Жюв против Фантомаса - Пьер Сувестр

Если все аресты проходили, как это было с ней, то ищейкам нечего бахвалиться своим геройством. Ведь она ни в чем не была виновата. Невиновата? Гм… То, что произошло в марсельском скором, беспокоило Жозефину… А еще эта история с угнанным автомобилем.

Какие детали известны полиции об этих происшествиях? Если ее будут допрашивать, что ей делать: признаваться, все отрицать?

«Мне надо было возмутиться этим арестом.»

Да, она явно дала маху, позволив взять себя и не сказав ни слова в протест, словно она знала, за что ее задерживают… А Лупар, что с ним стало? А Борода?

— Жозефина Рамо, в кабинет судебного следователя господина Фюзелье.

«Ну вот, — подумала Жозефина, задыхаясь от волнения, — попалась в лапы „зануде“.

За столом сидел и что-то писал хорошо одетый мужчина, напротив него в тени против света сидел еще кто-то, но разглядеть последнего было невозможно.

Судебный следователь поднял голову, лицо у него было холодное, можно сказать, бесстрастное, но не злое; выглядел он довольно молодо и произвел на Жозефину скорее хорошее впечатление. Она представляла себе следователя отвратительным существом, с взлохмаченной бородой, грубым и раздражительным.

— Как вас зовут?

— Жозефина Рамо.

— Место рождения?

— Бельвиль.

— Сколько вам лет?

— Двадцать два.

Судья на секунду замолчал, посмотрев на Жозефину пронизывающим взглядом.

— Вы зарабатываете себе на хлеб, — спросил он, — проституцией?

— Нет, господин судья, — воскликнула она, — у меня есть профессия, я полировщица.

Судья недоверчиво покачал головой:

— Вы работаете в настоящее время?

Жозефина смутилась:

— То есть… сейчас у меня нет работы, но вы можете спросить, меня знают у господина Монтье, который с улицы Мальт, как раз там я обучалась этому ремеслу и с тех пор…

— И с тех пор вы стали любовницей бандита Лупара, по прозвищу Квадрат, и сошли с честного пути.

— Что касается этого, — призналась Жозефина, — то не могу отрицать, что я не живу с Лупаром, но заниматься проституцией…

Человек, сидевший в тени и не издавший с самого начала допроса ни звука, подошел к судебному следователю и шепнул ему что-то на ухо.

Последний кивнул головой.

— Это возможно, в самом деле, — отозвался он.

Он собрался было задать Жозефине очередной вопрос, но та, вскочив, удивленно смотрела на молчаливого свидетеля допроса. Она узнала того полицейского из Ларибуазьер, который устроился на соседней с ней кровати, замаскировавшись под старуху, в тот день, когда она стала жертвой покушения…

— Господин Жюв, — воскликнула она, протягивая к инспектору руки.

Однако допрос продолжался.

Господин Фюзелье подошел к самому главному.

Он подробно изложил все, чем занималась Жозефина в последнее время. Наконец он закончил:

— …Затем вы, Жозефина Рамо, вернулись в город в компании с вашим любовником Лупаром, по прозвищу Квадрат, и его правой рукой бандитом Бородой…

Жозефина, которой было не по себе от пронзительного взгляда судебного следователя, сначала старалась сохранить невозмутимое лицо, но по мере того как в речи судьи всплывали подробности приключений, в которых она участвовала, женщина начала то бледнеть, то краснеть, ее веки мелко-мелко дрожали от волнения.

Жозефина, нервничая все больше и больше, со страхом ожидала, что она вот-вот не выдержит и сорвется, что дверь внезапно откроется и в кабинет следователя введут Лупара в наручниках, а также его дружка Бороду. Она была почти уверена, что их обоих взяли, раз уже добрались и до нее, хотя она, в конце концов…

Наконец судья заявил: «Вы втроем, Лупар, Борода и вы, Жозефина, разделили между собой награбленное…»

Как только Жозефина смогла в разговор вставить слово, она принялась доказывать свою невиновность. Нет, это неправда! Она не получила ни гроша от этого дела, она даже не знала в точности, что там произошло… Она как на духу расскажет, как все было. Она лежала в больнице Ларибуазьер, когда вдруг вспомнила, что накануне Лупар приказал ей во что бы то ни стало прийти на Лионский вокзал в субботу ровно в семь часов. И вот, в ту субботу — это было как раз на следующий день после покушения на нее, — поскольку она чувствовала себя уже вполне здоровой, она покинула больницу и отправилась туда, куда ей велел явиться ее любовник… Больше она ничего не знает, она больше ничего не сделала, она протестует, ее обвиняют в том, чего она не совершала!

Жозефина закончила свою речь, наступила тишина.

Господин Фюзелье медленно обмакнул перо в чернильницу и, подмигнув Жюву, своим ровным голосом четко произнес:

— По крайней мере, единственное, что абсолютно точно установлено, это соучастие в преступлении.

Жозефина подскочила на месте; ей хорошо было известно зловещее значение этого слова…

До сих пор не сталкиваясь с правосудием, девушка тем не менее была хорошо наслышана о сценах допросов и не могла не понимать, что скрывается за этим термином. Соучастие — это означало обвинение!

Умоляюще, она протянула дрожащие руки к судье, но неожиданно для себя услышала, как Жюв слегка поправил юриста:

— Простите, может, назовем это не соучастием в преступлении, а действием под принуждением.

— Я не понимаю вас, Жюв.

— Поставим себя на место этой несчастной девушки, господин судья. На следующий день после покушения, совершенного на нее, которое мы не смогли, несмотря на наши обещания, предотвратить, она оказалась в довольно щекотливом положении. Такие простодушные люди, как Жозефина Рамо, рассуждают так: надо доверяться тому, кто сильнее. Ее, в определенной мере, можно простить за то, что она подчинилась своему любовнику, который накануне, я признаю это, одержал довольно красивую победу над полицией, надо мною самим…

— О, месье, месье, — воскликнула удивленная и обрадованная Жозефина, которая буквально пила речи, льющиеся из уст Жюва, — ведь так оно и было, вы говорите сущую правду. Да, я подчинилась Лупару, потому что боялась его, и потом… Что вы хотите? Что со мной бы стало, если бы я его ослушалась? Во второй раз он наверняка бы уже не промазал.

Заинтригованный, господин Фюзелье поочередно смотрел то на инспектора, то на женщину. Что касается его, то он считал, что набралось достаточно доказательств для обвинения.

— Извините, Жюв, не будем горячиться. Я следил за вашим рассуждением, и оно не показалось мне достаточно убедительным. Я вообще остерегаюсь подобного рода теорий. Зверь опасен? Отдает он себе в этом отчет или нет, он должен быть обезврежен… такова моя позиция. Хотя я допускаю, что случаются разного рода совпадения, которые… Ну, ладно, так уж и быть: я принимаю ваше предложение и снимаю с нее обвинение по делу поезда. У нас есть кое-что похлеще!

Повернувшись к любовнице Лупара, судья сделал эффектную паузу и резко спросил:

— Что стало с леди Белтам?

— Что?

— Леди Белтам? Что с ней стало?

Жозефина была сбита с толку; по ее виду можно было предположить, что она впервые слышит это имя.

Фюзелье шепнул полицейскому:

— Крепкий орешек, она даже бровью не повела…

— Черт, — отозвался Жюв, — еще бы…

Он остановился посредине кабинета.

Девушка, похоже, справилась с первым волнением, и сейчас, когда мысли ее по-прежнему путались, она только сердцем чувствовала, что если судебный следователь таит в себе что-то враждебное для нее, то Жюв, наоборот, может стать для нее сильной поддержкой.

Судья в этот момент вновь приступил к допросу, продолжая расспрашивать Жозефину о Лупаре.

О, Жозефина знала, какой аргумент поможет ей отбиться от атак следователя: письмо, посланное ею в полицию.

Дело выгорит, лишь бы Жюв поверил, что письмо послано действительно ею, Жозефиной.

Жозефина вдруг решилась.

Будь что будет, надо с этим кончать, она разыграет из себя невинную жертву; там будет видно, что из этого получится. В любом случае, она будет стоять на том до конца, и ничто не заставит ее отступиться.

— Ну, не горе ли видеть, — начала всхлипывать она, — как все набрасываются на бедных девушек, которые позволили себе подарить в один из весенних дней удовольствие насладиться любовью с любимым человеком! Ну и что после этого? Да, я послушалась Лупара, что здесь такого? Что плохого в том, что отдаешь себя человеку, который тебя любит и к которому также испытываешь нежные чувства? Кто может запретить это? Никто, разве что священники…

Нужно было обязательно узнать, что у них на уме.

— Пока дело касалось лишь краж, я предпочитала помалкивать, для этого есть свои причины, согласны, господин Жюв? Но, как только я узнала, что замышляется дело покруче, я тут же написала свое письмо господину Жюву, в котором рассказала о том, что случайно услышала из разговора Лупара с одним незнакомцем. Я догадалась, что они идут на крупное дело, и все выложила полиции… Ну, а как меня отблагодарили потом, вы знаете? Они все рассказали моему любовнику, возможно, даже показали ему мое письмо, так как на следующий день после обеда в компании Лупара я чуть не отравилась… Пока я валялась в больнице, он, зная уже о моем предательстве, велел мне явиться к нему, в противном случае я нарвалась бы на неприятности. Я попросила защиты у Правосудия, и в качестве ответа они позволили Лупару едва не продырявить мне шкуру! Тогда я поняла, что нужно покориться Лупару… Хорошо же ваше Правосудие… а вы, которые служите ему, грязные св…