Смертельный гамбит - Уильям Форсчен

Бросив на нее недоверчивый взгляд, Оиси выпрямился в полный рост.

— Такаси, сначала проверь эту комнату, а затем прочеши все здание. Назначь своих людей.

Пока его заместитель отдавал команды, Оиси повернулся к Элдину.

Элдин медленно поднялся на ноги. Оиси быстрым движением смахнул кровь с его лица и увидел свежие струйки, сочащиеся из раны, надрезавшей левое ухо и протянувшейся от щеки до затылка. Рана выглядела достаточно скверно, но, насколько мог судить Оиси, она не была серьезной. Он внимательно наблюдал за Элдином, опасаясь увидеть начало конвульсий, но ничего похожего не происходило.

Элдин смотрел на него широко открытыми глазами, очевидно еще не придя в себя после пережитого шока.

— В зале чисто! — крикнул Сейджи, а затем с группой самураев прошел на кухню, в то время как другие охранники окружили Элдина.

Зергх, который вышел из зала за несколько мгновений до начала атаки, отправившись облегчиться в подвал, протолкался через кольцо самураев и приблизился к Элдину. При виде крови он остановился, охваченный ужасом, но Оиси кивком дал ему понять, что все в порядке.

— Очевидно, это дело рук Габлоны, — сказала Мари, тоже подойдя к Элдину.

Элдин обвел взглядом зал. Пять ассасинов были мертвы, а вместе с ними три самурая, с которыми он разговаривал и смеялся всего лишь несколько минут назад. Он медленно подошел к лестнице и посмотрел наверх. Еще два врага встретили там свою смерть.

— Почему только семь? — подумал он вслух.

— Восемь, — поправила его Мари, и Элдин, а вместе с ним и самураи с удивлением посмотрели на нее.

Взяв Элдина за руку, она отвела его на кухню, где стоял восьмой мертвый ассасин, приколотый к стене длинным ножом.

— Кто это сделал? — спросил Оиси.

— Я лично позаботилась об ублюдке, — спокойно ответила Мари, а затем кивнула в сторону мертвого гафа.

Это был Малади, чья голова лежала вниз лицом в ведре с жиром. Его горло было разрезано от уха до уха.

— Его тоже ты убила? — недоверчиво спросил Элдин.

— Что? Своего собственного партнера? — воскликнула она, оскорбленная таким предположением. — Мне показалось странным, что сегодня ночью он отпустил по домам всех своих вышибал. Я находилась в главном зале и наблюдала за вами, когда услышала, как в дверь черного хода постучали три раза, а затем еще три. Меня это насторожило еще больше, и, проскользнув на кухню, я спряталась в углу. Малади уже открывал дверь. Восемь парней в черном проникли внутрь, и Малади закрыл дверь за ними. Я подумала: «Ого, Мари, пахнет жареным».

Я не могла поднять тревогу, поскольку они находились между мной и дверью, ведущей в зал. Тут один из ваших самураев, очевидно что-то заподозрив, вошел на кухню.

Дальше все произошло словно в одно мгновение. Они убили самурая, и семеро из них ворвались в зал. Восьмой повернулся к Малади и совершенно спокойно перерезал ему горло. Я слышала звуки сражения, доносящиеся из соседней комнаты, а затем увидела, что восьмой парень направился к двери, вероятно для того, чтобы пустить сюда своих приятелей. Тут я вонзила в него кухонный нож.

Во время своего монолога Мари подошла к трупу ассасина, с любопытством осмотрела его, словно бы собираясь задать ему какой-то вопрос, а затем выдернула нож из спины. Тело рухнуло на пол, и она хладнокровно вытерла окровавленное лезвие о свой фартук.

— Я снова закрыла дверь на засов, — невозмутимо продолжала она. — Парни, оставшиеся на улице, чуть не сошли с ума. Вы бы слышали, как они кричали и вопили на своем тарабарском наречии, бегая из одного конца квартала в другой.

— Ты спасла нас всех, — сказал Оиси голосом, полным признательности. — Если бы ты не успела вовремя закрыть дверь, они бы нас одолели.

— Ворвавшись сюда, они бы первым делом перерезали мне горло, как Малади, вот почему я убила и того, второго, — произнесла она, улыбаясь.

Окружившие женщину самураи смотрели на нее, открыв от удивления рты. Она говорила об убийстве двух страшных ассасинов с такой легкостью, словно заколола в подвале поросенка. Даже Такаси, только что сразивший нескольких врагов в ожесточенном бою, с восхищением покачал головой.

— Полагаю, теперь я полноправная владелица этого притона, — заявила Мари. — У Малади не было родственников. Порою мне казалось, что просто никто не хочет признать с ним свое родство из страха, что он обманом лишит их имущества. Я почти уверена, он выдал вас потому, что поставил на ваших противников и стремился получить выгоду. Но здесь я ничего не могу доказать и потому буду держать язык за зубами. Как бы то ни было, когда у него наступали тяжелые времена после серии неудачных ставок, я не раз одалживала ему деньги из своих собственных сбережений. Так что можно сказать, эта забегаловка перешла ко мне в качестве оплаты долга и возмещения морального ущерба.

Оиси посмотрел на мертвого гафа в углу, а затем снова перевел взгляд на Мари.

Она похлопала Оиси по руке, словно бы говоря, что теперь у них есть маленький секрет, а затем вернулась в главный зал, и все остальные прошли туда следом за ней.

— Какой беспорядок, — сказала Мари, окинув взглядом помещение.

Тела мертвых самураев были перенесены в угол зала, где товарищи готовили их к похоронам в подвале, поскольку зажечь здесь погребальный костер было невозможно.

Элдин тяжело опустился на стул. Приблизившись, Мари посмотрела на него участливым взглядом.

— Что ты теперь намерен делать? — тихо спросила она, и ее рука скользнула по плечу Элдина.

— Выжить, — с горечью произнес он, а затем бросил взгляд на Оиси, склонившегося над телами павших соратников. — Выжить, перехитрить, перебороть врагов, чтобы мои люди больше не гибли. Вот на что должны быть направлены все наши усилия. Это не соревнование и не азартная игра. Это борьба за существование, направленная на то, чтобы я сам и мои друзья остались живы.

— Это сделал Габлона, — после непродолжительно го молчания холодно сказал он, показывая на лежащие в углу тела самураев. — Я был готов сохранять нейтралитет даже после того, как первые несколько покушений на мою жизнь потерпели неудачу. Странно, тогда я каждый раз получал предупреждения, но сегодня такого не произошло. Если я хочу, чтобы мои люди выжили, необходимо уничтожить Габлону или оставить его без охраны, чтобы он не имел больше возможности на кого-либо напасть. Этот кох до сих пор играет в войну; пришло время научить его, что такое реальность. Если я не преподам ему хорошего урока, те, кто мне служит, погибнут один за другим.

Элдин снова поднялся на ноги. Оиси внимательно наблюдал за ним, словно бы желая проникнуть в его мысли, затем приблизился к Элдину.

— Мы атакуем Габлону, — тихо сказал Элдин. Оиси остановил на Элдине пристальный взгляд и почувствовал, что тот наконец начал понимать, как должен вести себя самурай перед лицом смертельной опасности. Также у Оиси в первый раз появилась надежда на то, что у них, возможно, еще есть шанс выжить.

— Ты должен был убить меня в темноте, — сказал Оиси. — Ты не мог знать точно, я это или еще один ассасин.

— Мне захотелось рискнуть.

Губы Оиси тронула едва заметная улыбка. Этот человек не был типичным господином, но все-таки заслуживал того, чтобы ему преданно служили.

— Так, значит, дверь оказалась заперта, прежде чем второй отряд смог проникнуть внутрь?

— Совершенно верно, мой господин.

Хасан посмотрел на подчиненного с нескрываемым презрением. В прежние времена его решение было бы очевидным. Те, кому поручили подобную миссию, должны были либо ее выполнить, либо умереть. Но здесь их было слишком мало. Значит, он допустил какую-то ошибку в плане. Он не поверил до конца в искренность хозяина таверны, когда тот предложил открыть им дверь.

Заподозрив возможную ловушку, он распорядился, чтобы сначала внутрь зашли восемь человек и, только проверив подсобные помещения, пустили остальных. Возможно, их и в самом деле ждала там ловушка, но он в этом сомневался. Должно быть, что-то пошло не так после того, как первая группа оказалась внутри.

— Свободен. И когда сегодня вечером ляжешь на свой тюфяк, подумай о тех удовольствиях, которыми теперь наслаждаются в раю твои более достойные товарищи.

Человек молча поклонился и, повернувшись, скрылся за дверью.

Значит, толстяк будет недоволен. Хасан презрительно фыркнул. Ну и пусть. В данный момент Хасану было выгодно служить ему, но это время скоро пройдет. Толстяк думает, он настолько примитивен, что верит в богов, и это уже само по себе являлось для Хасана оскорблением. Если Габлона на самом деле прошел высшую ступень посвящения, то он, как и Хасан, должен знать, что нет богов, нет Аллаха, а существует только одно реальное понятие, в которое стоило верить, — власть, не разбавленная сантиментами или страхом.