Из Парижа в Бразилию по суше - Луи Буссенар

Жак, пораженный эрудицией купца, слов не находил, чтобы выразить ему свое восхищение.

— Да, месье Ловатин, — молвил он наконец, — человек вы удивительный!.. Я все спрашиваю себя, где и когда получили вы столь обширные знания?

«Действительно, сей торговец мехами — незаурядная личность! — снова подумал Жюльен. — Он еще ни разу не затрагивал в разговоре проблем, связанных с торговлей, но вопросы, касающиеся науки, никогда не застают его врасплох. Для русского довольно странно!»

— Боже ж мой, — лукаво улыбнулся Федор, — это все так просто! В вашей школе Тюрго обучают не только банальным законам коммерции, действующим в сферах производства, хранения и обмена продуктов, но и более общим вещам, относящимся к условиям производства, его развитию, эксплуатации недр и так далее. Я же, будучи русским, с особой старательностью изучал предметы, имевшие отношение к моей стране. Это приносило мне и пользу, и моральное удовлетворение.

— Неплохой ответ, правда, Жак? — тихо промолвил Жюльен. — Этот торговец лосиными, оленьими, куньими, беличьими шкурами, как говорится, любого заткнет за пояс своими познаниями.

Подъехав к станции, путники вдоволь напились чаю и, сменив лошадей, двинулись дальше, но ехали они теперь не так быстро, как до сей поры.

Станционный смотритель дал им в проводники конного якута — Шолема, которому вменялось в обязанность скакать перед санями и проверять дорогу. Такая предосторожность обусловливалась тем, что путешественникам предстояло переправиться по льду сначала через реку Амгу, а потом и через Алдан, ширина которого — полторы тысячи метров. С провожатым же опасность попасть на мертвый лед и затем рухнуть в бездну сводилась к минимуму.

Якут был рослым, примерно в метр восемьдесят сантиметров, человеком. Правильный овал, прямой нос, не слишком выступающие скулы и не такие уж узкие глаза делали его лицо красивым, особенно по контрасту с плоскими курносыми физиономиями бурятов и тунгусов. В общем, он являлся достойным представителем сильной, здоровой расы, к которой весьма подходит такое понятие, как «железные люди».

Благодаря опыту и вниманию проводника переправа через обе реки прошла без приключений. Якут провел в седле сутки, не обращая никакого внимания на мороз, пробиравший трех европейцев до костей, и, закончив свою миссию, решил сразу же вернуться к себе на станцию, но Жюльен предложил ему сопровождать их и дальше.

— Хорошо, — кратко ответил проводник, — я остаюсь с вами.

Стопка водки, пакет табака да пригоршня мелких монет — и лицо его озарила улыбка. Вежливо поблагодарив, он набил свою трубку и снова взобрался на коня:

— Это хорошо, Шолем доволен.

Ямщики припустили лошадей быстрой рысью. Дорога пролегала вдоль правого притока Алдана — реки Хандыга, стекавшей с Верхоянского хребта и имевшей сравнительно небольшую протяженность — какие-то сто шестьдесят километров, в то время как ширина ее была весьма внушительна.

Шолем сказал, что уже видит снежные вершины гор, хотя те находились на расстоянии более семидесяти километров. Но Жак, как ни всматривался, не мог их различить и предположил, что это мистификация.

— Шолем их видит, — бесстрастно произнес якут.

— Меня не удивляет подобное, — вмешался в забавлявший его спор Жюльен. — Поразительная острота зрения этого народа даже привела в замешательство адмирала Врангеля[110], отметившего сей феномен в своих путевых заметках. Однажды якут заявил ему, что был свидетелем того, как «большая бледная звезда проглотила несколько маленьких, а потом их выплюнула». Как оказалось, речь шла о затмении спутников Юпитера, которое этот человек различил невооруженным глазом!

— Ладно-ладно, — проворчал Жак. — Надеюсь, что наш проводник будет все же смотреть себе под ноги, а не разглядывать небо!

Совет был — увы! — не лишним. На расстоянии сорока километров от истока Хандыга делает резкую петлю и образует как бы подкову, опоясанную дорогой. И тут проводник, сбившись с пути, то ли выехал нечаянно на лед, поскольку и дорога, и русло реки были скрыты одинаково плотным снежным покровом, то ли понадеялся, что лед достаточно прочен, но только внезапно раздался оглушительный треск, лошади встали на дыбы и громко заржали. Льдина длиной в сотню метров и шириной в пятьдесят неожиданно, словно оторвавшаяся крышка люка, обрушилась вниз, и санный поезд скрылся в проеме от взора стороннего наблюдателя, если бы таковой оказался вдруг в этот миг на прибрежье.

ГЛАВА 13

После падения в воду. —Смерть ямщика. —Самоотверженность Федора Ловатина. —Спасение оставшихся в живых. —Без саней и лошадей. —Вконец замерзшие французы. —Проводник-якут в роли лекаря. —Больной кентавр. —Лагерь на дне реки. —Печаль по усопшему. —Похороны в Заполярье. —Раздумье о дальнейшем. —Принятое Федором решение. —Полнейшее бескорыстие. —Любопытство французов. —Нераскрытое инкогнито[111] . — Исповедь Федора. —Страсть к путешествиям по дальним странам.

Ударившись о придонные торосы, преградившие речным водам путь, гигантская ледовая пластина разломилась на две части, вставшие наклонно: одна — в сторону устья, другая — верховья. Развалившиеся при ударе сани с продовольствием, соскользнув в ближайшую торосовую яму, изувечили коренника. Вторые, с четырьмя ездоками, запрокинувшись назад, застряли в другой торосовой яме, наполненной водой.

Проводник, крепко держась в седле, летел вниз строго по вертикали, и лишь когда подпруги, не выдержав, лопнули, он грохнулся о лежавший между ямами крепкий, как гранит, сухой, не залитый водою лед. Свалившаяся на него лошадь придавила бедняге, несмотря на всю его ловкость, ногу.

Возница саней с продовольствием распростерся с раскроенным черепом возле коренника, который из-за переломов в области таза и задних ног никак не мог встать и только судорожно бил передними копытами по телу своего хозяина. Пристяжные, отброшенные одна вправо, другая влево, попали под льдину и тотчас были раздавлены.

Положение путешественников и их кучера было также весьма драматично. Сани с пассажирами и вещами, навалившись всей своей тяжестью на лошадей, столкнули их по наклонной плоскости ледового обломка в страшную бездну. И только чудо могло теперь спасти от неизбежной, казалось бы, гибели французов и их спутника, которые с головой погрузились в своих тяжелых меховых шубах в студеную воду.