Талисман любви - Луанн Райс

– Но сейчас лето, – заметила Мэй. – И никакого льда здесь нет и в помине.

– Нет, льда нет. Зато есть ты и Кайли.

– Да уж.

– Летом обычно я делаю то, что я делал сегодня, вчера, позавчера. Выматываю себя до предела, пока не падаю замертво. Я устал, Мэй. Может, мы могли бы…

Он говорил мягче, как будто его прежнее настроение возвращалось, и Мэй поняла, что он собирался предложить ей пойти в дом, поужинать, подняться наверх.

– Давай побудем здесь, – попросила она.

Небо было одновременно ярким и темным, и Мэй чувствовала колебание Мартина. Придвинув другой стул поближе, она села.

– Мы были в разводе, ее мать и я, – начал Мартин. – Триша жила, живет… в Калифорнии, в Санта-Монике, и Натали приехала провести лето со мной. Триша была только рада этому. Она никогда не создавала мне проблем, если я хотел повидаться с Нэт. Она любила свободу, но дело не только в этом. Она знала, что мы с Нэт не готовы потерять друг друга только потому, что она начала новую жизнь.

Мэй слушала, глядя в бесконечное небо над ними.

– Это было семь лет назад, в июле, жарком и душном. Натали было тогда шесть. Я вывернул колено в тот сезон, дела обстояли невероятно плохо, мне сделали операцию в Детройте перед приездом сюда. Однажды мы катались на велосипедах с Натали, глупый доктор посоветовал мне это, сам я не разобрался… и мое колено опять подвело. Так что я вернулся в больницу, в Ла-Залле, чуть дальше, у озера.

– Натали была с тобой? – спросила Мэй, понимая, как испугалась, должно быть, маленькая девочка, вспомнив, как расстроилась Кайли, когда Мэй порезалась о раз битое стекло и ей пришлось накладывать швы в Коастлайнклиник.

– Не отходила от меня ни на шаг, – усмехнулся Мартин.

– Преданная дочь.

– До упрямства. Меня отвезли в Торонто, в лучшую больницу, к самому большому светилу по коленным чашечкам.

– В Университет Твиг? – уточнила Мэй, представив себе знакомые кирпичные здания.

– Нет, рядом, – ответил Мартин. – Его специальность – хоккеисты. Триша хотела, чтобы Нэт сразу же вернулась домой, но мы сказали ей, чтобы она забыла про это. Мне предстояло пробыть там максимум неделю, и дочка читала мне, когда мне надоедало просто сидеть без движения.

Рыба подскочила в озере, и крути пошли по воде, собирая звездный свет и странное золотое сияние, распространяющееся от темнеющего неба. Мэй слышала, как тает эхо всплеска, и ждала, когда Мартин продолжит свой рассказ.

– Мой отец жил в Торонто, – продолжил Мартин. – Совсем близко от больницы. К нам уже не могли вернуться те замечательные отношения, но все же мы ладили лучше, чем раньше. Мне потребовалось много времени, что бы простить ему многое, чтобы позволить ему приходить и смотреть на мою игру, хотя это и было всем, что я хотел когда-то. Он был подонком по отношению к моей матери, и какого черта… и мне пришлось принять на себя обязанности главы семьи. Но он никогда не прекращал свои попытки поладить со мной. Продолжал слать открытки и письма, а когда он узнал, что у него родилась внучка, он уже не отступился. Любил Натали до безумия. Навещал ее каждый раз, когда представлялся случай.

– Ездил в Санта-Монику? – удивилась Мэй.

– Ну да. И она любила его. Оправдывала его во всем, доверяла ему во всем, чего я так никогда и не смог. Он был ее дедушка, тот, кто построил ей настоящий домик в натуральную величину с реальным дверным звонком и рефрижератором для ее завтраков. Для Нэт он не мог поступить неправильно.

– Это она соединила вас снова? Тебя и твоего отца? – спросила Мэй, подумав, что так и должно быть в семьях: любовь соединяет разные поколения и заживляет раны прошлого.

– Ненадолго. – Голос Мартина зазвучал угрожающе.

– Он заботился о ней, пока ты был в больнице?

Мартин кивнул. Комар загудел около его головы, и он поймал его одной рукой. Гагара закричала снова, но когда Мартин хлопнул рукой по ручке стула, все озеро затихло.

– Он заботился о ней, и он убил ее.

Кровь в жилах Мэй закипела, и она почувствовала, как каждый волосок встает на ее коже.

– Нет… – Она слышала, как произнесла это.

– Он – игрок, – сказал Мартин. – Ты знаешь это, правильно? То, что он находится в тюрьме за то, что поставил против своей собственной команды, что прятал активы, чтобы не платить налоги?

– Он не убивал Натали, – прошептала Мэй, потому что эта мысль была настолько невероятна, что даже не укладывалась у нее в голове.

Мэй ни на секунду не сомневалась в этом. Мартин начал снимать с себя футболку.

Небо пылало, как будто где-нибудь в ночи имелась свеча, распространяющая насыщенный синий свет. Он отражался от горных склонов, превращая сосны в золотисто-зеленый цвет, заставляя каждый выступ скал мерцать. Грудь Мартина была теперь обнажена, и каждый мускул казался очерчен этим странным светом. Волосы блестели, и под ними Мэй видела причудливый рисунок перекрещенных шрамов.

– Игроки всегда в долгах, – сказал Мартин. – Они все занимают деньги, так или иначе. Они могут выигрывать какое-то время, но это не может продолжаться всегда. Когда мне было десять, какой-то тип, которому отец задолжал, написал на моей груди ножом. Да, да.

Мэй провела по его шрамам кончиками пальцев, слезы заструились по ее щекам.

– Моя мама, узнав про это, запретила отцу видеться со мной. Он уехал той ночью и сдержал свое слово. Никогда не встречался со мной до тех пор, пока я не вырос и не стал играть в профессиональный хоккей.

– Они такие глубокие, – плакала Мэй, чувствуя толстые шрамы, как веревки, проходящие через всю широкую грудь Мартина.

– Он сказал, что он изменился, – продолжил Мартин. Что все осталось в прошлом. Он уже стар, говорил он, де душка. Все, что его волнует теперь, – это только семья… я и Натали. Мы все, что у него осталось. Он был просто старик.

– Когда ты был в больнице… – Мэй внезапно почувствовала, что ночь принесла холод.

Небо потемнело. Они сейчас могли находиться где-нибудь… в Блэк-Холле, на берегу океана, вместо озера, окруженного горами. Небо было теперь черно, как смоль, с разбросанными по нему обычными звездами.

– Я знал, – сказал Мартин. – Этого я не смогу забыть или свыкнуться с этим. Я сам испытал на себе, к чему могла привести жадность моего отца. Я знал, что он снова возьмет в долг однажды, и почему я не подумал, что может такое случиться.

– Он задолжал деньги?

– Большие деньги. Целое состояние. Достаточно, чтобы вынудить его поставить против команды, которую он тренировал. Достаточно, чтобы к нему пришли за долгом и…

Мэй моргнула, обрадовавшись, что свет пропал. Она не могла больше видеть шрамы Мартина, а когда она отняла пальцы, не могла уже чувствовать и их. Мэй дрожала, а когда Мартин заговорил, она поняла по его голосу, что и он весь дрожит.

– Хоккейные звезды зарабатывают уйму денег, – сказал Мартин. – Этого не скажешь по этому дому, но мы действительно получаем больше многих. И тренеры тоже. Мой отец был богатым человеком. Помимо денег у него было состояние, но в тот день имели значение деньги, как оказалось.

– В какой день? – спросила Мэй.

– В тот день, когда они пришли забрать долг у моего отца, – сказал Мартин.

– А Натали была с ним?

– Он жил тогда в квартире у озера Онтарио. Большие солнечные апартаменты, где жили и другие известные люди. Это место всегда показывают экскурсантам, плавающим по озеру. Нэт просто обожала бывать там. Ей нравилось играть на террасе и слышать, как голос в громкоговорителе рассказывал пассажирам теплохода, проплывающего мимо дома: «А вот здесь живет Серж Картье…»

Он замолчал, и затем, как будто это была запоздалая мысль, добавил:

– Она и в тот день играла на террасе.

Мэй услышала, как гагара крикнула далеко на озере, ее клич был хриплый и безумный.

– Этот тип держал ее вверх тормашками, за перилами, – выговорил Мартин.

– О, нет, – прошептала Мэй.

– Она, должно быть, была испугана, так ведь? Но она не показала и виду. Даже когда он втащил ее обратно и опустил на пол невредимой. Она сразу же побежала к моему отцу. И крепко обняла его. Несмотря на все, через что ей пришлось из-за него пройти, она волновалась только за него, знала, что он был в большой беде.

Мэй подумала, что Мартин скажет, что тот мужчина выбросил Натали с террасы, и почувствовала, что немного расслабилась. Она перевела дыхание и начала дышать снова.

– Мой отец хотел, чтобы она ушла. Говорит, что он думал, что тот тип мог снова попытаться сделать ей больно. Поэтому он оттолкнул девочку… не сильно, говорит. Все еще говорит. Она ударилась головой об угол стола, но сразу же подскочила на ноги. И совсем не поранилась.

– А потом… – начала Мэй и остановилась, смутившись.

– Она вернулась домой со мной. Провела здесь последние две недели. Она рассказала мне о том плохом дядьке и о том, как висела за перилами, но она ни словом не проговорилась, что дедушка отпихнул ее от себя. Я позвонил отцу, сказал ему, что отныне он снова был вне моей жизни, и на сей раз навсегда, и тогда, в том разговоре, он упомянул, что Натали ударилась головой. Я ничего не подумал об этом… меня слишком поглотила ненависть к нему.