Распахнутая земля - Андрей Леонидович Никитин

— А потом уже ребята. Мы археологов спрашивали: приедете еще? Нет, говорят, не приедем. Значит, все выкопали. Ну и всю осень наши ребята там копали! Череп человеческий нашли, копье с ним… Да туда не только наши со второго участка ходили — там и с центрального были, и из Черняева. Им близко! Видите, вон деревня за болотом?..

Мы стояли ошеломленные. Можно было предположить все, но только не такой нелепый исход Берендеева!

Ну хорошо: приехал, посмотрел, собрал материал. Была бы возможность, я бы всех археологов пригласил раскапывать Берендеево: больше разных мнений, больше гипотез, больше интересных соображений. Но зачем шурфовать? Шурф приходится закладывать на поселении только в том случае, когда на поверхности ничего не видно, надо выяснить залегание слоев, определить культурную принадлежность и время памятника.

Больше того. Шурф должен закладываться с таким расчетом, чтобы потом он вошел в систему раскопа.

Я не решился начать маленький раскоп, чтобы не разрушать стоянку, чтобы после нашего отъезда у ребят не было соблазна ковыряться в нем.

Шурик утверждал, что ребята честно выполнили свое обещание и на стоянке ничего не трогали до приезда Крайнова.

Когда он уехал, оставив шурфы даже незасыпанными, начался разгром…

На стоянку мы приехали мрачные. Не хотелось разговаривать. Не хотелось смотреть.

Берендеево кончилось. Рухнула мечта, с которой мы жили весь год. Все пространство черного прямоугольника, где лежали остатки построек, теперь было перевернуто, перекопано ямами, засыпано черепками и костями еще больше, чем в прошлом году. Черепки были ребятам не нужны — они искали только хорошие орудия. Торчали растрескавшиеся и измочаленные сваи. Почему-то было очень много бересты.

Среди ям виднелись оплывшие квадратики шурфов — метр на метр, расположенные по всем правилам археологической науки: вдоль и поперек они пересекали стоянку. А вокруг них как будто трудились тысячи кротов или кабанов.

Я смотрел на эти остатки, и в горле шевелился терпкий комок. Это было чудовищно. Мне хотелось плакать. Это было невероятно. Я мог сколько угодно корить себя, что не начал раскопки прошлой осенью на свой страх и риск; оправдывать себя, что действовал именно так, как должен действовать археолог, а не кладоискатель; снова корить и снова оправдывать. Еще не начав работу, экспедиция прекращала свое существование.

Оставалось опять вернуться на плещеевские дюны. Вести там раскопки и ждать, когда на Берендеевом болоте найдут еще одно такое поселение. Но подсознательно я чувствовал, что это — одно-единственное. Все остальные, которые могут быть, — другие…

— Что ж ты в Москву нам не написал? — упрекнул Шурика Хотинский. — Я же тебе адрес оставлял!

— Я хотел, да потом подумал, что вы и так все знаете, что так нужно, — оправдывался Шурик, на которого нелепость и трагичность всей этой истории тоже подействовали удручающе. — Ведь археолог же он!..

Чтобы отвлечься от горьких мыслей, я начал собирать все, что валялось на поверхности. Но делал это скорее по привычке, механически. Не было ни одушевления, ни напряженности поиска, которые не оставляли меня в прошлый раз. Казалось, был нарушен сам смысл того, что я делаю, Хотинскому нужны были образцы торфа, лежащего под слоем. Взяв лопату, он начал расчищать небольшую площадку возле юго-западного угла прежнего настила, где не было шурфов и ям.

Шурик, сбегав к машине за лопатой, взялся ему помогать, чтобы хоть чем-то загладить свою оплошность.

У меня не выходил из головы рассказ Шурика, что ребята нашли череп. Дважды, трижды неудача! Мы совершенно не знаем древних обитателей этого края. На стоянках погребения встречаются очень редко. Есть могильники на юге, на Дону и на Днепре, известны могильники в Прибалтике и в Карелии, а также на Севере. Мало того, что поселение погибло — погибло погребение берендея! Шурик утверждал, что череп был завернут в бересту. Ни от черепа, ни от бересты ничего не осталось. Береста рассыпалась на кусочки. Череп торжественно несли на палке до поселка, а потом стали играть им в футбол!..

А что, если вся эта береста, что валяется вокруг, из таких же разрушенных погребений?! Право, об этом лучше не думать…

Когда я подошел к Хотинскому, они с Шуриком уже расчистили довольно большую площадку, где проступил рыжий торф. Но меня заинтересовало темное пятно, выступавшее в углу расчищенного квадрата. В пятне торф был слежавшийся, плотный, и в нем торчал небольшой черепок.

Взяв лопату и расчистив площадку пошире, я увидел, что пятно небольшое и овальное — около метра по длинной оси. Яма? Зачем она была выкопана? Настил лежал на сваях и на торфе сантиметров на десять — пятнадцать выше.

На всякий случай сфотографировав и зарисовав это пятно, я принялся его разбирать. Торф отделялся не пластами, как обычно, а откалывался крупными кусками. Между ними я нашел несколько черепков, угольки и две разбитые косточки.

Потом нож наткнулся на бересту.

«Бревно, — решил я. — Ну и что? Расчищу бревно…»

Но береста продолжала идти вширь. Торф отделялся от нее легко, открывая широкую поверхность как бы большого цилиндра. «А вдруг?» — мелькнула мысль. Нет, так не бывает! Спокойней, спокойней… Береза упала в болото и сгнила. Под берестой будет труха. А это зачем? Почему из-под бересты высовываются оструганные палочки? И трава? Кость! Не просто кость — череп!

— Никита, Шурик! Погребение!

— Ты что, шутишь?

— Да нет! Самое настоящее погребение!

Берендеево словно сжалилось над нами. Невероятно — и все-таки вот оно! Как хорошо, что с собой взяты и нож, и кисти…

По-видимому, древние берендеи хоронили своих покойников в бересте, точнее, в широком берестяном цилиндре. Но он короткий. Следовательно, покойник был сложен втрое и связан. Скорченное погребение!

Обычно погребенные в неолитических могильниках лежат вытянувшись. «Скорченников» находили главным образом на юге, в степях. Еще один довод в пользу южного происхождения берендеев! Какой череп у этого берендея? Тоже южный — круглый, европеоидный?

Шурик суетится. Он то откидывает в сторону торф, то ложится на живот и сдувает пылинки с бересты.

Еще осторожнее, чем раньше, я начинаю разрезать и разворачивать бересту. Теперь уже не только Шурик, но и Хотинский полулежат рядом затаив дыхание.

Разворачивать