Багряный декаданс (СИ) - Анастасия Солнцева

А меня неожиданно потянуло на откровения.

— Рядом с ним я чувствую себя беспомощной. Как будто я маленькая щепка, попавшая в бурное течение. И выбраться уже нет сил. Меня постоянно преследует ощущение, что моя судьба уже решена. И решил её он, не оставив мне и шанса, — я вспомнила слово, которое услышала во время ритуала, когда начала терять сознание. — А что значит «ваине»?

Кан напрягся. Сел ровнее и сурово спросил:

— Где ты это услышала?

— Когда церемония с передачей крови начала выходить из-под контроля, Сатус сцепился с Мелиндой. Я плохо помню, что тогда происходило, но они начали спорить. Тай назвал меня нурой, а мадам Мелинда удивилась, так, будто услышала нечто невозможное. Потом спросила: «Ваине?».

— Мира, — начал демон. Его кадык дернулся, будто ему тяжело было говорить. — Ваине — это значит «чужестранка». В моей стране так называют всех, кто родился не в Аттере. И это… не очень хорошее слово.

Глава 13

— Почему? — я начала поправлять одеяло, пытаясь скрыть накатившую нервозность.

— Потому что ваине обычно становятся любовницами в домах аристократов империи. Такая судьба ждет в том числе и тех чужестранок, которых постигла участь стать нурой демона.

— А нура — это…

— Само слово означает «избирать». Но в отношении женщины его используют только в одном случае, — Кан на мгновение умолк. Мне показалось, что ему нужна была передышка. И заговорив вновь, парень будто бы преодолевал какой-то внутренний барьер. То ли ему не хотелось обсуждать эту тему, то ли ему не нравилось обсуждать её именно со мной. — Когда говорят о той, которую любят всем сердцем, которую выбирают себе в пару. Один раз — и на всю жизнь. До конца своих дней. И даже если нура умрет раньше избравшего её демона, занять это место уже никто не сможет. Наша любовь, Мира, сильна и всепоглощающа. Влюбляясь, мы любим всем сердцем, всем своим естеством. За любимую женщину демон отдаст всего себя, включая свою жизнь. Эти чувства настолько сильные, что порой затмевают разум, вытесняют все инстинкты, кроме одного — защитить своё. Желание быть с любимой, владеть ею, не только физически, но властвовать над каждой её мыслью, порой приобретает ужасающие масштабы. Очень часто такая любовь перерастает в одержимость, в желание контролировать каждый шаг, каждый вздох, каждый взгляд любимой женщины. Потому что она становится важнее тебя самого, важнее семьи, важнее всего, что есть в мире. Далеко не каждая способна выдержать такую любовь, Мира, многие ломаются. Кто-то пытается убежать, и это превращается в побег длинною в жизнь. Некоторые погибают. А смерть любимой по твоей вине — это самая ужасная пытка, самая страшная трагедия, которая может случится с демоном. Сдержанность — единственный выход. Но не у каждого демона хватает силы воли и хладнокровия подавить врожденную потребность все контролировать. Многие демоны, влюбляясь в чужестранок, забирают их в свой дом, рвут все связи возлюбленной с домом и родными, действуют скрытно, быстро и жестоко. Судьба таких женщин незавидна. Не только потому, что их лишают всяческого выбора, но и потому что демон… Мира, ваине может быть нурой, а нура может быть ваине, но ваине не может быть женой. Демон не может создать семью с чужестранкой, даже если он назвал её своей парой, своей избранницей. Это прописано в наших законах. И это пытка для обоих, потому что женщина, не имея права распоряжаться собственной судьбой, вынуждена наблюдать как тот, кто лишил её всего, строит свою жизнь с полноправной жительницей Аттеры. Мужчина же, чувствуя, как несчастна его любимая, должен посещать законную супругу, чтобы получить наследников. И если кто-то другой сможет отказаться от продолжения рода и законного брака, то правитель империи — нет, Мира. А Тай собирается стать таким правителем.

Я очень внимательно слушала Кана, будто пропуская каждое его слово через себя, но глядела при этом на принца. Почему-то именно он в этот момент настойчиво притягивал мой взгляд. И даже я сама не могла ответить себе почему мне хотелось на него смотреть. Возможно потому что я пыталась представить, какой будет его жена. Наверняка, ею станет какая-нибудь сногсшибательно красивая демонесса с такими же черными, как у него глазами и неподражаемым умением игнорировать всё, кроме собственных желаний. Такая же адская, невозможная, всепоглощающая, желанная…

А может быть, я смотрела на него потому что меня зачаровала появившаяся на лице Сатуса безмятежная улыбка, которая будто бы подсветила его лицо изнутри, сделав гораздо моложе и мягче. В этот момент он, расслабленный и теплый ото сна, меньше всего походил на себя привычно, а больше напоминал трагического героя, раздираемого внутренним конфликтом, убегающего от реальности, слишком пошлой и низменной для него, в мир чудесных грез. Хотелось бы мне узнать, что же ему снится, но какими бы не были его сновидения, в этот момент, кажется, он был почти счастлив, а вот я себя ощущала совершенно иначе. И улыбаться мне не хотелось. И чувство было, словно мне на голову вот-вот должен был опуститься топор.

— Есть во всем этом что-то безжалостное…, - пробормотала я, а потом четко и внятно произнесла: — Я не хочу быть любовницей. Пусть Сатус найдет себе кого-нибудь, кто будет сторожить его койко-место, пока законная супруга рожает ему детей. Я этого делать не стану!

— Я не думаю, что у него или у тебя есть выбор, Мира. Теперь…

— Что же мне делать? — бессильно прошептала я, закрывая лицо руками.

Пальцы демона легли поверх моих, тихо, не дыша, отведя их в сторону, не заставляя, но прося открыться для него. Подняв лицо ему навстречу я угодила в ловушку откровенного взгляда, который не был магическим, но которому придавала особенную глубину тишина и темнота. Слишком маленькая и хрупкая, слишком уязвимая и неопытная — такой я увидела себя в его глазах, потому что и он меня такой видел. Он стал моим зеркалом, отражением всей моей боли, как если бы вдруг почувствовал меня как самого себя, нащупал все те шрамы, которые нельзя было показывать и заглянул в запертый на все замки душевный сундук, к которому даже я сама старалась не подходить.

На долю секунды я увидела нас двоих, сидящих на маленькой тесной кровати и помогающих друг другу пережить эту ночь, со стороны. И ощущение отчаянного безмолвия из-за невозможности говорить о том, что кажется важным и нужным сменилось чувством исцеления. Как если бы ты запер самого себя в пустой комнате, а кто-то подобрал ключ, вошел, тихо