уже девять насчитали, а это лишь начало.
– Девять? – нахмурился Грессер. – А я тут при чем? Или не знаете, что их каждую весну из воды таскают, до восьми десятков доходит. А о прошлом годе было сто!
– Петр Аполлонович, я вам давно говорю: часть якобы добросовестных утопленников на самом деле жертвы преступлений. Их убили и скинули в канал, чтобы полиция списала на несчастный случай и не искала злодеев. Вспоминаете?
Генерал отмахнулся:
– Ах, Павел Афанасьевич, опять вы со своими фантазиями! Задумали мне статистику испортить? Не выйдет. Не позволю. Мои приставы опираются на заключения лекарей. Как те напишут, так и будет. Хотите сказать, что все лекари – лгуны?
– Давайте обсудим у министра, – предложил Благово.
– Хоть у государя! – ядовито ответил Грессер, вырвал рукав и вернулся в церковь. А вице-директор в задумчивости направился к себе в кабинет. И обнаружил там Лыкова, сидящего на подоконнике и любующегося Фонтанкой.
– Вот ты где, бездельник. Филонишь? Весна в голову ударила?
Коллежский асессор ухмыльнулся:
– Послезавтра разговение, мяса наедимся. Приглашаю к нам, Варвара самолично пасху месит.
– Спасибо, детки мои, – расчувствовался Павел Афанасьевич. – К которому часу явиться?
– Как из дворца вернемся. Вы опять не пойдете?
– Чего я там не видел? Душно, многолюдно, голова потом болит…
Лыков на правах камер-юнкера имел право явиться в Зимний дворец на торжественное Пасхальное богослужение. Сам он не любил шляться по царским паркетам, но его супруга старалась не пропускать подобные события. И Алексей потакал Вареньке. Холостяку Благово потакать было некому, поэтому он манкировал августейшими приглашениями.
– Садись, хочу обсудить с тобой одну вещь, – приказал вице-директор. Его помощник понял по тону, что разговор предстоит серьезный, и слез с подоконника.
– Слушаю.
Благово вынул из стола сводку происшествий по столице:
– Смотри, вчера опять три трупа всплыли. В Крюковом канале, в Таракановке и у Галерного острова около пристани миноносок. За пять дней апреля девять уже.
– То ли еще будет. В том году сотню насчитали, – повторил фразу градоначальника Алексей.
– И все – жертвы несчастных случаев? – подхватил вице-директор.
– Не все, конечно. Но докторишки напишут, как надо приставам. Им же из одного кошелька наградные на Пасху получать. Петр Аполлонович, когда станет делить, учтет статистику.
– А сыщики?
– И сыщики оттуда же гребут. Путилин от дел отошел, а Виноградов нос по ветру всегда держал, в этих вопросах он дока.
Благово сказал задумчиво:
– Ивану Дмитриевичу на Пасху дадут Анну первой степени. Вот бы и подбить его на ревизию. На радостях.
Путилин отошел от руководства ПСП[81]. Формально он еще числился начальником сыскной, но по состоянию здоровья заниматься службой полноценно не мог уже давно. Иван Дмитриевич вел лишь те дела, которые интересовали высшие сферы. А в остальном он передал вожжи своему помощнику Ивану Александровичу Виноградову.
– Рад за Ивана Дмитриевича, но утопленников он проверять не станет, – возразил Алексей. – Зачем? Чтобы поссориться с Грессером? Да и Его Величеству не понравится, если количество нераскрытых убийств в Петербурге вдруг вырастет в разы.
– Сколько сейчас «мокрых» дел в сыскной дознают? – поинтересовался Благово.
Лыков, курировавший в Департаменте ПСП, ответил:
– Два. В доме сто один по набережной Екатерининского канала нашли кухарку, жену запасного рядового Анну Пехтереву сорока трех лет. Смертельные раны на лбу и на затылке, нанесенные тупым предметом. А на шее затянута шелковая лента. Люди Виноградова подозревают сожителя, отставного пожарного из Москвы. Сейчас его ищут – парень сбежал. Вот-вот должны поймать. Предполагают убийство из ревности.
– Ага, значит, Иван Александрович запишет себе очередное раскрытие!
– Так точно.
– А второе?
Лыков, обладавший отменной памятью, стал пересказывать вчерашний рапорт о происшествиях:
– В том же невезучем Екатерининском канале, против дома номер пятьдесят четыре, между Банковским и Кокушкиным мостами, найдено тело мужчины неизвестного звания. В этот раз списать на несчастный случай не удалось: на левом боку рассеченная рана длиной в четверть аршина, на правой ключице, вдоль грудной клетки, вторая, с переломом ключицы и верхних ребер. Еще две раны на лбу. Били долго и жестоко, доканчивали ножом. Открыто дознание, пока без результата.
– Где тело?
– В покойницкой Казанской части. Хотите поехать посмотреть?
Павел Афанасьевич покачал головой:
– Нет, этот случай меня не интересует. Нужен другой утопленник, мнимый.
Коллежский асессор насупился:
– Поясните, ваше превосходительство, просветите малохольного.
Благово придвинул к себе чай в бисерном подстаканнике – подарок любимой женщины – и начал излагать свою мысль:
– Я давно подозреваю, и не я один такой проницательный, что с «подснежниками» по весне вскрывается множество насильственных преступлений. Всю зиму людей колют-режут, закапывают в снег или бросают в прорубь. И концы в воду. Когда тело обнаружат, оно уже имеет признаки разложения. Нет ни волос, ни наружных покровов. И часто невозможно понять причину смерти. То ли ножом ткнули, то ли собаки погрызли…
– Возражаю! – перебил шефа помощник. – Раны эти слишком различаются, чтобы опытный медик не мог их распознать.
– Зависит от степени разложения, – отмахнулся вице-директор и продолжил: – В воде еще быстрее замести следы. Ну, синяки и ссадины… Бревном побило, или рыбы постарались. Или багром изувечили, когда тело вытаскивали. Так или иначе, у полицейского врача часто имеются основания для уклончивого заключения. И он, конечно, обязательно спрячет криминальную причину, а выпятит несчастный случай. Тут нам не подступиться, вся наружная полиция столицы объединится против нас.
Павел Афанасьевич отхлебнул чаю и вдруг стукнул кулаком по столешнице:
– А я хочу пресечь такую гнусную традицию!
Алексей хмыкнул, но промолчал. Благово взял себя в руки и вновь заговорил спокойно:
– Знаю, против всех не попрешь, глупо. Однако сколько еще будут в Питере безнаказанно гробить людей, а господа приставы – покрывать убийц из своих шкурных соображений? Алексей, мы ведь с тобой сыщики. Тебе не тошно год за годом наблюдать эту дрянь и помалкивать?
– Ну, тошно. Однако изменить «гнусную традицию» нам никто не даст, Павел Афанасьевич. Крепка она, и ей сто лет. Кому нужна правда?
– Обывателям, жителям столицы. Есть разбойничьи шайки, они льют кровь. По молчаливому с ними сговору наружная полиция смотрит в другую сторону. Сыскная молчит. Все шито-крыто, душегубы довольны, Грессер со своими орлами – тоже. Но кровь? Ее куда списать?
– На несчастный случай, – буркнул Алексей, которого речь шефа не впечатлила. Тот заметил это и спросил:
– Думаешь, я глупый романтик, который ищет приключений?
– Да.
– И не станешь мне помогать?
Коллежский асессор повторил свои аргументы:
– Никто не даст, никто. Министр? Испугается скандала. Градоначальник? Тем
