Поднять на смех! - Ибрагим Абдуллин

Засмеялся Федя и впустил путешественницу во двор.

Перевод с мокша-мордовского А. Ячменева.

РАШИД РАШИДОВ

МИМО НАШИХ ВОРОТ

Мимо наших воротДочь соседская идет.За год выросла на диво!Как стройна! А как красива!Легок шаг. Очи — вниз.Взор — смотри не обожгись!..У ворот стою, немею,Так и таю перед нею.

Глянуть вслед раскрасеПарни высыпали все:Зульфукар, Али, Ахмед,И Омар, и Магомед…Даже сам Камбулат,Что с недавних пор женат,Вышел, сделав постный вид.«Здрасьте!» — нам он говорит.

По домам все пошли:Я, Омар, Ахмед, Али…О красавице ни слова.В переулке пусто снова.Я стою у окна,Глядь, назад идет она.Сердце екнуло, запело,Я окно открыл несмело.

Вижу: в каждом окнеУж торчат, подобно мне,Зульфукар, Али, Ахмед,И Омар, и Магомед…Даже сам Камбулат,Что с недавних пор женат,Боком стал к окну, чудак:Это я, мол, просто так…

И тиха, и скромна,Мимо нас прошла она.Я стрелой на крышу — скок,Поглядеть еще разок.

Я и рад и не рад:Уж на крыше стали в рядЗульфукар, Али, Ахмед,И Омар, и Магомед…Даже сам Камбулат,Что с недавних пор женат,Вылез, вертит головой,Ус накручивает свой.

Перевод с даргинского Г. Ладонщикова.

НА УЛИЦЕ ВСТРЕТИЛИСЬ ДВОЕ

На улице встретились двое.Давнишние вроде друзья:— Привет тебе! Утро какое!..— Салам! Как твой дом? Как семья? —О тещах друг друга спросили,И очень любезно притом…Расстались — и в этаком стилеПодумал один о другом:«Толкуй вот с таким негодяем!Таких поискать подлецов!А терпим мы их, привечаем…Доколе в конце-то концов?!»И сплюнул другой, негодуя:«Мерзавец! Отвратнейший тип!Подножку б ему — да такую,Чтоб он все печенки отшиб!..»Читатель! Я даже и устноНа это не тратил бы стих,Но речь-то идет, как ни грустно,Не только об этих двоих.

Перевод В. Корчагина.

ПЕТР РЕЧКИН

ПОЗДРАВИЛИ!

Хмурое утро брызгало в стекла слезами дождя, а на нижнем этаже назойливо визжала пластинка: «То ли еще будет… То ли еще будет! Ой-ёй-ёй!» Однако ни то, ни другое не мешало хозяевам изысканно сервировать столы. Аппетитный аромат блюд состязался с яркостью бутылочных этикеток. Настроение у домочадцев было более чем приподнятое. Да и как ему быть иным, если в дом пришел славный юбилей: главе семьи стукнуло шестьдесят!

Когда настенные часы мелодично отсчитали двенадцать раз, в квартиру цепочкой потянулись гости. Тут были и старые друзья юбиляра, и его сослуживцы. Всех их радушно встречал сияющий лысиной виновник торжества Лев Эчаныч. А его златозубая половина, радостно улыбаясь, усаживала приглашенных за пиршественный стол…

И вот уже загремели в честь юбиляра здравицы. Первым выступил с полным фужером в руке ветеран конторы, приятель Эчаныча кассир Онтон Кузьмич.

— Пролетают наши лета, — невесело вздохнул Онтон Кузьмич. — Вот гляжу я на нашу цветущую секретаршу Лилию и невольно, так сказать, сопоставляю ее с — увы и ах! — уже отцветшим, если можно так выразиться, почти увядшим дорогим моим другом Левой, некогда бывшим настоящим львом. Ох, эти подглазные мешочки, борозды морщин… буря времени, образно говоря, с корнем вырвала знаменитую когда-то каштановую шевелюру и намела на ее место снегу… Наступила зима такой же короткой, как мгновение ока, человеческой жизни. И все же, друзья, выпьем не за упокой, а, если можно так выразиться, во здравие моего друга, навсегда покидающего нас, коллеги. Прощай и здравствуй, Эчаныч…

После первого тоста лицо Льва Эчаныча несколько потускнело, но гости дружно и организованно осушили бокалы и совсем этого не заметили.

Васса Афанасьевна — касса взаимопомощи, — окинув сидящих ехидно-панихидным взглядом, начала стихами:

— И хором бабушки твердят: «Как наши годы-то летят!» Конечно, годы оставили неизгладимый след на облике нашего уважаемого пенсионера. Разве таким я его помню! Как он, бывало, махом переплывал Волгу! А как забивал головой гол в ворота противника! А как волновал он наш женский пол! И вот на днях смотрю: стоит, бедняга, на лестнице второго этажа — одышка. Укатали нашего сивку крутые горки. Сгорбился он, стал странно рассеян, склерозно забывчив… Да и то сказать: сколько он за сорок лет бумажных гор перевернул! Сутками Эчаныч из конторы не выходил, терпеливо просиживал над исходящими и входящими!.. Можно смело сказать: наш коллега сполна отдал жизнь… — Васса Афанасьевна вытерла платком глаза, — общему делу… Но я думаю, что выражу мнение всей конторы, если скажу так: умирать никому не хочется. И пусть наш дорогой Лев Эчаныч живет столько, сколько протянет…

Все гости еще дружнее выпили и организованней закусили. И вновь не заметили, что лицо юбиляра совсем увяло.

Затем не по годам задорно вскочил уже вышедший на заслуженный отдых чтец-декламатор из филармонии:

Он стар, он удручен годами…Но чувства в нем кипят — и вновьЭчаныч ведает любовь!.. —

пафосно жестикулируя, продекламировал он, но тут же был осажен бдительной юбиляровой тещей:

— Не из той оперы! Эчаныч — порядочный семьянин и верный супруг. И никаких любовниц он не отведывает!..

От взрыва смеха на столе зазвенели фужеры — казалось, они тоже засмеялись. А вконец побледневший виновник пиршества блуждающим взглядом смотрел куда-то вдаль. Вероятно, в свои далекие цветущие годы… И вдруг, как бы оттуда, из того золотого далека, в гостиную влетел паренек в матроске — почтальон Чопай:

— Срочная телеграмма!

Черноволосая секретарша начальника конторы игриво потянулась за телеграммой.

— От дочери! — зазвенел ее голосок. — «Дорогой папочка поздравляю юбилеем умоляю не забывай своих недугах милый папуля береги себя ни капли спиртного…»

На бледном лбу юбиляра выступил холодный пот. Сидевший рядом старый фельдшер Омылькан Екманыч тоже произнес здравицу:

— Зная лучше других состояние здоровья моего дорогого пациента, не перестаю удивляться его исключительной, редкостной выносливости и терпению. Я не стану за недостатком времени перечислять все недуги моего старого друга, а скажу только, что и одного из них достаточно для приобретения путевки, если можно так выразиться, в антимир. Отдадим же должное железной стойкости нашего юбиляра. Другой бы на его месте, между нами говоря, давно уже дал дуба. А он держится, как могучий дуб… А глянули б вы на рентгеноснимки его селезенки и диафрагмы — ахнули бы! Скажите, любезный мой пациент, — улыбнулся эскулап, — дает ли себя временами знать ваша двенадцатиперстная кишка?

— А то как же… — мрачно выдавил пациент. И его лицо словно окаменело. А разгоряченный оратор знай себе упивался:

— И пусть многие лета с той же стойкостью — всем смертям назло! — превозмогает мой друг недуги, которые…

— О-о-ох! — простонал юбиляр и бессильно откинулся на спинку кресла.

После мгновенного замешательства гости бережно и нежно подхватили «могучий организм» и унесли в спальню…

Перевод с марийского И. Законова.

БАЙРАМ САЛИМОВ

ЦЕНА МУДРОГО СЛОВА

Заяц говорил жене:— Тигр нанес обиду мне!Я нахала проучу!Я такое закачу!Будут скалы падать с гор,Затрещит дубовый бор.Я расправлюсь с тигром глупым,Он со страху ляжет трупом.Мне плевать на то, что онВ книгу Красную внесен. —Мужу молвила зайчиха:— Подожди, не делай лиха,Скинь с себя обиды груз ты,Остудись, поешь капусты.В разрушеньях толку нету… —Заяц внял ее совету.И по этой вот причинеГоры целы и доныне.Бор стоит, хвала аллаху.И не помер тигр со страху.

ОТКРОВЕНИЯ РЫБОЛОВОВ

— Я сетью рыбу не ловлю,Я больше удочкой люблю.Приманку бросишь в нужной точке,Сидишь тихонечко — и глядь:Засеребрился на крючочкеКарп килограмм на двадцать пять!— А мне так спиннингом сподручней.Подобный способ самый лучший:На всю катушку леску бросишь,Потянешь быстренько назад —И для ухи жене приносишьСома кило на пятьдесят! —Тут слово взял из треста шеф:— Все килограммы ваши — блеф.Вот я, коль вы хотите знать,На зависть всем вам, балаболам,Могу зараз три тонны взять!— А чем? Скажите нам.— Фенолом.

ПРИЗНАНИЯ ДЕДА-ВСЕВЕДА