Приключения в стране тигров - Луи Буссенар

Фрике еще никогда, с тех пор как взял в руки крупнокалиберное оружие, не добивался такого поразительного успеха. А ведь стрелял он не из карабина восьмого калибра с его ужасной пулей «Экспресс» — нет, это было гладкоствольное ружье. Конечно, калибр у него тот же самый, и если вкладывается круглая пуля из особо твердого свинца весом в шестьдесят пять граммов, то пороховой заряд весит те же семнадцать с половиной граммов, что и в карабине.

Чтобы понять, какое действие может произвести эта пуля, нужно вспомнить, какой ударной силой она обладает. Хотя мы уже называли эту цифру, будет небесполезным напомнить, что оружие восьмого калибра, давая начальную скорость в 446 метров в секунду, придает ударную силу порядка двух тысяч сорока восьми килограммов!

Если сопоставить силу давления с относительно небольшим объемом пули, станет понятно, что этот жалкий кусочек свинца и ртути (в соотношении девять к одному) диаметром в двадцать два миллиметра способен пробить любую мышечную и костную ткань.

В несколько прыжков Фрике подбежал к рухнувшему на бегу слону. Тот упал головой вперед, как если бы передние ноги подломились прежде задних. На длинные бивни пришелся весь вес громадного тела, и они глубоко вонзились в землю, причем удар был настолько силен, что один бивень надломился у основания. Хобот подогнулся ко рту, наполненному кровью и землей. Глаза были открыты, веки не двигались; бока перестали вздыматься, и только толстые складки кожи еще слегка подрагивали в последней конвульсии.

Фрике не верил своим глазам — неужели возможно поразить столь мощное животное единственным выстрелом! Но смерть слона была мгновенной.

Чуть повыше левого плеча охотник увидел небольшую дырочку, из которой струйкой текла багровая кровь.

— Должно быть, пуля попала в сердце, — сказал он. — Не хвастаясь, скажу: выстрел был совсем неплох. Если бы тогда, на берегу Рокелле, я так же удачно прицелился бы в носорога, то уложил бы его наповал. Бедная зверюга! Не повезло ему, что нам так хочется есть! А цвет какой странный! Никогда не видел слонов с таким необычным оттенком. Похоже на ситный хлеб, прослоенный серым войлоком.

Произнося этот монолог, Фрике вооружился ножом и уже готовился вырезать из этой горы мяса кусок по своему вкусу, но застыл на месте, услышав яростные пронзительные крики людей и тяжелый характерный топот стада слонов.

Можно представить себе его удивление при виде двенадцати слонов, из которых десять были заседланы, а на спинах двоих возвышались гауды.

По крику мау слоны послушно остановились: охотники легко соскользнули с седел и одним прыжком оказались на земле, тогда как важные персоны, восседавшие в гауде, неторопливо спустились по шелковой лесенке.

С жалобными воплями все бросились к мертвому животному. Некоторые рвали на себе одежду, царапали до крови грудь и даже лицо.

— Кажется, я попал впросак с этим слоном, — сказал Фрике самому себе, — но они сами виноваты: отчего нельзя было повесить таблички с надписью: «Охота запрещена». Ого! Минуточку, минуточку! Ну-ка, уберите лапы, я не люблю, когда меня хватают, и бью без предупреждения. Вас и всего-то двадцать человек!

Вновь прибывшие, заметив наконец Фрике и безошибочно признав в нем убийцу священного животного — грех, который парижанин в своем извинительном невежестве рассматривал как простое нарушение правил охоты, — бросились к нему с явно недобрыми намерениями.

Самый нетерпеливый или же самый смелый, уже протянувший руки, получил удар ногой в живот и рухнул навзничь.

— Эй, — крикнул Фрике, — давайте лучше договоримся по-хорошему. Нечего меня хватать, как преступника, не говоря ни слова. Я этого не люблю, повторяю еще раз. Извольте объяснить, в чем дело.

Нападающие, завопив еще громче, образовали кольцо, и один из мау, гибкий и ловкий, как обезьяна, в свою очередь, бросился на молодого человека. Фрике, прислонившись спиной к дереву и бесстрашно глядя на окруживших его людей, выкинул навстречу левый кулак.

— Вот уже и два готовеньких, — насмешливо подытожил парижанин при виде распластавшегося на спине бедняги с залитым кровью лицом. — Однако ружье я пускать в дело не хочу: не было бы хуже.

Третий, а затем и четвертый нападавший поочередно свалились на землю под ударами бесстрашного европейца, который продемонстрировал им превосходство французского бокса перед всеми другими видами единоборства.

— В тактике вы не сильны, мои желтые друзья… Нет чтобы броситься на меня одновременно, а они подходят, соблюдая очередь. Ай! Кто это меня зажал?

Бирманцы оказались не такими наивными, как это показалось Фрике. Видя, что имеют дело с решительным, ловким и сильным человеком, они тихонько подвели одного из слонов к дереву, спиной к которому стоял защищавшийся.

Подчиняясь приказу своего мау, умное животное, вытянув хобот, подхватило Фрике под мышки, подняв его в воздух с такой же легкостью, как ребенок держит за хвост мышь.

Некоторое время слон покачивал добычу в воздухе, как бы вопрошая хозяина: «Хватить его, что ли, о ствол дерева?»

Погонщик сделал знак и что-то ласково произнес. Дрессированный великан бережно опустил пленника на землю, а точнее, в подставленные руки людей.

Фрике тщетно пытался стряхнуть с себя навалившихся на него бирманцев: его держали крепко. Он выронил тесак в тот момент, когда слон схватил его, ружьем быстро завладели противники, наконец, малыш Яса, о чем-то быстро переговоривший с главарем нападавших, делал ему умоляющие знаки, явно призывая не сопротивляться.

— Ладно! Уступаю силе. Мне не стыдно признать, что меня одолели двадцать четыре человека при помощи двенадцати слонов.

Как только Фрике перестал вырываться, его отпустили. Юноша ожидал, что его крепко свяжут, но ему оставили полную свободу передвижений. Впрочем, любая попытка к бегству была бы полным безумием: не было никакой надежды ускользнуть от изумительных следопытов и охотников, не говоря уж о слонах, чей нюх значительно тоньше, чем у лучших охотничьих собак.

Появилась многочисленная группа всадников, которые при виде мертвого слона разразились ужасными воплями.

Потом бирманцы, простершись перед трупом, стали биться головой о землю, рыдать и царапать себя ногтями; поднявшись, все воздели руки к небу, бросая все более и более угрожающие взгляды на убийцу, который уже совершенно ничего не понимал.

Но вскоре ему кое-что стало ясно.

После тщетной попытки заговорить по-французски с тем, кто по виду был главарем, он обратился к нему по-английски, причем без всяких церемоний и довольно дерзко.