Хроники незабытых дней - Владимир Гросман

Несколько пассажей в «Правилах» появились явно с подачи Св. Антония. Например, обнаружив в купе поезда особу противоположного пола, советскому гражданину(ке), видимо, во избежание искушений, предписывалось немедленно потребовать от проводника подыскать ему (ей) другое место.

Закончив увлекательное чтение, я расписался в специальной амбарной книге в графе «ознакомился» и пошёл в гастроном за водкой для отдела. Таковы были традиции. За день до отлёта, полагалось выпить с коллегами и прослушать запись Володи Высоцкого:

Там шпионки с крепким телом,Ты их в дверь — они в окно,Говори, что с этим делом,Мы покончили давно.

В ходе подготовки к поездке отдельный инструктаж проводил Миша. Его интересовал возможный состав европейских делегаций, но, прежде всего, личность Питера Хааса, генерального директора крупнейшей в мире Франкфуртской книжной ярмарки, который, по полученной информации, был приглашён на торжественное открытие Всеафриканской выставки. Левак по своим политическим взглядам, Питер в молодости засветился, как анархист, симпатизировавший коммунистам. Помогал различным фондам, искупающим вину Германии за Холокост. В общем, фигура интересная. Женат вторым браком, молодая жена латиноамериканка, по убеждениям троцкистка.

Встретиться с Хаасом на нейтральной территории в неформальной обстановке — редкая возможность, которую нельзя упустить, поскольку предыдущие попытки «подойти» к нему ближе в Германии не принесли результатов.

Как только реальность командировки подтвердилась, я начал старательно знакомиться с политическими и экономическими проблемами континента. Меньше всего при этом полагался на советскую прессу. Зарубежные газеты и журналы приходилось просматривать в спецхране, «синий ТАСС» для служебного пользования давал мне Миша. Постепенно стала вырисовываться общая картина африканской действительности.

В те годы Чёрный континент пылал.

Велись бои в Анголе, Мозамбике и сопредельных государствах. Не совсем ясно, что творилось в Конго и Заире, бурлила Южная Африка. У меня сложилось мнение, может быть обывательское, что наша политика в регионе носила выжидательный характер. Мы ждали, а порой сами провоцировали очередной конфликт, затем, после вмешательства США, бросались поддерживать противоположную сторону.

В курс нигерийских заданий меня ввёл «африканист из конторы». В первую очередь нас интересовали неожиданно возникшие ядерные амбиции Нигерии. На фоне лозунгов «Африка — для чёрных», «Каждый шестой в Африке — нигериец», «Чёрное — прекрасно», мелькавших в местной прессе, там начали появляться статьи о возможном строительстве атомного реактора, что беспокоило многих и не в последнюю очередь членов ядерного клуба.

Крупнейшая нефтедобывающая страна, центр политического влияния на всю Африку, Нигерия стала зоной столкновений интересов различных государств, в том числе и Китая, отношения с которым у нас были на грани войны. В этой связи особый интерес представлял университет в городе Ифе, на территории которого будет проходить выставка.

Лекторский состав в основном интернациональный, но советских преподавателей там нет. Недавно открылась кафедра ядерной физики, с практикой студентов на зарубежных атомных реакторах. Немедленно на разных факультетах появились китайские преподаватели, в том числе три тренера по настольному теннису. Всё это напрягало.

Информация поступала в недостаточных объемах, к тому же самая противоречивая.

Каждый новый европеец в стране, как волосок на лысине, виден издалека. Аналитики требовали кое-что проверить и перепроверить.

Интересовало всё — от степени чёрного национализма на бытовом уровне, до списка дисциплин на серьезных факультетах.

Вот с таким багажом вопросов я скоро увижу долгожданную Африку.

Серое февральское утро. Перед въездом в Шереметьево-1 уборочные машины разгребают грязную снежную кашу. Шереметьево-2 ещё достраивается. Дима приехал в лёгкой куртке и засунул её в сумку, мою дублёнку жена увезла домой, привезёт к встрече. На посадку проходим через депутатский зал, без таможенного досмотра, была такая привилегия у делегаций Агентства.

По трапу, под налетевшую пургу поднимаемся в самолёт. Стюардесса объявляет — летим с посадками в Вене и Триполи, время в воздухе девять часов. С интересом присматриваюсь к пассажирам, гадаю — кто они, зачем летят. Вот весёлая компания хорошо одетых и слегка датых внешторговцев. Часто скрываются в салоне первого класса, где, видимо, сидит начальство.

Возвращаются с покрасневшими лицами, похоже, благодушное руководство на радостях поощряет их халявным коньяком. Ребята точно направляются в Австрию.

Рядом со мной втиснулась в кресло разговорчивая тётя средних лет. Летит до Лагоса. Везёт щенков немецкой овчарки для дочери, вышедшей замуж за нигерийца. На этих собак сейчас мода среди быстро богатеющих на нефтедолларах африканских нуворишей.

Большую часть салона занимают пожилые люди в каких-то серых и мятых пиджаках и платьях. У некоторых мужчин орденские колодки, что запрещено инструкцией. Вид у компании какой-то неэкспортный. Лица озабочены, в глазах мелькает тревога.

Между собой все знакомы, держатся обособленно, разговаривают мало. Чуть впереди, слева у прохода, сцепив руки, напряжённо сидит молодая пара. Мужчина все время вертит головой и растерянно улыбается.

Начинаю догадываться — это еврейские эмигранты летят до Вены, выражаясь языком газет — отщепенцы, предавшие идеалы социализма.

Самолёт набирает высоту, кто-то из стариков всхлипнул. Приподнятое настроение улетучилось, теоретически среди них мог оказаться и я. Крепко достало государство своей неусыпной заботой, если решили они навсегда расстаться с домом, друзьями, близкими и лететь в неизвестность. Растрёпанные и взволнованные, купившие one way ticket они вызывают у меня сложную гамму чувств — неприязни, жалости и сочувствия.

Многоопытный Дима наклонился ко мне: «Старик, не заговаривай с ними, они уже иностранцы. Кто-нибудь из экипажа стукнет и пришьют тебе несанкционированный контакт». Гоню от себя тяжёлые мысли.

Спираль истории совершила очередной виток, и через три тысячи лет вновь зазвучало, теперь уже голосом Луи Армстронга «Let my people go…».

Не могу обойти молчанием больную для меня тему юдофобии. По рассказам отца, в нём текла и цыганская кровь, а бабушка из деревни Бабынино Калужского уезда вела свой род от какого-то поляка, осевшего там во времена Марины Мнишек. Думаю, что не обошлось и без татарина. Кто яё