К вящей славе человеческой - Вера Камша

– Бенеро, маркиз де Мадругана бывал в доме маркиза де Хенилья?

– Я об этом не знаю.

– А вы?

– Я – нет.

Еще одна калитка и еще один переулок. Радостно звонит Святая Моника, наливается вечерней синевой небо, на нем проступает подкова месяца. Тополя рвутся к небу, как минареты Аль-Кауката. Особняк Хенильи возвели на фундаменте синаитской мескиты. Дон Гонсало дорожил уединением и боялся убийц, в его доме наверняка есть тайники. Вот с чего следовало начать – с архитектора и подрядчиков! Дурочка Мария может и не знать секретов дома, а Протекта?

– Здесь все пропитано скверной! Остановись! – Фидусьяр не походил сам на себя. Коломбо случалось злиться, но страха в его воплях еще не бывало.

– Стой! – велел Хайме понуро трусившему рядом юнцу. Сонный, разрисованный вечерними тенями тупик был пуст, впереди маячила чуть ли не крепостная стена.

– Святой отец дальше не пойдет? – В глазах проводника мелькнуло облегчение.

– Не ходи туда! – Коломбо шумно сорвался с плеча. – Назад! Скорей! Здесь нечисто! Я чувствую зло! Страшное зло!

Выходит, папские голуби умеют бояться? Век живи, век учись. Фидусьяр, отчаянно вопя, кружил над головой. Расспрашивать его возможности не было. Хайме еще раз огляделся – ничего хоть сколько-нибудь тревожного. Может, дело в синаитской меските?

– Ключ!

– Я… Святой отец, у меня нет ключа.

– Тогда стучи!

– Да, сеньор.

Эта калитка была смазана на совесть, она распахнулась, даже не подумав скрипнуть. Хайме, отстранив проводника, шагнул внутрь и столкнулся с сержантом Гомесом! Альгвазил неловко отступил и с выражением благоговения на обветренной физиономии стукнул о камень древком алебарды.

– Святой отец, – доложил страж порядка, – в доме, прошу простить, все спокойно. Герцогиня де Ригаско в спальне хозяйки. Она, прошу простить, велела нам выйти вон.

– Докладывайте подробно. С самого начала. – Пусть плетет, что хочет. Инес, слава Господу, вне опасности. Еретики, суадиты, дон Диего – какая это, в сущности, ерунда. Пусть идут, куда хотят, с него хватит, а с Иньи тем более.

– Святой отец! – выпятил кирасу Гомес. Он тоже был счастлив, и счастье это требовало выхода. – По приказу Святой Импарции я взял этот дом, прошу простить, под охрану… Всех впускал, никого не выпускал. Чужих нет, слуг нет, только герцогиня де Ригаско. Она с хозяйкой, со вдовой… Та, прошу простить, сомлела. Упала, то есть.

– Где она сейчас? – Никуда не денешься, вдову придется навестить. – Кто с ней?

– Прошу простить, герцогиня, а больше никто… Даже дверь не открыли. Боятся, прошу простить, потому и слуг прогнали.

Похититель связан с кем-то в доме, даже до Гомеса дошло.

– Вы обыскали дом?

– Как есть все, святой отец, – отбарабанил альгвазил. – Никаких беззаконий. Этого, прошу простить, дона Диего и близко нет. Мы уж не знали, что и делать… Герцогиня нам, прошу простить, на дверь указала, а у нас – приказ. От самого кардинал-инкверента. Пока не сменят – никуда!

– Все хорошо, Гомес! – А могло быть и плохо, окажись Диего хаммерианином. «Белолобый» бы не удрал, а если б и удрал, то оставив за собой лишь трупы. – Заприте где-нибудь этого малого и никого к нему не пускайте. Бенеро, останетесь с сержантом. Или нет, идемте со мной. Маркиза де Хенилья упала в обморок.

Дверь розового дерева была изукрашена гирляндами и сердцами – Хенилья не жалел золота для своего гнезда. Бедняга… Уцелеть в трех войнах и погибнуть в обретенном на старости лет доме.

– Вот она, спальня, – объявил Гомес. – С, прошу простить, будуяром. Тут они и закрылись.

– Спасибо, сержант. Продолжайте охранять дом. Бенеро, вы довольны?

– Доволен? – позволил себе удивиться врач.

– Дона Диего схватят без вашего участия. Ваше согласие ничего не изменило.

– Это облегчает мне совесть, – соизволил признать суадит. Кажется, он хотел что-то добавить, но Хайме уже стучал в розовые доски. Два быстрых удара, перерыв, снова два быстрых удара. Так стучали в Ревале.

– Инья, это я. Открой! В доме чужих нет.

– Кто с тобой? – Это на самом деле она! Обошлось…

– Со мной Бенеро. Он нужен маркизе? Если нет, я его отошлю.

– Нет! – почти вскрикнули из спальни. – То есть да… Он нужен.

Хайме едва увернулся от тяжелой створки – с такой силой Инес распахнула дверь. Сестра стояла на пороге, осунувшаяся и очень решительная.

– Все в порядке! – Хайме обхватил Инью за плечи и притянул к себе. – Все хорошо…

– Еще нет. – Голубые, окруженные кругами глаза что-то искали за спиной Хайме. – Прогони альгвазилов. Они не нужны… больше.

– Будь ты еретичка, я б поймал тебя на противоречии. – Надо же, ему даже удалось рассмеяться! – Еще не все хорошо, а альгвазилы не нужны? Я их отошлю, а тебя снова похитят.

– Отошли. – Теперь она смотрела в глаза. – Пожалуйста! Нам ничего не грозит.

– Не могу, Инья. Их прислал не я, и потом, это же просто глупо!

– Но ты можешь их прогнать?

– Не могу и не прогоню. Может, прекрасным дамам и нравится прощать разбойников, но этот Диего заигрался. Я его из-под земли добуду.

– Не надо… Нет!

– Надо. Что с маркизой?

– Она больна. Очень серьезно.

– Вот и хорошо… То есть весьма печально. Бенеро, именем Святой Импарции прошу вас осмотреть маркизу де Хенилья. Вас никто не обвинит в том, что вы нарушили закон. Идемте, я предупрежу больную.

– Я сама, – вскинулась Инес. – То есть сначала я ей объясню. Марии плохо… Она… почти ослепла. И этот припадок!

– Яд?

– Не знаю.

– Инес, Бенеро – суадит. Он не может лечить мундиалитов, а мундиалит не может принять его помощь. Я беру ответственность на себя. Врача я предупредил в твоем присутствии, ты свидетель, но я должен предупредить и маркизу де Хенилья.

– Хорошо, – сдалась Инес. – Она в алькове. Подождите, я ей скажу, кто пришел.

– Как хочешь. – Что-то здесь не так, хотя где так? – Бенеро, вся ответственность на мне. Делайте все, что сочтете нужным.

– Боюсь, я могу лишь осмотреть больную. – Взгляд врача стал сосредоточенным, словно у офицера перед боем. – У меня при себе нет ни инструментов, ни лекарств. При необходимости я смогу с вашей помощью пустить кровь, но это все.

– Я пошлю за необходимым Гомеса.

– Хайме, сеньор Бенеро! – Рука сестры резко дернула полог. Тоже розовый с золотом. – Идите сюда!

Пепельные волосы, водопад волос и бледное отечное лицо. Некрасивое, жалкое, с прокушенной губой, и запах… Тошнотворный запах подгнивших яблок. Не так страшны раны, как яд или чума. Не так страшны и не так грязны.

– Мария, – Инес без всякой брезгливости нагнулась над подругой, – пришел врач. Он тебе поможет.