Начальник милиции. Книга 6 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Жигуль я отогнал и спрятал в руинах. Потом вернусь за ним и уничтожу. Теперь я знаю, как заметать следы. Снова опустив руки к земле, я залепил грязью пулевые отверстия в двери «Волги». Надо будет срочно поменять дверь, и без лишнего шума. Наконец, я сел в машину. Отец лежал без сознания, но дышал ровно. Я похлопал его по щекам.

— Эй, очнись.

Он застонал, слабо приоткрыл глаза:

— Голова… чёрт…

— Ты жив. Это главное.

Он с трудом сфокусировал на мне взгляд, приподнялся на локтях.

— Что… что случилось?

— Тебя хотели убить.

Отец моргнул, помотал чуть головой, будто отгоняя наваждение.

— Чёрт… Да, они… они меня куда-то везли… Я почувствовал удар… дальше — пустота…

Я пристально смотрел на него.

— Ты больше никогда не свяжешься с такими, как они. Понял?

Отец нахмурился.

— Ты кто вообще такой?

— Тот, кто тебя спас. И тот, кто говорит: забудь этот день, забудь, что здесь произошло.

Он прикусил губу, глядя на меня.

— А Гурьев? Его люди?

Я отвернулся к дороге.

— Их больше нет.

Отец долго молчал.

— Ты их…

— Больше они тебя не побеспокоят. Но ты должен молчать. Никто никогда не должен знать, что ты был с ними. Что вообще выезжал за город.

Он смотрел на меня, его лицо побледнело.

— А тебя?

Я сжал руль.

— Ты никогда меня не видел.

— Кто ты?

Я нажал на газ.

— Просто друг. А теперь ты должен рассказать мне все. Как ты связался с этими ублюдками? Почему они хотели тебя убить — и кто за ними стоит…

Отец насупился. Пожевал губу, а потом проговорил:

— Тебе можно доверять?

— А ты как думаешь? — хмыкнул я. — У тебя замечательная жена и сын. Ты о них должен думать, а ты… не ходи больше по кривой дорожке. Договорились?

— Откуда ты знаешь про мою семью? — встрепенулся отец. — Да кто ты такой?

— Я? Я — начальник милиции…

— Что⁈ Я арестован?

— Нет… Я правильный начальник милиции. За людей. Рассказывай, Александр Сергеевич. Я должен знать все, чтобы, в случае чего, подобного не повторилось.

И отец приготовился рассказывать…

Глава 16

Моя «раненая» служебная «Волга» катила по пустынной проселочной дороге в сторону Угледарска. Сквозь выбитое лобовое стекло в грудь бил холодный ветер. В другой момент я бы замерз, но сейчас что-то словно грело меня изнутри.

Отец, сидя на пассажирском сиденье, медленно повернулся ко мне. Его лицо, еще недавно полное горечи и стыда, теперь казалось покрытым тонкой пленкой спокойствия, но за нею будто бы искрилось сожаление и боль. Он начал тихим голосом, почти шепотом:

— Я все расскажу… Как мне вас называть?

— Давай на «ты», — мягко проговорил я. — Меня зовут Сан Саныч, Морозов.

— Как⁈ — встрепенулся отец. — Морозов? Я Морозов! Моего сына зовут Александр, и отчество у него — Александрович!

— Да, — закивал я. — Получается, мы с ним тезки… Ну или, быть может, какие-то родственники. Дальние, просто об этом не знали. Такое бывает, наверное, да?

Отец посмотрел на меня и вздохнул:

— Я точно где-то тебя видел. Не пойму где… а кто у тебя родители?

Мы еще поговорили о возможном родстве, но скоро разговор всё же перешел на то, как Гурьев влез в жизнь Александра Сергеевича.

— Саша, знай, я никогда не был преступником по своей натуре, — рассказывал отец. — Я был человеком старой закалки — старался жить честно, работал честно, решать всё надеялся справедливо. Но жизнь однажды вынесла меня туда, куда я совсем не хотел.

Я слушал, сжимая руль, и сердце билось громко, словно предупреждая, что сейчас я услышу нечто болезненное.

— Я трудился в системе снабжения, сначала на маленьком складе, потом переехали в Угледарск, стал работать в большой организации, где распределялись разные товары, был и дефицит, он расходился по своим. Знаешь, как это сейчас бывает, заведующие складов могли наживаться на том, что исчезало с одного склада и появлялось на другом. А многие товары не доходили до магазинов вовсе, все распределялись на уровне баз горторга. Документы оформлялись по двойным накладным, часто товар могли продать по завышенной цене, минуя установленную государством сетку. И разница, конечно, уходила в карман нужных людей. Я… просто делал свою работу, но закрывал глаза на махинации, ибо против системы идти было невозможно.

Он помолчал немного, как будто заново решая — а невозможно ли?

— Мне просто нужно было кормить свою семью. Но потом появился Гурьев — молодой, хваткий тыловик из УВД. Он увидел во мне надёжного, аккуратного работника, способного вести документацию. Сначала попросили подписать пару бумаг, потом прикрыть нехватку товара в отчётах, потом предложили долю — мол, зачем жить на одну зарплату, когда все вокруг берут. К чему отказываться и становиться в позу последнего рыцаря? А потом — потом дороги назад уже не было. Я понял это слишком поздно. Долго терпел, пока не увидел, что за махинациями скрываются вымогательства и шантаж. Это уже было… совсем другое. Я хотел выйти из игры — поверь, хотел.

Он обращался ко мне, но почти не поворачивался, смотрел вперед и говорил, говорил. Вряд ли обратить на меня взгляд ему мешала именно рана. Но я его не перебивал, и он продолжал рассказ:

— Пообещал, что никому ничего не скажу, лишь бы отпустили. Я даже предлагал, мол, могу уехать, уволиться. Но Гурьев не верил людям — и мне не верил. Для него тот, кто знает слишком много, становится угрозой, потенциальным предателем, и я стал для него таким. И тогда он решил — убрать меня. Ты понимаешь, Саша, в этом лживом мире, если ты внутри, ты должен играть по его правилам, а если уйдешь — либо попадёшь в гроб, либо в тюрьму. Поначалу Гурьев не отпускал меня, даже когда я пытался мирно уйти. Он сделал так, чтобы я остался пленником той грязной схемы, и вскоре я понял: надо было рассказать всё, чтобы спасти себя, чтобы спасти нашу семью. Он не мог позволить себе, чтобы его прошлое всплыло. Сегодня Гурьев позвонил, сказал, что согласен меня отпустить, если мы провернем последнее дельце. Я очень ждал, что мне дадут возможность уйти, и согласился. Но на деле все оказалось… иначе. Получается, что сегодня он должен был меня убить.

Отец замолчал, глаза его блестели от слёз и стальных искр решимости, и я, глядя в его лицо, чувствовал, как тепло его души, будто последнее пламя, проникало в меня. Он тихо произнес:

— Я не знаю, кто ты и почему мне помог, но я обещаю, что никогда не свяжусь с криминалом.

— Я просто увидел тебя в пивной, мне показалось, что ты неплохой человек, нуждаешься в помощи, когда двое амбалов и какой-то наглый молодой хмырь чуть ли не силой затолкали тебя в машину и увезли. Как сотрудник милиции я обязан был принять неотложные меры. Вот и все.

Я постарался расслабить руки на руле и не смотреть на Морозова-старшего слишком часто. Ведь мне надо следить за дорогой.

— Спасибо… Пусть будет так. Вижу, что ты не можешь рассказать мне всей правды. Понимаю… я очень тебе благодарен. Но… Гурьева? И тех? Ты их… устранил? Нет, я их нисколько не жалею, а наоборот, просто хочу понять.

— Другого выхода не было, Сергеич, поверь… Или они нас, или я их. Но система несовершенна, и у меня могут быть большие неприятности, поэтому давай договоримся. Мы с тобой не будем афишировать произошедшее и вообще забудем, что сегодня произошло на заброшенном заводе. Нужно жить дальше. И кстати, тезка, если что, вот мой телефон, — я достал из-за солнцезащитного козырька и протянул ему самодельную визитку. — Звони, вдруг помощь понадобится.

— Хорошо, Сан Саныч, спасибо! Я обязательно позвоню. Я должен тебя отблагодарить.

— Нет, ради этого не стоит, — коротко мотнул головой я.

— Нет, нет… я так не могу!

— Ну как знаешь. Семье привет, — подмигнул я, останавливаясь на первой автобусной остановке на окраине города. — Ну все, приехали… Я в город не поеду, сам понимаешь, — кивнул я на разбитую лобовуху. — Есть деньги на маршрутный автобус?