Контрольная диверсия - Михаил Белозёров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет Жаглина, — сказал Пророк таким странным тоном, что Цветаев удивился, раньше Пророк о Жаглине унизительно не говорил.
— Как нет?! — только и воскликнул Орлов.
Напичканный лекарствами он проспал двое суток, и Цветаев уже стал беспокоиться, но Пророк сказал: «Только лучше будет».
— Убили его.
— Убили! — Орлов вскочил, но тут же, закашлявшись, упал на подушку: — Сука!
И глаза у него вспыхнули куражным светом. Без этого куражного света Орлов не был бы Орловым, и их школьными годы не были бы школьными, а напрасно прожитыми годами. Цветаев понял, что любит не только Гектора Орлова, Тошу, Ирку Самохвалову, но и Лёху Бирсана, которого все вычеркнули из жизни. А ведь Лёха должен был с ними быть, и был в самом начале, но сделался предателем, и теперь о нём никто не вспоминал.
— Не волнуйся, тебе вредно, — со свойственным ему авторитетом заявил Пророк и принялся суетиться, как наседка над яйцом. Побежал на кухню, принёс куриный бульон с половинкой варёного яйца и мягчайшую булочку, по правую руку от Орлова положил ложку, по левую — вилку и отстранился, полюбовавшись, как тёща на зятя. Цветаев почувствовал себя чужим на этом празднике жизни — так за ним ухаживала только его любимая жена Наташка. Воспоминания захлестнули его крепче, несколько мгновений он находился в оцепенении, слова долетали словно из Канзаса.
Пророк между тем сновал из комнаты в кухню и обратно. Цветаев усадил Орлова в кресло и обложил подушками. Орлов, словно извиняясь, улыбался.
— Как же так?.. — спросил он, глядя на Цветаева почти старческими глазами, ранняя тень смерти легла на них и испугала Цветаева, ему казалось, что Орлов вот-вот умрёт, а вместе с ним умрёт часть прошлого, которое он так любил, потому что прошлое придавало ему силы и не давало пропасть.
— Что? — переспросил Цветаев, хотя, конечно, понял вопрос.
— Я говорю, как же так?
— Старик, это длинная история, — пожал плечами Цветаев, говоря тем самым, что тема неоднозначная и потому требующая осмысления, как и в случае с Лёхой Бирсаном, хотя с Лёхой как раз всё было железобетонно, доказательства на лицо в виде отбитых почек у Пророка. — Я не знаю… — невпопад ответил Цветаев.
У него самого давно накопились вопросы, но он приберёг их на потом, когда Орлов поправится: где он шлялся и что это было, попытка к бегству?
— А зачем тебе Жаглин? — радостно спросил Пророк, вбегая в комнату.
Цветаев сделал предостерегающий жест, но было поздно.
— В морду ему дать хочу!
Пророк едва не выронил бутылку арманьяка из рук:
— Вот это да!
Самое странное, что он, не взглянув на Цветаева за поддержкой, сказал сварливо:
— Ты ешь, ешь, не волнуйся…
Солнечные зайчики отражались в его озабоченных глазах, углы рта были опущены вниз. Это предвещало катастрофу вселенского масштаба. Должно быть, он тоже страдал, сообразил Цветаев, и ему вовсе не хочется видеть в Гекторе Орлове второго предателя. Хватит предательства, достаточно лжи, я так устал об неё, было написано у него на лице.
— Чего вы мне зубы заговариваете?! — удивился Орлов, поглядывая на их странные лица, но от куриного бульона, с половинкой яйца и булочки, естественно, не оторвался, хлебая с таким видом, словно говоря, сейчас умну, а потом я с вас живых не слезу.
Цветаев многозначительно посмотрел на Пророка. В ответ Пророк только и дёрнул плечом, мол, откуда я знал, что он так среагирует.
Орлов выпил рюмку арманьяка и сказал честно им в глаза:
— Жаглин — единственный мой шанс оправдаться.
— Почему? — спросил Пророк, и его голос не понравился Цветаеву, въедливый был голос, совершенно недружеский. Пророк так разговаривал только с врагами народа, то бишь: с бандерлогами, львонацистами, «чвашниками», «пшеками» и прочей швалью.
— Потому что он передал твой приказ спуститься вниз и по адресу в Оболони, Северная, пятьдесят шесть, седьмой этаж, квартира восемьдесят девять, найти человека по имени Бурко.
Видно было, что он этот адрес он заучил наизусть и страшно боялся забыть, ведь, получалось, что этот адрес единственный ключик к оправданию столь долгого отсутствия.
— Борис, в смысле? — как-то заторможено уточнил Пророк.
— Ну да. Я думал, ты его знаешь? — посмотрел на него Орлов просящими глазами, и шрам у него на щеке казался трещиной на коре дерева.
— Дальше! — потребовал Пророк и сел на кровать, опустив руки так, словно взялся за непосильную ношу.
Если бы Цветаев его не знал, то мог подумать, что Пророк весь во внимании, а на самом деле, он был растерян, если не в панике. Цветаев не удержался и спросил:
— Что случилось?
Однако этот вопрос был не о происходящем, а о душе, о том, о чём они меньше всего умели разговаривать, но хранили в себе, как НЗ, как подарок своим возлюбленным женам.
— Я же на тебя ориентировался! — с горечью воскликнул Пророк.
— На кого? — удивился Цветаев, привыкший, что Пророк всегда и везде прав и давит, давит, давит, как пресс.
Должно быть лицо у него в это момент было очень растерянным, потому что Герка нервно рассмеялся. Наверное, он тоже удивился реакции Пророка.
— На твоё везение, на твоё шестое чувство! — признался Пророк. — А оно вон как!..
Странный укор, не имеющий к происходящему никакого отношения.
— Не понял, старик? — ещё больше удивился Цветаев, привыкший, что он всегда на вторых или даже на третьих ролях, кроме разве что ночных вылазок, в которых чувствовал себя хозяином положения, поэтому, наверное, и ходил на них, как на праздник.
— А чего здесь не понимать? Все погибли, а ты остался, везунчик, однако. Я тебя поэтому и взял, зная, что ты приносишь удачу.
— В смысле?
— Ты только один из нас счастливо женился!
Это была явная насмешка, хотя Цветаев действительно женился счастливо и до сих пор любил свою жену. Выходит, они тайком завидовали ему? По этой ли, или другой причине, вид у Пророка был очень неестественный, словно он врал, не стесняясь, ведь совсем недавно он в открытую дистанцировался от Гектора и презирал Цветаева.
— Только поэтому? — обиделся Цветаев, потому что не было никакой удачи, вернее, не он был источником этой самой удачи. И он вспомнил всех: Рыжего — Сергея Андреева из Песок, Генку Белоглазова, Колю Политыкина и Диму Краснова — всех, кого она благополучно миновала.
— Только поэтому, — нагло сознался Пророк.
— Я у тебя в виде фетиша? — осторожно уточнил Цветаев, боясь неправильно его понять.
— Да, — признался Пророк. — Кому ты ещё нужен со своим ножичком?! — и снова переключился на Орлова: — Не посылал я тебя никуда. А имени Бурко в моём лексиконе нет.
У Цветаева возникло такое ощущение, что он падает с парашютом — полное отсутствие опоры под ногами. Он зверем посмотрел на Пророка, но Пророк сделал вид, что не замечает его взгляда. Вот откуда, оказалось, ноги растут, вернее, свешиваются: Пророк решил расставить все точки над «i», но только не знал, то, что оберегало Цветаева, распространяется только на него одного единственного, да и то чаще всего ситуационно, хотя и это немаловажно. Давно мог у меня спросить, подумал Цветаев, но о таких вещах никто не спрашивает, они подразумеваются или нет. Глупо озвучивать то, над чем ты не властен и в чём ты сам до конца не уверен.
— Двадцать лет мы жили с предчувствием войны!
— Ерунда, блеф, бред больного воображения! — оборвал его Гектор Орлов.
Пророк тоже посмотрел на него, как на полного идиота.
— А ты? — повернулись они к нему.
— Я не знаю, — подумал Цветаев, — я просто ощущал себя не в своей тарелке. Было такое.
— А точнее?! — потребовали они, словно он, а не Пророк, должен был вещать.
— Точнее, чувствовал, что всё это плохо кончится.
— Что, серьёзно? — удивился Орлов, взывая к совести Цветаев, потому что заподозрил его в лицемерии.
— Серьёзно, — сказал Цветаев, ибо это была правда. — Ну, я так чувствовал, — добавил он, оправдываясь, под гневным взглядом Орлова.
— Ну вот видишь! — хихикнул Пророк.
— Подождите, подождите! — вскричал Орлов, тряся казахской бородёнкой. — Вы хотите сказать, что вы провидцы?
— Нет, конечно, — перебил Цветаева Пророк, — но умнее тебя, дурака.
— А как это у вас получается?
— Мозг ясновидящих взаимодействует на квантовом уровне с иными мирами, — сморозил Пророк.
— Что же вы знаете? — спросил Цветаев с недоверием.
— Я думаю, на этой войне победителей не будет.
— Да ладно!
Пророк отвернулся, и Орлов скорчил изумлённую физиономию. Не верилось ему, впрочем, как и Цветаеву, что бандерлоги и львонацисты останутся при своих. Хотелось загнать их в угол, как крыс.
— Серьёзно, — сказал Пророк.
— Другими словами, я шлялся по бабам, а вы занимались делом?
— Почему делом? — на это раз глупо хихикнул Пророк. — Жека два раза безуспешно поступал в литинститут.