Славянская мифология - Николай Иванович Костомаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Темная ниченька невидная,
Головонька моя бидная!
Из одной галицкой песни оказывается, что рождение ночью считалось несчастливым для рожденного. Женщина говорит своей матери: «Или ты меня родила ночью, что всем детям дала добрую судьбу, а мне лихую».
Чи ти мене, мати, в ночи уродила:
У всих дитей добра доля, в мене несчастлива.
Впрочем, такое представление редко. Вообще ночь в малорусской народной поэзии не имеет значения ни страшного, ни убивающего, ни печального.
Небо носит в народном поэтическом языке эпитет высокое; оно же и местопребывание Бога.
Боже мий з високого неба!
Оно имеет предел: сокол, хотя с трудом, может до него долетать.
Ой високо соколови до неба литати;
Хоч високо не високо – треба долитати.
В одной колядке Бог с Петром разговаривают о том, что более – небо или земля: «Ссучим снурок, измерим небо – небо оказывается больше: оно ровное, а на земле горы и долины, разные возвышения».
Петро каже: земля бильше;
Господь каже: небо бильше.
Посучимо шнур, змиряймо небо!
Небо бильше, що скризь воно ривне,
Земля маленька, що гори, долини,
Гори, долини, всяки могили.
Небо запирается и отпирается, и по всему видно, запирается на зиму и отпирается весною. В одной веснянке говорится о некоем Урае, который просит мать отдать ему ключи отомкнуть небо и выпустить весну, по другим вариантам – росу.
Та Урай матку кличе:
«Та подай, матко, ключи,
Одимкнути небо,
Випустити весну».
Или же:
Випустити росу,
Дивоцкую красу, и пр.
В соответствующей (отчасти) белорусской песне он называется Юрием.
Святий Юрий,
Божий посол,
До Бога пашов,
А узяв ключи золотые.
Атамкнув землю сыресенькую,
Пусьцив росу циплюсенькую.
Вероятно, это Яр – Ярило, олицетворение весны, божество, известное у западных славян под именем Яровита, однозначительный со скандинавским Фро или Фрикко, как олатинизировал его Адам Бременский, которого древнее чествование осталось в весенних обрядах разных стран России, и во многих отношениях его личность заменилась св. Юрием. То же понятие об отпирании неба выражается, хотя в более христианской одежде, в карпатской колядке, в которой рассказывается, как по дороге к небу пришли души к воротам небесным и одну из них Бог не пустил за грехи.
По пид небо е стежейка,
Стежейка аж до неба,
Що ишли ми нёв три душейки,
Пришли вони перед небо,
Затуркали о двереньки, и пр.
Ветер в народной поэзии представляется олицетворенным, например в веснянках о Шуме и Шумихе; к сожалению, песня эта потеряла древний свой образ, от которого, вероятно, остались, сравнительно в целом виде, один или два первых стиха.
Шум ходить по диброви,
А Шумиха рибу лове;
Що вловила, то й пропила,
Своий дочци не вгодила.
Ветер носит обычные эпитеты – буйный и тихий или (в Галиции) повольный; иногда употребляется во множественном числе; так, напр., голубь, вылетев из тумана, ищет своей голубки и, встречаясь с буйными ветрами, спрашивает, не видали ли они ее.
Литае, голубки шукае,
Зустрився в яру миж горами
З буйними витрами.
Ой, ви витри буйнесенькии,
Ви далече пробували,
Чи не чули, а чи не видали голубки моей?
«Хоч и чули, хоч видали – не знаем, якая».
В свадебных песнях приглашают ветер провожать невесту и развевать ее косу:
Не вий, витре, дибровою,
Повий, витре, дорогою,
За нашею молодою,
Розмай косу…
Развевающиеся волосы – образ девства:
Нехай мои чорни кудри буйний витер мае,
Нехай мене, молодой, нихто не займае.
Ветер – собеседник грустной женщины:
Чомусь, моя мила, важенько вздихае,
З буйнесеньким витром розмовляе.
Она просит его развеять тоску ее и лихую долю:
Повий, витре, повий, витре, по полю, по полю,
Та рознеси, та рознеси мою лиху долю.
Или:
Повий, витре буйнесенький, звидки я тя прошу,
Розвий туту, розвий тугу, що на сердци ношу.
В разлуке с милым она просит ветер повеять в ту сторону, где находится ее милый, известить его, что она тоскует о нем.
Повий, витре, у гороньку.
З Украини у Литвоньку,
Занеси висть милому,
Що я тужу по нему.
Призывая милого к себе, она уподобляет его ветру, обращаясь к последнему и заставляя его отвечать на ее обращение: как трудно веять ветру через глубокие ущелья, так трудно прибывать милому из далекого края.
Повий, витре, повий, буйний, из глибокого яру!
Прибудь, прибудь, мий миленький, з далекого краю!
Ой, рад би я повивати, та яри глибоки,
Ой, рад би я прибувати, та край далеки!
Она просит ветер перенести милому в чужбину всю любовь, все сладкие воспоминания:
Повий, витре буйнесенький, з за крутой гори
Та забери из собою уси любощи мои.
Однеси их у чужину, де миленького маю!
Она по веянию ветра узнает, когда он пишет письма:
Витер вие, витер дуе, калину колише,
Десь мий милый чернобривий мини листоньки пише.
Но также ветер своим веянием дает ей знать о разговоре ее милого с иною девицею:
Витер вие, витер повивае,
Десь мий милий з иншою розмовляе.
Отданная в другую сторону замуж, женщина посылает ветер в ту сторону, где у нее родные.
Повинь, витроньку, з гори в долиноньку,
А з гори в долину, де маю родину.
Ей грустно на чужой стороне, когда она смотрит на рощу и замечает, что ветер
