Бог, человек, животное, машина. Поиски смысла в расколдованном мире - Меган О’Гиблин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоя у могилы Кьеркегора и глядя на надгробие, я подумала, что это еще одно эхо, еще одно странное совпадение. Кьеркегор тоже был одержим идеей парадокса и его связи с истиной. Но я быстро повернула назад с этой заколдованной тропинки. Бор, как и большинство датских студентов, должен был читать Кьеркегора в школе. Неудивительно, что воспоминания об этих философских представлениях проникли в его интерпретацию физики, даже если он сам никогда не признавал и не осознавал этого влияния. Идеи не берутся из ниоткуда – они передаются по наследству, кочуют из одного места в другое. Как и Бор, Кьеркегор ставил субъективную истину выше объективных философских систем. «Страх и трепет» был написан, по сути, как аргумент в споре с философией Гегеля, которая пользовалась в то время большой популярностью и пыталась быть своего рода «теорией всего» – объективным, рациональным и безличным взглядом на историю. Кьеркегор, напротив, настаивал, что постичь истину можно только через «страстную обращенность внутрь», признавая ограниченность человеческого восприятия. Именно иррациональность решения Авраама – его готовность принести в жертву собственного сына – сделала этот поступок совершенным актом веры. Бог сообщил ему личную истину, и он поверил, что она истинна для него, даже если не универсальна.
Когда я была студенткой богословия, эта логика показалась мне отвратительной. Если частные божественные повеления могут отменить разумные этические предписания, то так можно оправдать любой варварский поступок. Как вообще можно быть уверенным, что к нам обращается глас Божий, а не другие, более сомнительные голоса? Я вдруг поняла, что в этих вопросах, о которых я не вспоминала уже много лет, проглядывала та же тревога, что и в моих нынешних размышлениях о роли субъекта в науке. Субъективность оказалась ненадежной. Наш разум был загадкой для нас самих, а еще он был подвержен заблуждениям, падок на лесть и эгоистичный самообман. Если мы действительно живем в иррациональной и парадоксальной Вселенной, если мы и впрямь можем рассуждать о реальности, только говоря о самих себе, то как мы можем быть уверены, что наши наблюдения не скрывают под собой корыстную подоплеку? Может быть, мы просто рассказываем себе истории, которые льстят нашему эго?
Вопрос о субъективности очень беспокоил меня тем летом. Еще весной один журнал заказал мне рецензию на несколько новых книг о сознании. Все авторы были мужчинами, и меня удивило, как часто они признавались, что к выбору того, какой теории сознания придерживаться, их подтолкнули личные мотивы. Для двоих из них – странная параллель – таким мотивом стало желание расторгнуть брак. Первой из этих книг была «Из моей головы» (2018) Тима Паркса – писателя, который стал сторонником теории распределенного сознания. Эта теория, не получившая широкого признания, гласит, что сознание находится не только в мозге, но и в объекте восприятия. Паркс писал, что впервые заинтересовался этой теорией примерно в то время, когда ушел от жены к более молодой женщине, – решение, которое его друзья объясняли кризисом среднего возраста. Он считал, что проблема была в его браке, то есть в объективном внешнем мире, тогда как все остальные настаивали, что она была у него голове. «Думаю, после всех этих событий в моей жизни, – писал он, – меня не могла не заинтересовать теория сознания и восприятия, уделяющая особое внимание ощущениям и личному опыту».
Следующим автором был Кристоф Кох – один из ведущих нейробиологов, посвятивший целую главу в своих мемуарах вопросу о свободе воли, которой, по его мнению, не существует. Позже, в заключительной главе, он признался, что заинтересовался этим вопросом вскоре после развода с женой. По его словам, она пожертвовала своей карьерой ради воспитания детей, что позволило ему вести роскошную жизнь – добиться профессионального признания, регулярно путешествовать и так далее. Вскоре после того как дети покинули дом ради учебы в колледже, их брак стал трещать по швам. Кристофом овладели странные чувства, он «не мог их контролировать» и оказался «в плену у собственного бессознательного». (В книге не уточняется, что это были за чувства, хотя нетрудно догадаться, что речь идет о влюбленности в другую женщину.) За стремлением найти ответ на вопрос о свободе воли стояла попытка «примириться со своими поступками». «Из прочитанного я сделал вывод, что куда менее свободен, чем мне кажется, – пишет Кох. – На меня влияют мириады событий и врожденных склонностей».
Прочитав обе эти книги в течение недели, я почувствовала, что от моей веры в объективность науки практически ничего не осталось, – хотя, наверное, мое разочарование было наивным. Человеческое существование, пишет Кьеркегор, определяется «интенсивной субъективностью». Мы – иррациональные существа, неспособные адекватно понять собственные действия или объяснить их с точки зрения рациональных принципов. Таков основной посыл «Страха и трепета» – книги, которую Кьеркегор написал, чтобы объяснить, почему он бросил свою невесту Регину Ольсен. Я ушла с кладбища в пессимистичном настроении: насколько же сильно на нашей науке и философии сказались самооправдания малоприятных мужчин?
* * *
Является ли разум надежным зеркалом реальности? Принадлежат ли совпадения, паттерны и закономерности, которые мы замечаем, к физической реальности, или же это всего лишь проявления нашего субъективного опыта? Поскольку в основании физики лежит разделение разума и материи, субъекта и объекта, неудивительно, что возникли две непримиримые позиции, пытающиеся ответить на этот вопрос: одна отдает предпочтение субъективности, другая – объективности. По мнению Бора, квантовая физика описывает наш субъективный опыт восприятия мира; она может рассказать нам только о том, что мы сами наблюдаем. Математические уравнения, такие как волновая функция, – это всего лишь метафоры, переводящие этот причудливый мир на язык нашего восприятия, или, если воспользоваться аналогией Канта, очки, позволяющие нам увидеть хаос мира таким образом, чтобы он был для нас осмысленным. Другие интерпретации физики, например теория мультивселенной или теория струн, рассматривают физику не как язык, который мы изобрели, а как описание реального, объективного мира, существующего независимо от нас. Сторонники этой точки зрения склонны рассматривать уравнения и физические законы как нечто
