Латино-Иерусалимское королевство - Жан Ришар

Как видим, формирование палестинского епископата продвигалось медленными темпами. Можно даже задаться вопросом, а не путаница ли в «Notices» побудила папу и патриархов действовать с особой осторожностью. Но в состав королевства также входили и земли, которые подчинялись патриарху Антиохийскому — церковная провинция Финикия (Тир). В 1104 г. Балдуин I захватил Акру, в 1110 г. Бейрут и Сидон, и на следующий год попытал счастья в отношении Тира, который пал только в 1124 г. После взятия Бейрута патриарх Гибелин попытался добиться от Пасхалия II разрешения подчинить этот город своей кафедре, под тем предлогом, что за пять веков мусульманской оккупации прежняя организация церковных округов было давно забыта. Пасхалий II решил, что раз дело обстоит подобным образом, чтобы все земли, которые завоюет Балдуин, присоединялись к Иерусалимскому патриархату. Но Антиохийский патриарх энергично протестовал: он утверждал, что все предельно ясно — Бейрут и вся Тирская провинция всегда зависели от его патриаршего престола. Узнав, таким образом, о уловках иерусалимских властей, папа объявил, что «все земли, которые некогда подчинялись Антиохии, должны отойти Антиохийской кафедре». Он спешно запретил Иерусалимскому патриарху присваивать чужые церковные земли (1113 г.). Тем не менее, во время осады Тира не кто иной, как патриарх Гормонд назначил и посвятил в архиепископы Эда, который скончался прежде, чем город был завоеван. Смерть этого прелата благоприятствовала тому, что имущество его церкви было расхищено баронами, тем более что его преемник, англичанин Гильом I был выбран только в 1129 г.: Гильом II Тирский, наш историк, сильно сожалел о неурядицах, вызванных тем, что кафедра была не занята до 1129 г. При третьем архиепископе Фульхерии Ангулемском конфликт возобновился! Посвященный в сан патриархом Иерусалимским, Фульхерий отказался принять от него палиум, за которым обратился в Рим, сославшись на то, что Тир не подчинен Иерусалиму. Тогда патриарх освободил викарных епископов Тира от обязанности подчиняться своему митрополиту и примирился с Фульхерием, только когда сам папа пригрозил ему подчинить Тир напрямую Святому Престолу. Фульхерий также рассорился с патриархом Антиохии, который подчинил себе триполийские епископства Финикии, и соглашался уступить их Тиру лишь после того, как эта провинция покорится его духовной власти. Святой Престол поддержал Фульхерия в этом стремлении восстановить свою провинцию, уточнив, однако, что сам он должен проявить покорность Антиохии. Но попытка закончилась полным провалом (1133 г.).

Конфликт обострился, когда у архиепископа Тирского отняли викарное епископство Хайфу: он же утверждал, что этот город ранее был финикийским Порфирионом; Иерусалимский патриарх отклонил эту версию (спор об этом продолжается и сейчас). Гильом Мессинский, в продолжение дела о палиуме, присоединил Хайфу к архиепископству Цезарейскому, исходя из утверждения, что Хайфа принадлежит к провинции Палестины. Архиепископы Тирские так и не смогли добиться подчинения Хайфы, несмотря на поддержку Иннокентия II. Из четырнадцати викарных епископов Тира те, что входили в графство Триполи, были отобраны Антиохийским патриархом. Лишь епископства Сидона (который объединили с епископством Сарепты), Бейрута, Акры и Баниаса остались в подчинении у своего митрополита, пострадавшего от борьбы за влияние между двумя патриархами.

Таким образом, полный перечень латинских викарных епископов Иерусалимского патриархата включал в себя пять архиепископств (Тира, Назарета, Цезареи, Крака и Босры) и восемь епископств. Эти прелаты были необычайно богаты, и до нас дошли тексты соглашений между Иерусалимским патриархом и капитулом его кафедрального собора, могущественного капитула церкви Святого Гроба, о разделе «патриаршего манса» и «манса капитула»{148}. В 1103 г. Эвремар распределил манс капитула по пребендам (пребенды главного певчего, преподавателя соборной школы, казначея, иподьякона, младших певчих; каждый из перечисленных получил «ассизу» (ренту) в 150 безантов, а ризничий 100 безантов; в то же время архидьякон, которым тогда был Арнульф де Роол, сохранил для себя львиную долю доходов), но в 1114 г. Арнульф изменил условия этого дележа, не замедлив — к великому возмущению Гильома Тирского — заменить белых каноников черными, то ли руководствуясь задачами религиозной реформы, то ли (на что намекает наш историк) желая иметь более послушных подчиненных… Святой Гроб был очень состоятелен: в его картулярии зафиксирована протяженность его владений в Палестине, и нам известно, что его домены простирались вплоть до Грузии, куда в XIII в. каноники направляли своего представителя, чтобы собрать доходы с принадлежавших им ста поместий{149}.

В Иерусалиме находилось множество аббатств, а некоторые из них возникли еще в I в.: перед крестовыми походами купцы из Амальфи, маленькой торговой республики на неаполитанском побережье, добились разрешения построить в Иерусалиме церковь Пресвятой Девы, возле которой они возвели два монастыря — мужской монастырь Ла Латин (Св. Марии Латинской), и женский, посвященный Св. Магдалине Латинской. Рядом с ними возник гостеприимный дом Св. Иоанна Крестителя; крестоносцы, придя в Иерусалим, были встречены блюстителем монастыря и гостеприимного дома, Жираром, и аббатиссой женской обители, знатной римлянкой по имени Агнесса. Они тут же поспешили основать другие монастыри: монахи, пришедшие в свите Готфрида Бульонского, получили от него Иосафатское аббатство. Еще одним монахам он пожаловал монастырь на Сионской горе; во владении этого аббатства находился Сионский холм, и Балдуин I уступил ему маленькую часть Иерусалима, разрешив пробить ворота в крепостной стене. Остальные монахи обосновались в Оливьерском саду и Храме Господа{150}. Эти четыре аббатства — Храма, Оливьера, Сионской горы и Иосафата — занимали первое место по важности наряду со Св. Гробом: но приходилось допускать каноников за их стены на время некоторых праздников, что приводило к стычкам с монахами, постоянно проживавшими возле этих святых мест{151}. Неподалеку от Святого Града черные каноники из ордена премонстрантов построили монастырь Св. Иакова Аримафейского (Сен-Абакук), а монахи возвели еще несколько в Сен-Самуэль де Монжуа (холм, возвышавшийся над Иерусалимом) и на горе вблизи Иерихона (Quarantaine). В удалении располагались монастыри Св. Иоанна в Севастии (позднее епископство), Мон-Фавор, Мон-Кармиль и Ла Помере{152}.

Если прибавить к этому списку приорства (например, в Хевроне) и мелкие монастыри, о которых не сохранилось воспоминаний, а также женские обители (Св. Анны, Ла Латин и монастырь в Вифании, основанный королевой Мелизиндой для ее сестры Иветты), то мы легко сможем понять восторг, аббата Эккехарда при виде того, как быстро после окончания крестового похода (1110–1115 гг.) в этой земле чудесным образом выросли «церковные строения, епископства, монастыри, городские стены и замки, в портах, рынках и сельской местности забурлила жизнь». Особым могуществом в Иерусалимском королевстве пользовалось духовенство. Имущество церкви было велико, ибо в дар от короля и франкских сеньоров ей достались владения, ранее принадлежавшие греческому клиру. Однако королевская власть все же установила ограничения для этих дарений. В «Книге короля» запрещалось дарить церкви замок и, если продавался фьеф, то ни церковь, ни религиозный орден не могли их купить. В том же случае, когда «благородная дама» уходила в монастырь и уже после этого получала фьеф по наследству, ей разрешали покинуть обитель на время, чтобы принять фьеф и вверить его «самому близкому родственнику, какого она имела в миру». Распоряжаться ей позволяли только тем имуществом, что не относилось к феодальной иерархии, которое она могла продать короне, чтобы выручка от продажи досталась монастырю; не допускали также, чтобы держания горожан были отданы церкви.

Но от Филиппа Новарского мы знаем, что на деле все обстояло гораздо менее строго, чем на словах. Тем не менее королевская власть следила, чтобы из-за дарений по благочестивым мотивам — или из-за более или менее замаскированных продаж (ведь иногда требовалось много денег, чтобы заплатить выкуп) — не слишком пострадала военная повинность короне; во Франции мы видим, как короли также боролись против умножения «имущества мертвой руки», в результате чего владелец не менялся, но при переходе имущества по наследству оно не облагалось налогом в пользу короны{153}.

У духовенства был свой собственный суд, «курия церкви», где рассматривали преступления, совершенные клириками, дела о ереси и колдовстве (по ассизе Амори — I или II? — ересь каралась конфискацией имущества), процессы, связанные с завещаниями и браками, прелюбодеяния или содомия. Однако церковная курия стояла в стороне от «кровавой расправы»: священника, обреченного на смерть на костре за прелюбодеяние или содомию, после вынесения приговора передавали королевской курии — «светской длани», которой принадлежало право судить клирика, повинного в убийстве или измене, а также в клятвопреступлении (что во Франции было привилегией церковных трибуналов). Юрисдикции епископа подлежали и врачи: «ни один иноземный врач, прибыл ли он из-за моря или от язычников, не должен врачевать прежде, чем будет испытан другими врачами, лучшими в этой земле, и в присутствии местного епископа». После этого экзамена епископ лично вручал новому медику патент, позволявший ему работать по профессии{154}.