Повенчанные небесами, или Моя маленькая тайна (СИ) - Фомина Татьяна

Юлиану и Снежану я нахожу в их комнате. В груди тут же мгновенно вспыхивает нежность и неприятное послевкусие после разговора исчезает как по волшебству. Я до сих пор не верю в то, что маленькое чудо, которое сидит у Юлианы на коленях — моя дочь.

Когда я все вспомнил, первая мысль была — не успел, и Юлиана сделала аборт. Мои опасения подтвердились, когда Игорь Алексеевич сообщил, что ничего не знает о своей старшей дочери. Совсем. Мне казалось, что уж о рождении ребенка он должен был знать, а оно вон как вышло.

— Ы-ы-ы… — Показывает в мою сторону пальчиком Снежана, и Юлиана поднимает на меня свой взгляд.

— Богдан, — объясняет она дочке, а я качаю головой.

— Не Богдан, Юлиана. Я ведь ей не чужой.

Я не хочу, чтобы моя дочь звала меня по имени. Самое меньшее, на что я рассчитываю — видеть и любить свою дочь. Подхожу ближе и сажусь перед ними на корточки. Снежана смотрит на меня своими темными глазками, а я не в состоянии передать словами, какое это счастье — смотреть в глаза своему ребенку.

— Папа, Снежана. Я твой папа. Па-па.

Слышу, как замирает Юлиана, и поднимаю взгляд на нее.

— Ты поговорил? — торопливо задает вопрос, но я уверен, что она хотела сказать совсем другое.

— Да.

— И что он сказал?

— Что со всем разберется.

Юлиана молчит. Вижу, что переживает, но держит все в себе. Поднимаюсь и сажусь рядом с ней. Снежана тут же переползает ко мне на руки. Держу дочь одной рукой, а другой накрываю руку Юлианы. Вздрагивает, но руку не вырывает, лишь нервно сжимает пальцы.

— Не переживай. Все будет хорошо.

— Богдан, но ведь это все… неправильно…

— Что неправильно, Юлиана? Что мы встретились, не зная кто мы есть друг другу? Или неправильно, что оба не смогли сопротивляться чувствам? А то, что у меня родилась дочь, а я не знал об этом — это, по-твоему, правильно? Нет, Юлиана, неправильно вмешиваться в чужие жизни, и решать за других, что нужно делать и как жить.

— Я… Я не знаю, что сказать. — Вздыхает Юлиана.

— Ты никому, ничего не должна объяснять. Если бы я не попал в аварию, я бы не отпустил тебя. Понимаешь? Неужели ты думаешь, что сейчас я откажусь от тебя и от Снежаны? Нет, Юлиана, — отвечаю сам.

И пока она не придумала еще что-нибудь, спрашиваю:

— Надеюсь, ты не будешь возражать на установлении отцовства?

— Нет… — отвечает очень тихо, и отворачивается.

— Юлиана, посмотри на меня, — прошу ее.

Как бы мне хотелось, чтобы она снова смотрела на меня тем доверчивым и восхищенным взглядом, который смог растопить мое сердце. Но на меня глядят грустные и обеспокоенные глаза. В них нет того блеска и огня, который горел, когда в ту ночь она шептала мое имя.

Глава 21

Поднимаю взгляд на Богдана, и мое сердце против воли ускоряет ритм. Не могу равнодушно смотреть в его глаза. В них есть что-то завораживающее. Они зовут, манят, затягивают и не отпускают. Чувствую тепло мужской руки и легкий укол ревности, что дочка выбирает его, а не меня. Маленькая предательница!

Наверное, мы бы так и сидели, не разрывая зрительный контакт, если бы не Снежана, которая начала беспокойно елозить и сжимать ножки. Она тянет ко мне ручки, словно хочет слезть, и тут же опускается назад.

— Снежа, иди ко мне скорее. — Хочу взять ее, чтобы посадить на горшок.

Сама она еще не просится, но по поведению можно догадаться, когда дочь хочет в туалет.

— Поздно, — произносит Богдан, смешно морщится, но сам сидит, не шелохнувшись, чтобы не мешать «естественному процессу».

Виновато смотрю на него, словно это я «накосячила».

— Она без подгузника, да?

— Без. Сыпь же…

— Боже… Прости, — извиняюсь, но самой смешно. — Надо было приподнять ее…

Богдан качает головой.

— Тетя Дана на этот счет выдала четкую инструкцию: не пугать ребенка. Иначе меня дисквалифицируют, — заявляет на полном серьезе.

Дочь снова начинает елозить. Все верно: в мокром моя малышка сидеть не любит.

— Снежана, ну как так-то, а?

— Все нормально. Не ругайся. Она тут ни при чем. — Богдан нежно убирает непослушные кудряшки с личика Снежаны.

Еще как при чем. Беру дочь на руки и невольно бросаю взгляд на мокрые брюки Богдана. Что сказать? Снежана очень постаралась. Но я почему-то еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. Никогда не забуду, как оставила дочь без подгузника, а потом сама проснулась с подмоченной «репутацией».

Если переодеть дочку не проблема, то с Богданом в этом плане оказывается сложнее — мужской одежды у нас нет. Никакой. А на улице не лето. Да и начало апреля выдалось холодное.

— Мам. — Заглядываю в кухню.

— А?

— Ты можешь купить мужские брюки и… белье с носками. Или мне Данке позвонить?

Мама замирает с ножом в руке и широко распахивает в удивлении глаза. Не хочу представлять, о чем она сейчас подумала.

— Снежана… — Одного слова оказывается достаточно, чтобы мама начала хохотать чуть ли не до слез.

— Ох, внученька, «молодец» какая.

— Мама!

— Что, мама? Две няньки, а не справились. У нас с ней за два дня ни одних мокрых штанишек не было. — Мама многозначительно качает головой, очень тонко намекая, что не до ребенка нам было.

— Мам…

Для меня немного странно, что она так легко допустила Богдана. Ведь сколько я себя помню, мужчинам она никогда не доверяла. А тут оставалось только строить догадки.

— Сейчас схожу. — Споласкивает руки и выходит из кухни.

Натыкается на Богдана, и с самым «серьезным» выражением лица интересуется:

— Богдан, ну как так-то?

— Сам не ожидал, Марина Олеговна… — Богдан извиняюще разводит руками. — Насквозь, — добавляет гордо.

Только мне кажется, что ему нисколечко не стыдно, а наоборот, потому что выглядит он ужасно довольным. Протягивает маме свою карту. Мама хмурится, но брать не решается.

— Возьмите. — Настаивает Богдан и называет пароль.

— Я даже не знаю, что у нас тут есть рядом, — бормочет мама. — А вдруг не понравится, или не модно будет? Может, я сама пока оплачу?

— Возьмите. Придется обойтись без «брендов». Что уж теперь. — Шутит Богдан. — Их все равно Снежана не оценит.

— Не оценит, это точно. А у нас и подходящего ничего нет. Ну, Снежана. Постаралась. Такое даже курткой не прикроешь, — замечает, хохотнув, мама.

В коридор выползает виновница «происшествия».

— Ты попку ей присыпала? А-то нам только новых высыпаний не хватало, — ворчит строго, мгновенно становясь серьезной, и переводит взгляд на Богдана, явно собираясь что-то сказать, но молчит.

— Марина Олеговна, — произносит Богдан испуганно, видимо, не так поняв хмурый взгляд мамы. — Мне ничего присыпать не надо. — Осторожно отнекивается и даже на шаг отходит.

— Да я не про то… — Мама качает головой. — Так, ладно. Я — за штанами, а вы тут уж как-нибудь присмотрите за ребенком, пожалуйста. Богдан, ты бы снял мокрое.

— Так я это… в чем останусь-то…

— Может, посушить феном? — Предлагаю временное решение «проблемы».

— Не надо. — Противится Богдан, посмотрев на меня так, будто я штаны прямо на нем сушить собиралась.

Надевает на себя кухонный фартук, чтобы не светить мокрым пятном, которое очень сильно бросается в глаза на его светло-серых брюках.

— Что ты сказал маме? — спрашиваю, когда мы остаемся вдвоем. Точнее, конечно, втроем, но Снежана не в счет, она все равно ничего не понимает. А мне как-то не особо верится в слепую доверчивость своей мамы.

— Ты имеешь в виду про нас?

Его «нас» сбивает меня с толку.

— Да, — отвечаю с запинкой, но своим ответом я сама признаю это как факт.

— Ты знаешь, по большому счету, ничего. После «стажировки» под контролем тети Даны других проверок не понадобилось. Да и потом Марина Олеговна действительно была измотана, она еле держалась на ногах.

Это многое объясняет. Аличева просто так никого к своей любимой Булочке близко не подпустит.