Разорванный круг - Владимир Федорович Попов

Тот театрально вздохнул, в прорезях его полуприкрытых глаз метнулся снисходительный смешок.

— Эх, Станислав Венедиктович, как же вы неискушены во всякого рода хитросплетениях и легковерны! Но меня не проведешь. Я вижу людей насквозь. На тех постах, что я занимал, требовались исключительная проницательность и умение смотреть в корень. Так что искренне советую: не хлопайте ушами, постигайте науку жизни.

ГЛАВА 12

Многое повидал на своем веку Карыгин. До поры до времени жизнь его летела стремительно и была насыщена событиями. Не успел проработать и года в прокатном цехе Златоустовского металлургического завода, как его послали в Промышленную академию, которая готовила инженеров из самой гущи производственников: вернулся на завод — и вскоре с поста инженера перекочевал на директорский пост. И здесь стаж его работы не перевалил за два года, как избрали вторым секретарем обкома партии, а затем и первым.

Его взлет никого не удивил. Он был молод, умен, деловит и самоуверен. Перед такими, как он, широко открывалось будущее, таким предоставлялись все возможности проявить себя в полную меру. Был Карыгин незаурядным оратором и прекрасным полемистом, мог, не заглядывая в тезисы, гладко, без запиночки сделать двухчасовой доклад, легко, как бы походя, опрокидывал в спорах оппонентов, не упуская при этом возможности еще и поглумиться над ними. К тому же Карыгин умело подбирал кадры, избегая как угодливых глупцов, так и строптивых умников — предпочитал тем и другим надежных середняков. Вдобавок весьма поощрял всякого рода шептунов и сигнализаторов, потому что сам без зазрения совести прибегал к подобным методам.

Постигнув искусство стремительного продвижения, Карыгин научился маневрировать, ловчить и даже лгать почем зря, чтобы закрепиться на занятых высотах. Рапортовал об окончании сева, не закончив его, об уборке хлеба — не убрав его, и подписывал победные реляции о конце сева, когда он был в самом разгаре, а об уборке урожая — когда хлеб еще стоял на корню. Подписывал не моргнув глазом. Людей, которые позволяли себе увидеть в этом очковтирательство, вызывал в кабинет и… Нет, он не ругал их, не грозил им. Он наставлял, причем снисходительно-отечески: «Эх, зелены вы, молодой человек. Даже для внутрирайонной дипломатии зелены, а уж для межобластной — и подавно. Наш рапорт другие области подхлестнул, шевелиться заставил. Сев мы закончим. Раньше или позже — не столь уж важно. Важен политический смысл нашей акции. Это понимать нужно».

С особым удовольствием подписывал Карыгин соцобязательства, всегда смелые, громкие, широковещательные, неизменно привлекавшие внимание вышестоящего начальства. Впечатление эти документы производили внушительное, и никому никогда не вздумалось проверять их выполнение. А проверили бы — ну и что? Ругнут один на один без оглашения в печати — и дело с концом. Беспроигрышная лотерея. Хвальба на миру, срам — с глазу на глаз. Не упускал Карыгин и случая изобрести какой-нибудь почин. В любом почине видел он великий смысл. Пусть это была даже борьба за чистоту улиц, за сбор металлолома и озеленение города. И не так стремился он осуществить задуманное, как выступить с новоявленным сообщением в печати. Истинное удовольствие испытывал он потом, когда читал, что такой-то трудовой почин подхвачен другими. И сколько раз бывало: почин в области давно заглох, а в соседних областях его только берут на вооружение, и слава зачинателей продолжает светить отраженным светом. На языке Карыгина это формулировалось так: «В месте падения камня поверхность воды уже успокоилась, а всплеск от него продолжает слышаться, а разбегающиеся круги от него продолжают видеться».

Но настал момент, когда почва зашаталась у него под ногами. Он просыпался в холодном поту с ощущением неотвратимого краха.

Судьба все же обошлась с ним милостиво. Его сняли с руководящего партийного поста и предложили административно-хозяйственную работу по своей основной специальности, даже не вынеся взыскания. Однако в металлургическую промышленность Карыгин не вернулся. Не вернулся по двум соображениям: стаж работы был маловат, чтобы занять подходящую должность, да и кусок хлеба это не легкий. В конце концов выбрал производство полегче, а город подальше от тех мест, где закатился, — Сибирск. Здесь долго думали, в качестве кого и куда его пристроить, чтобы не очень ущемить морально, и направили на шинный завод заведовать кадрами. Несколько лет сидел он затаившись, выжидая того часа, когда все вернется на круги своя и он сможет выползти из своего прибежища, вновь — чем черт не шутит! — объявиться в качестве лидера. Жизнь вел замкнутую — сам ни к кому и к себе никого. Разговаривал только с женой, и то во хмелю. Он и трезвый мрачен — ни складки лица, ни губы его не приспособлены к улыбке — улыбка растворялась в иезуитском оскале, — а во хмелю даже страшен. Он не буянил, не кричал. Уставится только в одну точку и твердит остервенело сквозь зубы:

— Ничего, придет мое время! Меня еще вспомнят! Меня еще позовут! Такими, как я, не разбрасываются!

Но шли годы, а о нем не вспоминали, его не звали. И тогда он сам исподволь стал напоминать о себе. Поначалу на заводе. Лекцию выпросит прочитать, доклад сделать. Чтобы завоевать репутацию человека деятельного, активного, вступил в Общество по распространению научно-политических знаний. В лекторах испытывалась нужда, и сему обстоятельству обрадовались — докладчик надежный, безотказный, почти что штатный. С этой поры Карыгин стал желанным человеком в заводском партийном комитете — опыт как-никак большой, целой областью ворочал, не грех с ним посоветоваться, поднабраться ума-разума.

Понемногу и в райкоме партии к нему привыкли. Солидный, рассудительный, начиненный житейской мудростью человек. А что слетел в свое время — так попробуй разберись почему. Он виноват или объективные обстоятельства, порожденные суровым, напряженным временем?

Обретя опору, Карыгин все свои помыслы и действия подчинил одной цели: добиться максимального влияния на заводе, приобрести устойчивый авторитет, заполучить побольше сторонников. Даже метод собеседования при оформлении на завод, был разработан им с дальним прицелом. Разыгрывая роль вершителя судеб, Карыгин прежде всего обрушивал на головы посетителей широкий ассортимент самых неожиданных, даже каверзных вопросов, чтобы ошарашить человека, повергнуть в смятение, выбить из колеи.

Сидит «изучаемый», напрягает память, вспоминая, к какому сословию принадлежал дедушка или как назывался уезд, где родилась бабушка по линии жены, и, естественно, ответы его четкостью не отличаются.

Карыгин крутит головой, горестно вздыхает, долго думает, устремив на посетителя неподвижный взгляд, потом загадочно бросает:

— У нас, видите ли, не просто шинный завод. У нас еще экспериментальные лаборатории, а это, как вы понимаете…

Когда посетитель, решив, что надежда попасть на завод рухнула, поднимается