Морской герой - Коре Холт

Грозе Каттегата не впервой сражаться; он умеет орать, но умеет и соображать. Умеет также выждать решающую минуту, хоть и не все признают за ним это качество. Вот он здесь. И минута настала.

«Белый Орел» и «Помощник» одновременно дают залп в упор, и к ним присоединяются мортиры, захваченные норвежцами на островке. «Козерог» принимает удар, что называется, стиснув зубы: разбитые люки, языки пламени, ослепленные пороховым дымом бородачи, мертвецы, валяющиеся в лужах собственной крови… Адмирал Стрёмшерна еще находится на борту. Впервые в жизни ему изменяет трезвость мышления, благодаря которой он получил дозволение короля изменить крестьянское прозвание Кнапе на новое, более благородное имя. Смертный страх овладевает адмиралом. Он не перешагивает — переваливается через перила и распластывается на палубе, чтобы являть собой возможно менее заметную мишень, когда на судно с трех сторон обрушится новый залп. И кричит своим людям:

— Спустить флаг!

Приказание выполняется, только одна из пушек «Козерога» продолжает стрелять, потому что полуживые пушкари не видели падения родного флага. Тут слева от «Белого Орла» появляется «Борзый», который до сих пор менее других судов отряда проявил себя в бою. Теперь же и он открывает огонь.

И «Козерогу» приходит конец. Форштевень горит, такелаж горит, на борту гордого судна Стрёмшерны царит полная сумятица. Пора норвежцам брать его на абордаж.

Они должны изгнать противника, добить раненых, погасить зажженный ядрами пожар, отбуксировать корабль от берега, чтобы не опасаться вражеской контратаки, а затем вывести его в море.

Надо полагать, шведы подожгли фитили в крюйт-камере «Козерога», прежде чем прыгать за борт и бежать на берег. Корабль окутан дымом. Он сочится из иллюминаторов и люков, валит клубами из кают, застилает палубу такой густой пеленой, что не видать друг друга, не отличить чужого от своего. Но голос командора преследует матросов и солдат; бог ведает, откуда он доносится — может быть, Гроза Каттегата рядом с ними на палубе, а может быть, предусмотрительно остался в шлюпке в кабельтове от «Козерога». Голос гонит людей вперед, закрепить победу.

Фабель участвует в абордаже, памятуя, что ему недостает последнего, и наиболее важного звена в прекрасном победном венце из трех трупов, коего ждет от него командор. Ему приходит в голову, что кто-нибудь из шведов мог спрятаться в крюйт-камере и ведь там же могут быть фитили и смола; туда, скорее туда! Он бежит вниз по трапу.

Отыскивает крюйт-камеру, она вся в дыму, что-то горит, он попадает в горячую смолу, кричит и обнаруживает за спиной у себя пороховую бочку. А перед бочкой стоит человек.

Фабель пытается рассмотреть лицо, искаженное дымом и копотью, видит в руке врага пистолет и приседает, так что пуля летит выше цели. Они катятся кубарем по палубе, не видя друг друга, попадают в смоляную лужу. Встают, перемазанные, с залепленными смолой глазами, одержимые бешенством. Зачем тот оказался здесь? Чтобы погасить фитиль, как он потом уверял, погасить фитиль и спасти корабль для тех, против кого сражался? Если у него и впрямь была такая мысль, то теперь, с едкой смолой в глазах, он мыслит совсем о другом. Хватает неприятеля за горло и душит его.

Всхрапнув, Фабель упирается коленом в грудь шведского вояки — там внутри что-то хрустит, противник захлебывается криком и откусывает кончик собственного языка. Фабель хватает лежащее рядом кожаное ведро, ударяет врага по черепу, напяливает ведро ему на голову и, держась за ручку, пинает его в пах, так что он падает, корчась, точно червяк.

Но ведро не выдерживает, рвется днище.

Враг поднимается — словно рок восстает из бездны, — лицо его в крови, от густого дыма на обоих нападает кашель, и на мгновение оба не в силах продолжать схватку. Но вот шведский вояка, поднявшись, словно рок, восставший из бездны, наносит удар кулаком, промахивается, резким движением отклоняет голову, однако деревянный башмак противника достает его челюсть, вышибая зубы.

В ответ швед прыжком бросается на Фабеля, хватает его за волосы, одной рукой загибает ему голову назад, другой ищет и находит нож. Заносит его над горлом противника, но пальцы скользкие от крови, и первый выпад ножом оставляет только малую царапину. Эта царапина придает новые силы норвежцу. Он толкает шведа на пороховую бочку, так что тот едва не ныряет головой в порох. На миг зависает на краю бочки. У норвежца есть пистолет. Он никак не может его найти. Зато швед снова находит свой нож и кидается на противника.

Идет рукопашная схватка — сплетаются руки и ноги, бьют кулаки, хрустят выбитые зубы, целые кусают. Нащупав зубами гортань противника, швед кусает так, что норвежец корчится от дикой боли, упирается врагу большим пальцем в глаз и нажимает. Оба шлепаются на палубу, оба с трудом поднимаются на ноги.

А дым еще гуще, они совсем не видят друг друга, на палубе над ними кипит схватка, из-за которой им не слышно собственных голосов. Ищут противника каждый за своей бочкой, понимают ошибку и вслепую размахивают руками в дыму. Кашляют и вновь находят друг друга.

Рука шведа сжимает найденный при падении пистолет.

Он стреляет в норвежца. Туда, где должен быть норвежец. И попадает в пороховую бочку.

Еще чуть-чуть… Пуля впилась в дубовую клепку, пробей она ее насквозь — самую малость недоставало, — и вспыхнул бы порох, вспыхнул бы весь «Козерог», взлетел бы вместе с людьми на воздух в пламенном облаке.

Снова двое стоят лицом к лицу.

Внезапно норвежец ударяет противника головой в переносицу. Швед оседает.

Фабель поднимает его за волосы, берет на руки и, шатаясь, выносит наверх.

Поднявшись с пленником на палубу, узнает в нем своего брата, по прозвищу Лузга, каким-то образом очутившегося на шведской службе.

В это мгновение случайная пуля с берега поражает Фабеля в голову, и он падает мертвый.

Тем временем Лузга пришел в себя. Он узнает Фабеля. С горечью в душе поднимает мертвого брата и несет на руках в лодку. Никто не чинит ему помех.

Он гребет к фрегату «Белый Орел», где находится Гроза Каттегата.

Командор говорит:

— Я обещал Фабелю, что он будет побегушкой у моего камердинера Кольда. Теперь это место получишь ты.

Он добавляет, что у Фабеля есть жена в Копенгагене, в трактире «Сердитый петух», хочешь — возьми ее себе.

Лузга думает про себя: «Все равно, в кого стрелять».

Из вестника «Хроника событий», июль 1716 тода, фамилия корреспондента неизвестна.

В ночь на 8 июля командор Турденшолд вошел со своим отрядом в залив Дюнекилен и в утренние часы разгромил всю стоявшую там на якоре шведскую эскадру.

Ваш корреспондент может подтвердить ходящие здесь слухи о том, что шведские офицеры весьма весело провели ночные часы в усадьбе Дюне недалеко от гавани Дюнекилена. На радостях, что его величество король Карл покинул Дюнекилен и на быстром коне направился обратно в Торпум под Фредриксхалдом, они сочли целесообразным пировать без него. Был выставлен караул, но слишком малочисленный; отдыхающим солдатам было приказано спать, не расставаясь с оружием, но они спали чересчур крепко. Убеждение адмирала Стрёмшерны, что узкий пролив сам по себе служит надежной защитой против любого врага, не оправдалось.

После столь драматического поражения шведов возникает один вопрос. Всего несколькими днями раньше адмирал Стрёмшерна сам проходил этим проливом — правда, проходил среди белого дня (однако в июле разница между днем и ночью невелика) и его не подстерегал неприятель, но ведь и Турденшолд не встретился с врагом, пока не вошел в залив. Не следует ли из этого, что шведский адмирал недооценил своего датско-норвежского коллегу и противника? Вашему корреспонденту сдается, что противники Турденшолда, да и его коллеги на датско-норвежском флоте, особенно же при дворе, не без высокомерия смотрели на человека, коего отчасти насмешливо, но отчасти с восхищением называют Грозой Каттегата. Нетрудно предвидеть, что отныне насмешек поумерится, когда станут говорить о победителе в последней битве.

Пока что неизвестно, какая судьба ожидает адмирала Стрёмшерну после его поражения. Ваш корреспондент наблюдал за битвой с относительно надежного наблюдательного пункта на берегу, куда ядра не долетали и опасность мушкетных выстрелов была не столь велика. Ваш корреспондент был восхищен продуманностью действий упомянутого Грозы Каттегата. Он не спешил открывать огонь, пока его суда не вышли на позицию, обеспечивающую наибольшую действенность залпов. Нет сомнения, что шведы сражались отчаянно. Но в их обороне не было той безоглядной ярости, которая отличала нападающую сторону.

Когда адмирал Стрёмшерна спустил флаг на своем флагмане «Козерог», вашему корреспонденту представился случай обратиться к адъютанту с просьбой получить личное высказывание адмирала. Просьба была отвергнута резко и на сей раз отнюдь не вежливо. Ваш корреспондент последовал за адмиралом, когда тот удалился за пределы досягаемости вражеских пушек. Он был мокрый насквозь — видимо, с корабля добирался до берега вброд — и черный от порохового дыма, куда девалась воинская гордость. Ему помогли сесть на старого вороного коня. Адмирал, удаляющийся верхом после разгрома, являл собой отнюдь не гордое зрелище.