Ноша - Татьяна Нелюбина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вазарели – техно-стиль – вытаскиваем каркасы, нержавеющие плоскости, стекло, металл
– Вы счастливы? – спрашиваю. Молодые, красивые, всё впереди.
– Что счастье, – отвечают философически, – счастье – мгновение. А радость – длительное состояние.
арт-нуво – конец XIX начало XX века – очень активный, роскошный декор Обри Бёрдсли предвестник модерна – плоскости, стекло, металл
– А я, – говорю, – не могу отличить инсталляцию от перформанса.
Парни подумали. Объяснили доступно:
– Инсталляция – стучат, открываешь дверь, а на коврике дерьмо. Перформанс – стучат, открываешь дверь, а там сидит и кладёт.
софт – направление в интерьере, фабричные помещения или подделка где истина, а где игра в истину вот мы иллюзию и продаём
Людмила
Я глаза подвела, рот обозначила, расчёской по гриве (у меня пышная медная, благодаря парикмахеру, грива) прошлась.
Вот, уже лучше.
Платье надену.
Ой, шик-блеск-красота.
Может, причёску сменить?
Не причёску, а мужа надо сменить.
– Ты куда?
– На кудыкину гору.
– Я могу тебя подвезти.
– Нет, спасибо, я на автобусе.
Снег ещё не растаял. Вкусно хрустел под ногами. Я набрала горсть и съела.
Свернула к подземке. Так будет короче.
Литературная тусовка может кого угодно от литературы отвадить. Каждый своё гнёт, другого не слушает.
Но я езжу, чтобы с переводчиками сообщаться.
Один мой знакомый немецкий автор жаловался, что российские издательства не заинтересовались его произведением, не хотели за перевод платить. А немецким фондам не хочется средства выделять на русские переводы.
В эти тяжёлые для нас годы.
– Людмила! – меня отыскала издательница. И затараторила: – Офис, всё белое, блестящее, и сидит мурло какое-то, спонсор книги, а писатель такой прилипчивый, он не понимает, что всё закончено.
Я с умным видом кивала.
Погрязла в самой себе, от своей привычной среды оторвалась.
– Орлам случается и ниже кур спускаться, но курам никогда до облак не подняться, – витийствовал этот писатель, стараясь чокнуться с издательницей. – За мудроту!
Его позвали:
– Вас хотят!
– А я вас не хочу!
– А я не предлагаю себя, многоинтеллигентный.
Издательница подтолкнула писателя:
– Идите, идите! Книги подписывайте, – и передёрнула плечами, будто освобождалась от старой кожи.
Писатель стоял на своём:
– За вашу мудроту и ваше здоровье!
– Ой, да оставьте меня в покое с этим здоровьем, я занимаюсь спортом в постели и гуляю, или наоборот, но как раз если я работаю и «гуляю», то выгляжу свеженькой, как огурчик, понимаете? Работа мне к лицу.
Писатель наконец отвалил, и она сморщилась:
– Сунул меня в кислую капусту трагизма.
Она поставила бокал, сняла с плеча объёмистую сумку.
– Ты кого сейчас переводишь?
– Никого. Техническими текстами занимаюсь.
– На вот, взгляни, – она порылась в сумке, достала пару листков. – Через два дня звякни, согласна ли переводить.
– Согласна не глядя.
– А что так? – она уставилась на меня. – Но ты знаешь, я больше двадцати не даю. У меня в Польше есть переводчик, за десять возьмётся. А тебе я по старой дружбе предлагаю.
– Возьмусь за двадцать.
– Поторгуемся?
– За десять не буду.
– Пятнадцать. Курс рубля, сама знаешь, жуткий.
– А объём какой?
– Большой, – она вынула диск, протянула мне. – Замётано?
– Да.
– Через два дня встретимся, посидим, я знаю один пафосный ресторан. Через три дня в Штутгарт лечу, к этому автору, – она постучала ногтем по диску. – Оттуда домой.
Она ушла, я в текст заглянула.
Прихватизация.
В бандитском прикиде. Клёвый прикид.
Ботатъ по фене.
Офигеть.
Ну что, я погрузилась в свою среду. Вслушивалась в свой язык:
– У меня ощущение, что если я уйду из этой жизни, то в интернете всё рухнет.
– Моему сыну три недели. Памперсы меняю, он ручками, ножками туда-сюда, радуется! Какие дети мудрые – радуются каждому новому дню.
– Радуются каждый своему.
– Саша, а кто эти люди?
– Что? Я только сейчас их заметил.
– Алё, алё! Это ты, дорогой? Я два часа ходила по магазинам, купила плащ, платье, блейзер и туфли цвета…
– Что же вы замолчали? Мы вас внимательно слушаем.
Девушка с телефоном чуть до потолка не подпрыгнула:
– Я имею право! Это моё право!
– Имеете! Конечно! А у нас – обязанность вас слушать! Так какого цвета туфли?
Но она обществу не рассказала об этом. Сбежала.
– А я хочу знать, какого цвета туфли у этой длинно-волосатой!
– Конечно, это классовое общество – одни одеваются у
Hennes&Mauritz, другие – γ Jil Sander.
– Я могу жить в этом мире, если у меня есть моя картина этого мира, поэтому меня так привлекает древняя философия.
– Когда я стану старой и мудрой, мне и Эпикур не поможет.
Я уже собралась уходить, но меня задержал немец-писатель, чтобы сообщить:
– Ваш Путин – лис.
– Хорошо, что не осёл, как некоторые. – Я не только его имела ввиду, поэтому поправила себя: – Как многие.
Ко мне поспешила моя старинная приятельница, тоже переводчица, взяла меня под руку и увела, как она сказала, «от греха подальше»:
– Я, чтоб ты знала, тоже так думаю, просто сейчас признаться в этом смерти подобно, из всех кругов общества исключат.
Мы вышли на улицу.
– Мне этих дискуссий дома хватает, – сказала она, – сил моих больше нет, развожусь.
Тема на злобу дня заинтересовала меня.
– Вчера случилось такое… – она поискала зажигалку, я свою сразу нашла, мы закурили. – Двадцать лет женаты.
– А что случилось?
– Обозвал меня патриоткой и путинисткой.
– И как ты его отделала?
– Как следует не могла, в постели были, сказала: а сам дурак.
Я засмеялась, не могла удержаться, но нашла оправдание:
– Это нервное, извини.
– Понимаю, тоже на одних нервах живу. Он снова завёлся, и у меня… как бы душа начала колыхаться. Он не понимает. Он абсолютно эмоционально деревянный, комочек… брусочек из трёх чувств.
– Он умный.
– Он умный, да, и хоть мозгом своим понимает, что я ему говорю. Я иногда говорю тяжёлые вещи, тяжёлые для души, и пока до него достучишься… не тюкается своим чувством, чугунная печка, никогда не топленная.
– Ха-ха-ха!
– Тебе почаще надо со мной встречаться, весело тебе.
– Извини.
– Ничего.
С нами поравнялась женщина наших лет:
– Вы говорите по-русски…
Мы остановились:
– Да, говорим.
– Подскажите, как пройти к ближайшей наземной станции?
Мы объяснили, поинтересовались, откуда она, у неё был сильный акцент.
– Я из Литвы.
– И вы заговорили с нами, с русскими?
– Не понимаю?
– Вы же нас так не любите.
Женщина удивилась. И просветила нас: оказывается, 82 % литовцев не склонны считать русских врагами.
Отрадно.
А с другой стороны, какая нам, блин, разница, любят нас, или не любят.
Аксель
О, какая новость… администрация Трампа якобы подготовила документы об отмене санкций против России. Очередной фэйк, наверно.
Мисс Мэй посоветовала ему: с Москвой нужно взаимодействовать с
