Любовь.ru. Любовь и ирония судьбы - Наталья Андреева

«Неужели же Антон все ему рассказал?!» — в ужасе замерла Люба.

— Что Снежана? — неприятно оскалился Олег Варягин.

— Ничего. Надо не по внешности жену выбирать. И женятся по любви одни дураки, ты уж меня прости… — Владимир Иванович еще раз поморщился, потом поднялся с дивана, подошел к одной из полок стенки, где в рамке стояли два портрета. Протянул, было, руку к одному, потом, словно спохватился, отдернул и повторил:

— Да-да, одни дураки. Ты уж меня прости.

— Да что ты заладил: «прости» да «прости»!

— Я пришел с искренним чувством: поддержать тебя в трудную минуту, — напыщенно заявил Варягин старший. Этот человек вызывал у Любы неприязнь все больше и больше. — Мне не хотелось бы говорить об этом при посторонних, но… Надо было слушать старших.

— Идите вы все к черту! — отчаянно сказал Олег Варягин.

— Вот ты всегда такой. С самого детства. Упрямец. И денег я тебе не хотел поэтому давать. И не хочу. Ты сам по себе. Учился, где хотел, женился, на ком хотел. И что? К чему это все привело? Сидишь вот теперь…

— Уходи, — скрипнул зубами племянник. -Меньше всего я сейчас нуждаюсь в нотациях.

— Как угодно. Очень приятно было с вами познакомиться, Любовь…?

— Александровна.

— Любовь Александровна. Извините за вспыльчивость моего племянника. Я подозреваю, что он на меня нажаловался, но… Телефончик ваш можно?

— Зачем?

— У каждого может возникнуть потребность обратиться к психотерапевту.

Он был закрыт совершенно, и фразы из уст этого Владимира Ивановича вылетали какие-то казенные, сухие. И такое самообладание!

— Я не думаю, что вам когда-нибудь потребуется психотерапевт, — довольно сухо заметила Люба.

— Ну, зачем же поддаваться неприязни, которую испытывает ко мне мой племянник, Любовь Александровна! Вы же умная женщина, раз психотерапией занимаетесь! Вы должны понимать, что всегда надо выслушивать и другую сторону. А то я получаюсь со всех сторон жестокий человек, который не хочет помочь ближнему своему. Племяннику родному. А я, может быть, хочу помочь, но не вижу, так сказать, движения навстречу…

— Все. Хватит, — высказался Олег Варягин. -Я сам. Понятно? Сам.

— Ну, как угодно. Может быть, покупателя приискать? Раз не хочешь моих денег?

— Таких не хочу. Я сам.

— Эх, Олег, Олег! А ведь твое упрямство тебя погубит. Я квартирку-то осмотрел. Что у тебя в спальне творится?

— А что в спальне? Ваши подарки.

— Обои не собираешься переклеивать?

— Не собираюсь. Пусть останется, как память.

— Оставь, оставь. Но это все как-то… Неправильно, а? Некрасиво?

— Я тебя провожу. Любовь Александровна, вы подождете?

— Разумеется, — кивнула Люба.

Мужчины ушли в прихожую, оттуда еще несколько минут слышался громкий, раздраженный голос Олега Варягина. Его дядя, напротив, говорил очень тихо и ровно. Эти люди не могли найти общего языка, ну никак не могли! Кто из них был прав? Непонятно.

Олег Варягин вернулся, обессилено присел на диван:

— Не было его у меня полгода, и вот вам, пожалуйста. Что, по-вашему, я не прав?

— Не знаю.

— Ему, видите ли, не нравится моя жена!

Люба поднялась с дивана, подошла к той же полке, у которой недавно стоял Владимир Иванович Варягин, взглянула на портреты:

— Ваши родители?

— Что? Ах, да.

— Мама такая милая. И волосы замечательные. Густые, волнистые.

— Фотография черно-белая, а, вообще-то она была рыжеволосой.

— Что ж. Мне кажется, что разговор сегодня у нас с вами не получится.

— Да, а чаю?

— Нет, спасибо.

— Ну, посидите со мной. Вы же видите, в каком я состоянии!

Люба же думала как раз о его состоянии. Еще и про Снежану заговорить, подлить масла в огонь? Только что его дядя высказался весьма конкретно.

— Хорошо. Я с вами немного посижу, — кивнула она.

На кухне он неумело возился с продуктами, кромсал ножом батон белого хлеба.

— Давайте я, — поднялась Люба.

— Черт! Нервы. Это все нервы.

— Как ваши дела?

— Никак. Сижу дома большей частью, думаю, что делать. Кстати, меня опять к следователю вызывали. Арестовали Ларисиного брата. Какая чушь! Мы с ним виделись-то мельком пару раз. Это не он. Точно.

— Виделись мельком, вы совсем его не знаете. Почему такие выводы?

— Я знаю Ларису. Вам покрепче?

— Да, если можно.

— Вы скажите этому своему…

— Олег Валерьевич, давайте договоримся, что я на ход расследования никак не влияю.

— Да? Ладно. Не влияете. Что, о другом поговорим? Зачем вы пришли?

— Сами же в гости звали.

— Да. Звал. Тоска, знаете ли. Знакомые звонят… Даже язык не поворачивается назвать их друзьями. Да, знакомые. «Ну, как у тебя дела? Ничего не изменилось? Тебе плохо, да? А как плохо?» У меня такое ощущение, что собралась целая стая вампиров, которые, вытягивая из меня подробности о том, как мне плохо, упиваются тем, как им хорошо. На чужое несчастье люди слетаются, словно воронье. И давай клевать падаль. Клевать, клевать…

— Может быть, мне уйти? Вы не в настроении.

— Сидите. Вы же сами пришли. Я не напрашивался. Вас что, этот ваш прислал? Самохвалов? Ах, да! Договорились, помню.

Пауза. Люба пила чай, внимательно к нему приглядывалась.

— По жене соскучился. Странно, да?

— Нет, не странно.

— Может быть, мне туда съездить? Не могу больше. С августа ни слуху, ни духу.

— Почему раньше не съездили?

— Обиделся. Теща к телефону все время подходит, а не Снежка. А где моя жена, где? Видеть ее не хочу!

— Ну а простить вы могли бы ее?

— Простить? За что? За измену? Что, с любовником убежала? Вы что-то знаете? Говорите! Кто он? Убью!

— Я ничего не знаю, — спокойно сказала Люба. -Просто спросила.

— Ах, просто! Да, простить могу. Брата же простил? Я на ней не на девушке женился, другой попользовался. Женился же. Потому что она хорошая. Я знаю. Что бы с ней не сделали, она все равно останется… Чистой, да.

— Я думаю, что у вас все будет в порядке, -осторожно сказала Люба.

— Надо ехать, да?

— Это вам решать.

— Черт, теща там! Видеть ее не хочу! Небось, так и зудит сейчас: «Я тебе, Снежаночка, говорила: не выходи замуж за этого Варягина. Я тебе говорила…» Тьфу!

— Знаете, Олег Валерьевич, я, пожалуй, и в самом деле пойду.

— С неудачниками скучно, да?

— Просто меня ждут.

— Этот ваш… Помню, да. Вы на ход расследования не влияете. Что ж. Тоже бросите меня? Кстати, не хотите прикупить мою квартиру? Вам продам.

— Вы же сказали, что сами хотите здесь жить.

— Ха-ха! Сказал! Ха-ха! Прижмет, и съедешь, куда деваться? Люди думают, что четыре стены, доставшиеся им в пользование — это вечное. Ха-ха! Есть только четыре вечных стены, из дерева, да и те рано или поздно превращаются в труху.

— У вас опять депрессия начинается?

— С чего вы взяли? Я в деревню поеду. В Мишкин дом.

— А вы что, наследник?

— Будете смеяться, но этот чудик оставил завещание. У него, оказывается, нет прямых наследников. Шучу. Племянница есть, но я с ней судиться не буду. Еще чего! Мне чужого не надо.

— Скажите, ваш дядя не болен?

— Болен? Дядя, болен? Ха-ха! Здоров, как бык! Вы не смотрите, что он такой худой! Он жилистый, уж я-то знаю. И меня еще переживет.

— Проводите меня, Олег Валерьевич.

— Ладно. Посижу еще вечерок в одиночестве. Есть деньги — есть друзья, нет денег… Старая истина.

Люба вышла из его квартиры, испытывая явное облегчение. Словно воздуха свежего глотнула. У Олега Варягина в доме такая обстановка… Давит и давит.

— Ну что? — вяло поинтересовался Стас, когда Люба вернулась. — Поговорила?

— Ага.

— И как?

— Не знаю. Время покажет. Кстати, познакомилась с его дядей. С Владимиром Ивановичем Варягиным.

— Ну-ну, — сразу же оживился Стас. — И как?

— Олег Валерьевич говорит, что дядя абсолютно здоров.

— Знаешь, есть такие болезни…

— Знаю. Алкоголизм, например.

— Ах, ты про это, — он ткнул пальцем в пустую бутылку из-под пива. — От этого не умирают, только толстеют. А я, — задрал футболку, показывая выпирающие ребра, — я какой был, такой и остался. Значит, я уникум. Особенный человек.

— Ха-ха!

— Не ха-ха, а особенный. Ем, что хочу, пью, что…

— Ха-ха! Самохвалов, я никогда не перестану удивляться твоей наглости и твоему хвастовству. Особенный, особенный. Успокойся.

Той же ночью:

 … Barbara: вошла в чат… всем привет!

 Брошенный муж: а от меня вчера ушла жена.

 Bars: нашел, о чем горевать! Другую найдешь!

 Barbara: кто хочет большой и чистой любви?

 Брошенный муж: а сколько это стоит?

 Barbara: а ты богатый?

 Брошенный муж: допустим, да.

 Barbara: тогда я тебя уже обожаю!