Ядерный Ангел - Андрей Астахов

– Вот мы и встретились снова. Рад встрече.

– Нахтмайстер Шварцкопф! – Мне страшно от чувства моей беспомощности, от той обреченности, которая мной владеет. – Уходи!

– Э, нет! – смеется нахтоттер. – Я не призрак, которого можно отогнать заклинаниями и крестным знамением. Похоже, ты до сих пор не понял, кто такие нахттотеры. Я и мои братья – истинная сила Рейха. Мы наследники древних рыцарских орденов, который стальным кулаком и клинком насаждали цивилизацию среди диких варваров Востока. Знаешь, мне иногда кажется, что я когда-то было тевтонским рыцарем. Это было очень-очень давно, больше шести веков назад.

– Что тебе от меня нужно?

– Ничего. Просто пришел проведать тебя. Укрепить твой дух. Ты ведь боишься того, что тебя ждет?

– Я ничего не боюсь.

– Ложь. Ты всего лишь человек. Даже не ариец, славянин, пусть и признанный властями Рейха достойным жизни. Хотя… Я вижу твою истинную сущность. Я знаю, что ты рожден не в этой реальности. Не могу понять, откуда, но я это знаю. Как получилось, что ты попал в эту реальность?

– Ты бредишь, Шварцкопф. Я житель этого мира.

– Снова ложь. Твоя слова могут обмануть, но твоя кровь – никогда! Ханс описал мне вкус твоей крови. – Шварцкопф медленно вытягивает из ножен длинный кинжал с вороненой гравировкой на клинке. – И мне любопытно, насколько он был точен.

Резкая боль от пореза в руке заставляет меня вскрикнуть. Проклятье, ведь это мне не снится! Это все происходит на самом деле, но все слишком похоже на кошмар. Я смотрю на свое правое запястье – крови нет, длинный ровный порез исчезает на глазах. Шварцкопф проводит белесым языком по лезвию кинжала, довольно причмокивает.

– Кровь, полная жизни, – говорит он после недолгой паузы. – У нее вкус редкого здоровья и силы, которые уже не встречаются в этом мире. Это хорошо. Ты станешь тем побегом, от которого возьмет начало новое поколение нахттотеров, истинных хранителей Рейха. Я бы сравнил тебя, друг мой, с драгоценной бутылкой редчайшего вина, выпить которую сразу было бы невероятной глупостью и невероятным расточительством. Нет, мы попробуем растянуть удовольствие.

– Бред! Бред это все! Ты мне снишься. Убирайся, оставь меня.

– Ты ничего не знаешь о снах, мальчик. А что, если именно сон – истинная реальность, а тот мир, который ты называешь реальным, только сновидение? Где граница между ними? Ты не можешь ответить на этот вопрос, и ни один философ этого не знает наверняка. Сейчас, когда ты стоишь один, вокруг тебя тьма и туман, и кровь застывает в жилах, тебе кажется, что все это просто кошмар. Но ты представления не имеешь о том, что такое настоящие кошмары. Те, которые приходят к обреченным, к тем, кого приговорил к встрече с Тьмой наш Юберсгерихт. Ты очень близок к тому, чтобы узнать это. Но я хочу, чтобы твоя кровь и твоя уникальность послужили делу Рейха. Я пока не решил, как лучше тебя использовать. Братья считают тебя опасным и требуют твоей крови, но я пока на твоей стороне. Пока. Не разочаруй меня…

Меня будто подхватывает ураганным ветром, швыряет в самую гущу мглы, и я просыпаюсь.

– Эй, а я уже собирался тебя будить!

Карагод жадно затянулся сигаретой, стряхнул пепел на пол землянки. Я приподнялся на лежаке – меня сразу пробрал сонный утренний озноб. В землянке было холодно, дрова в печке прогорели, превратившись в белую слоистую золу.

– Держи, – Карагод подал мне кружку, из которой шел пар. Чай был скверный, пахнущий березовым веником, но горячий, и это было главное.

– Где остальные? – спросил я, отпив из кружки.

– Вышли по нужде. Если тебе надо, дергай за ними. Времени мало.

– К чему такая спешка?

– Ночью на северо-востоке стреляли. Нехорошо это.

– Кто стрелял?

– Не все ли тебе равно?

– Слушай, Карагод, все хочу тебя спросить: почему этот лес называют Могильным?

– Потому что могильный и есть. Здесь народу сгинуло – не пересчитать, – Карагод досмолил сигарету до самого фильтра, швырнул окурок в печку. – Когда по городам атомные удары наносили, беженцы по окрестностям разбежались. Бюргеры-то в убежищах отсиживались, а неполноценных туда не пускали. Вот и бежал народ из городов, куда глаза глядели бежал. Кому повезло, тот в пригородных поселках приют нашел, а прочие прятались кто где. И в этот лес много людей подались. По дороге мерли пачками, кто от радиации, кто от ран, кто от голода. Здесь, в этом лесу, почитай, под каждым деревом могила. А еще больше умерших так и остались на земле, без погребения. Сейчас их кости под снегом лежат, а вот потеплеет… – Карагод чихнул, пробормотал какой-то заговор. – Ладно, вставай, идти надо.

– Уже встаю.

– Слушай, все хочу тебя спросить…

– Ну?

– Не обидишься?

– Говори, слушаю.

– Ты чего серьгу в ухе носишь? И пальцы у тебя в перстнях. Это что, у вас так принято?

– Ага, мода такая, – буркнул я. Только тут до меня дошло, как нелепо я выгляжу в бронежилете, с ранцем и дробовиком за спиной, и с серьгой Нави в ухе. Самое смешное в том, что серьга-то никакой магической силой в этом мире не обладает! – А я парень модный.

– Забавная у вас мода.

– Да уж какая есть. А пожрать мне ничего не полагается?

– Припасов мало, их беречь надо. В этом лесу ферм почти нет, да и те, что есть, принадлежат сектантам. Вряд ли у них мы чем-нибудь кроме пули разживемся. Так что потерпи до обеда, там поедим.

– Спасибо, что не отказал, – вздохнул я и взвалил на плечи свой ранец.

Тога и Кис стояли на улице у входа в землянку. Алина улыбнулась мне, а Тога немедленно объявил о своем новом открытии.

– Похоже, аккумулятор в ноуте какой-то особенный, сверхъемкий, – сказал он. – Прикинь, уже больше недели прошло, а он даже не подсел.

– Это хорошо или плохо? – рассеянно спросил я, глядя на Кис.

– Конечно, хорошо. Надо прихватить его с собой, в нашу реальность. Если разберемся с принципом работы и устройством, станем миллионерами.

– Мне опять снились нахттотеры, – сказал я Алине по-немецки. – Они меня не отпускают. Можете мне объяснить, что это значит?

– Нет, – сказала девушка, опустив глаза. – Я не знаю.

– Вот и я не знаю. И это незнание меня пугает.

– Скоро все станет ясным. Запаситесь терпением. – Алина зашагала вслед за Карагодом, и мне осталось сделать то же самое.

В лесу было холодно. На дворе апрель-месяц, а снег почти не тает. Странно, но я думал о том, что лес постатомной эры ничем не отличается от обычного российского смешанного леса. Никаких тебе изувеченных радиацией деревьев, никаких зверей-мутантов – каких-нибудь волкомедведей, зайцелосей или рысебелок. Наверное, встреть мы на пути какое-нибудь по-босховски уродливое нелепое существо, созданное атомными мутациями, мне было бы легче на душе. А так лес, как лес, только необычно притихший. От этой тишины было тревожно. За два дня пути от одного схрона к другому мы не встретили никого. Даже следов человека не видели. Я вспомнил, что рассказывал Карагод про погибших в этом лесу людей и поежился. Может, я сейчас шагаю прямо по костям, покрытым снегом. Ну да ладно, мертвые простят. Им теперь по большому счету все равно.