Вой молодых волков - Дмитрий Чайка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Александрия, ваша царственность! — друнгарий флота угодливо склонился перед своим повелителем, который и сам прекрасно видел, где он. Владимир гостил здесь всего раз, но панораму порта запомнил. И тут было что-то так…
— Почему здесь нет купеческих кораблей? — удивился он, а сердце императора царапнуло нехорошее предчувствие. Его дружеский визит должен был стать приятной неожиданностью для дядюшки Стефана и дорогой невестки Юлдуз. Ах да… Елены! Для дорогой невестки Елены. Она же теперь не дикая степнячка, а римская императрица и добрая христианка. Если, конечно, можно назвать схизматика-монофизита добрым христианином…
— Кто-то их предупредил, хозяин, — сказал стоявший тут же комит экскубиторов Евгений, которому единственному дозволялась такая дерзость, когда рядом не было посторонних ушей.
За прошедшие годы безродный сирота Шишка не стал ни красивее, ни умнее. Зато он стал существенно богаче и обзавелся всем, о чем мечтал, и всем, о чем мечтать раньше даже не смел. Он был все тем же диковатым варваром, цепным псом императора, который, не рассуждая, мог повести в бой пехотную тагму или собственноручно задушить мятежного армянского епископа, не боясь божьей кары. Он вообще ничего не боялся, кроме гнева своего господина, перед которым преклонялся совершенно искренне. Для него, лесовика, воля отпрыска священного рода была сродни воле божьей. И он без колебаний выполнял любой приказ своего хозяина, служа ему как раб. Сенаторы боялись его пуще адских мук, и порой одного появления комита Евгения в Консистории прекращало там шум и споры. Аристократия Востока, с молоком матери впитавшая правильное восприятие власти и людей, ее составляющих, поняла все сразу. Если этому высокому, с длинными паучьими конечностями воину прикажут перебить их всех, он сделает это быстро и не раздумывая.
— Плохо, — расстроился Владимир. — Вдруг они успели войска подтянуть в город. Тогда мы зря сюда пришли. Все наши планы псу под хвост.
— Вроде нет! — оскалил редкие зубы патрикий и комит. У него было орлиное зрение. — Вон попы стоят у ворот, а с ними еще кто-то. Я его не знаю, хозяин, но на нем пурпур.
— Дядюшка, — с облегчением выдохнул император. — Слава богу!
Оба александрийских порта были изрядно перестроены, и количество пристаней как минимум утроилось. Императорские корабли причаливали, а на берег горохом посыпались солдаты, радующиеся тому, что теперь у них под ногами твердая земля, а не качающаяся палубы деревянной лохани.
— Здравствуй, мой дорогой племянник! — раскинул руки Стефан при виде Владимира. — Какими судьбами?
— До меня дошли вести, что арабы атаковали Египет, — обнял его в ответ Владимир. — Ну, я и подумал, что помочь брату — мой священный долг.
— Это прекрасно, — расцвел в улыбке Стефан. — Это просто замечательно. Твои воины переночуют в порту, а завтра можешь отправлять их в Пелузий. Тут, Владимир, войны нет.
— Мы погостим какое-то время, — усмехнулся император. — Люди устали. Им нужно отдохнуть, отоспаться и поесть нормальной еды.
— Я надеюсь, ты не потащишь в город свою солдатню? — жестко спросил Стефан.
— Наша царственность будет делать то, что ей угодно, — оскалил зубы Владимир. — Или ты, дядя, забыл, кто я, а кто ты?
— Этот город не принадлежит тебе, — с достоинством ответил Стефан. — Это столица твоего брата, старшего августа империи. Не забывай об этом.
— И где же он, когда на него напали арабы? — усмехнулся Владимир. — Я узнал, что на Египет идет еще двадцать тысяч воинов. Ты точно удержишь это войско легионами?
— Его царственность находится там, где считает нужным, — с каменным лицом ответил Стефан. — Я прошу тебя и твою свиту стать гостями Александрии, но свое войско оставь за стенами.
— Вели подать коней, — согласился Владимир. — Римский император не пойдет пешком, как какой-то солдат.
— Как прикажет ваша царственность, — покладисто ответил Стефан. — Мой повар уже готовит пир. Мы будем счастливы принять вас.
Торжественный въезд императора Востока вызвал у горожан смешанные чувства. С одной стороны, он был младшим братом августа Святослава, безмерно уважаемого здесь, а с другой — тысячи чужаков в порту заставляли сердца горожан биться чаще. Обычно ничего хорошего от такого соседства не бывало. Греческой речи в войске не слышно, лишь армянская, датская, грузинская, словенская и еще бог знает какая.
— А у вас тут вполне неплохо, — покровительственно сказал Владимир, оглядывая мозаики и мрамор стен дворца своего брата. — Бедновато, конечно, ну да ничего, разбогатеете. Лет через двести-триста…
И он расхохотался, жутко довольный своей шуткой. Все и так понимали, что повторить великолепие дворцов восточной столицы не дано никому из живущих владык, но он решил еще раз напомнить об этом своей родне. В Александрии сложные церемонии так и не прижились. Придворный этикет Константинополя фанатично поддерживался Юстинианом и Феодорой, которые наслаждались каждым движением тысяч евнухов, исполнявших свои бесконечные танцы по раз и навсегда написанным правилам. Феодора стала святой, несмотря на воспоминания современников, запомнивших ее незамужнюю жизнь такой:
«В самом деле, никто не был так подвластен всякого рода наслаждениям, как она. Ибо она часто приходила на обед, в складчину сооруженный десятью, а то и более молодцами, отличающимися громадной телесной силой и опытными в распутстве, и в течение ночи отдавалась всем сотрапезникам; затем, когда все они, изнеможенные, оказывались не в состоянии продолжать это занятие, она отправлялась к их слугам, а их бывало порой до тридцати, спаривалась с каждым из них, но и тогда не испытывала пресыщения от этой похоти».
Хотя, наверное, это были враки, завидовали негодяи, которые писали всякие гадости про богоравную августу, выступавшую когда-то в цирке и продававшую вместе с сестрами юную красоту. Тем не менее этикет насаждала именно она, карая за малейшую провинность при его исполнении. Отступление от церемониала для простого смертного означало изгнание из дворца, а потому он оставался незыблем. А вот здесь и в Братиславе все было куда проще, и
