На чаше весов - Наталья Кочетова

мои слова, поднимает глаза. — Я хочу показать их Тимуру. Отвезешь меня к нему?

— Кому? — Хмурится Вадим и сужает глаза, глядя на меня каким-то подозрительным взглядом.

— К Тимуру. — Повторяю я. — Тимуру Миттеру.

Глаза Вадима сужаются сильнее. Он откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди. Смотрит на меня изучающе.

— Это секретная информация. Миттер не работает на нас. — Произносит безапелляционно.

— О, да брось. — Взмахиваю руками, уставившись на Вадима, но мой негодующий вид не производит на него никакого впечатления. Подхожу ближе, все еще слегка пошатываясь от слабости, упираюсь рукой о стол и склоняюсь к Вадиму. — Кто-то же расшифровывал вам эти исследования? Почему я не могу показать их Тимуру? Ты сам говорил, что ему можно доверять…

— Не в этом вопросе. — Раздражается Вадим. — Для этого в НИИ есть специальные люди, которые сотрудничают со службой безопасности. Я не стану разглашать секретную информацию непроверенным людям.

— А что если они ошиблись? Недоглядели, недопоняли? А? Ты нарушил уже и так довольно много, поступись еще одним принципом. А вдруг он сможет помочь. — Стою на своем я, нависая над Вадимом и настойчиво глядя ему в глаза. — Ради дела, Вадим. — Добавляю с нажимом.

Вадим — человек закрытый. Его эмоции для меня скрыты под плотным слоем его хладнокровия, но одно я знаю наверняка. Я знаю, что для него важнее всего. Большая цель. Истина. Справедливость.

Ради конечной цели, он готов нарушать, жертвовать, манипулировать, идти по головам. Большая цель оправдывает любые средства. Это его жизненное кредо. Мой горький опыт записал этот факт на подкорку довольно тщательно.

Так что, даже не имея доступа к его эмоциям, я знаю куда давить.

Вадим размышляет недолго, через несколько минут мы уже едем в НИИ.

Глава 22

— Выглядишь не очень. — Тимур разглядывает мое лицо, приподняв за подбородок. — Очевидно повысилось давление.

Я слегка отстраняюсь, аккуратно убирая его ладонь, но Тимур тут же перехватывает мою руку, и кладет пальцы на запястье, чтобы измерить пульс.

— Боль в груди? Онемение левой руки? — Спрашивает Тимур, сосредоточенно глядя на наручные часы.

— Нет. Все в порядке, Тимур. Мы не за этим приехали. — Мягко убираю руку и кошусь на Вадима. Тот стоит в полуметре и угрюмо смотрит на нас. — Нам нужно, чтобы ты взглянул на это.

Протягиваю папку, Тимур открывает и озадаченно скользит глазами по строчкам.

— Это последняя работа Матвеева. — Поясняю я.

Тимур садится за стол и на добрых пол часа углубляется в изучение десятка страниц, находящихся в папке. Вадим, недобро поглядывая в сторону Тимура, продолжает стоять, опершись о стену, и за все время не произносит ни слова и не двигается, лишь меняет позу, сунув руки в карманы брюк. Я нетерпеливо ерзаю на стуле, но молчу, ожидая вердикта.

Наконец Тимур поднимает глаза и задумчиво чешет подбородок.

— Что вы хотите от меня услышать? — Обращается ко мне, сцепляя руки в замок.

— Все, что ты можешь нам сказать… — Неловко улыбаюсь я, пожимая плечами. — Увидел ли ты что-нибудь подозрительное? Необычное? Что это вообще за работа? Есть ли в ней несостыковки?

— О, да вся эта работа — одна сплошная несостыковка. — Усмехается Тимур. — Препарат обозначен как иммунный, но на иммунитет он не нацелен. Это скорее разновидность нейрометаболитов. Но утверждать не решусь: формула препарата отсутствует. Эксперимент с крысами — просто насмешка. Животные не выжили в ходе эксперимента. Сделан вывод, что внутривенное введение препарата нецелесообразно, и на этом все… Все… — Я непонимающе смотрю на Тимура и тот поясняет. — Странно, что на этом исследование окончилось. Ни один ученый не бросил бы работу на этом этапе. Он попытался бы внутримышечные инъекции, ректальный, пероральный прием. Исследование просто… обрывается.

— Или нет. — Задумчиво протягиваю я. Две пары глаз с интересом воззряются на меня. — Или оно продолжается на людях. Без их ведома.

— Слишком смелое заявление. — Возражает Тимур. — Я не знаю, что могло бы толкнуть ученого на такое. Риски просто огромные…

— Если предположить, что мотив у него имеется. — Наконец подает голос Вадим. — Этот препарат может быть тем самым дерьмом, с которым мы сейчас боремся?

— Калидусом? — Уточняет Тимур и вздыхает. — Теоретически возможно. Но я повторюсь, должны быть очень, просто очень веские причины, чтобы так поступить. Я не знаю ни одного…

— Этого достаточно. — Обрывает его Вадим, и подойдя к столу, собирает бумаги. — Поиск мотивов — не ваша задача. — Отрезает Вадим и поворачивается ко мне. — Нам пора.

— Да. — Поднимаюсь я. — Тимур, ты нам очень помог. Спасибо тебе большое. — С жаром произношу я, но Вадим снова прерывает.

— Надеюсь, не надо напоминать, что наш разговор должен остаться между нами? — Обращается он к Тимуру.

— Конечно. — Отзывается Тимур.

— Еще раз спасибо. — Благодарно улыбаюсь и выхожу следом за Вадимом.

Едва за нами закрывается дверь, набрасываюсь на него.

— Ты мог бы быть с ним и повежливее. — Недовольно говорю в стремительно удаляющуюся спину, догоняю его уже у лифтов.

— Твоей вежливости хватает на двоих. — Окинув меня презрительным взглядом, отзывается Вадим. Злобно тыкает на кнопку лифта костяшками пальцев и отворачивается.

— Агата. — В коридоре снова появляется Тимур. — Совсем забыл. Завтра в девять я жду тебя. — На поднятые в немом вопросе брови, Тимур со кривой лукавой усмешкой добавляет. — Займемся исследованием тактильного контакта.

— А? — Выдаю я, открыв рот. До чего неоднозначная фраза…

— Восстановим твою сексуальную жизнь. — Самодовольно заявляет Тимур, широко улыбаясь.

Пока я заливаюсь краской и глупо хлопаю глазами, Тимур бросает короткий взгляд на Вадима и странно усмехается. Вадим кашляет и бросает на меня такой испепеляющий взор, что, кажется, одним таким взглядом разделывает меня на куски.

— Д-да, я… приду. Ага. Завтра. В девять. — Жалко лепечу я, с осторожностью протискиваясь мимо стоящего статуей Вадима в подъехавший лифт.

Эта странная сцена надолго запечатлевается в моей голове. Что это было вообще? Как это понимать? Тимур… провоцировал Вадима? И Вадим поддался?

Я размышляю об этом, всю дорогу домой, глядя на Вадима, с мрачным видом вцепившегося в руль, так крепко, что побелели пальцы. И даже дома, глядя из окна своей кухни на стоящую внизу машину Вадима, которая почему-то не уехала, как только я из нее вышла, а еще долго продолжала стоять у меня под окнами.

Метающие молнии серые глаза мерещатся мне даже во сне, так что я впервые за несколько лет, просыпаюсь не от собственного крика ужаса, что происходит с упрямой периодичностью, а от тяжелого дыхания и странного трепета в животе.

И вот это меня уже беспокоит. Чем бы не была реакция Вадима, моя собственная —