Книгоиздатель Николай Новиков - И. Мартынов

Большая часть философской литературы, изданной Новиковым, была посвящена этическим проблемам, вопросам личной и общественной нравственности. Выросшему в патриархальной семье убежденному масону атеизм представлялся несовместимым с высокими моральными принципами. Стремление обратить на истинный путь «заблудшие души» побудило Новикова издать «Рассуждение против атеистов и неутралистов» Г. Греция (1781) и апологию христианству Эразма Роттердамского «Христианин воин Христов и победоносное его оружие» (1783). Ополчаясь против безбожия, философы-гуманисты апеллировали не только к чувству, но и к разуму человека.

Категорически не преемля атеизм, Новиков сохранял независимость суждений, широту взглядов, уважение к мнению инакомыслящих. Идеологическая неоднородность русского масонства XVIII в. оставляла определенный простор для философской и политической полемики. Столкновения мистиков и деистов, консерваторов и фрондеров нашли отражение в новиковском книжном репертуаре. Признавая за каждым человеком право печатать книги по собственному выбору, Новиков явно предпочитал умеренность и терпимость слепому фанатизму «пустосвятов». Эту позицию просвещенных идеалистов четко сформулировал герой нравоучительной повести Вольтера «Энни, или Мудрец и Атеист». «Безбожие и суеверие, — утверждал он, — суть два полюса земли, исполненные смятения и ужаса; малейшая область добродетели лежит между сими полюсами»[128].

Ярким примером просветительных тенденций, существовавших в среде русского масонства, может служить напечатанная Типографической компанией книга И. Я. Бруккера «Сокращенная история философии от начала мира до нынешних времен» (1785). Горячий сторонник рационалистического учения Вольфа, Брукнер осуждал фанатизм и суеверие, под какой бы личиной они ни скрывались. Лжеучитель халдеев Зороастр и философ-мистик Пифагор, древние египетские жрецы и современные розенкрейцеры не внушали ему никакого доверия. Еще более резко немецкий ученый выступал против «тайных» наук, кабаллистики, магии и алхимии, видя в них лишь «бестолковые аллегории» или грубый обман. Высокую оценку получили в этой книге труды философов-материалистов Демокрита и Эпикура, Бэкона и Бруно, Гоббса и Лейбница. Заметим, что именно здесь русский читатель впервые познакомился с биографией Т. Кампанеллы, автора утопического трактата о о Городе Солнца.

«Сокращенная история философии» не была случайным явлением в новиковском репертуаре, о чем свидетельствуют многочисленные статьи, публиковавшиеся на страницах «Московского ежемесячного издания» (1781) и журнала «Покоящийся трудолюбец» (1784). «Причина всех заблуждений есть невежество», — провозглашали юные питомцы Новикова[129] и развивали эту мысль, наглядно показывая читателям истинное лицо ханжества и фанатизма. Искренняя приверженность религии не являлась для них оправданием злобной нетерпимости к любым проявлениям научного вольномыслия. Резкие выпады против безбожников-«натуралистов» не помешали Новикову напечатать панегирическое сочинение Ж. Ферри де Сен-Констана «Дух Бюффона» (1783), посвященное великому естествоиспытателю XVIII в., переиздать «Философское рассуждение о перерождении животных» первого русского эволюциониста А. А. Каверзнева (1781), выпускать в качестве платного приложения к «Московским ведомостям» естественнонаучный журнал «Магазин натуральной истории, физики и химии» (1788–1790).

Отстаивая философскую терпимость, московский издатель активно пропагандировал собственные убеждения, весьма далекие от рационализма Брукнера. Взгляды и вкусы Новикова нашли отражение в напечатанном его иждивением «Кратком описании жизней древних философов» Ф. Фенелона (1788). Известный французский моралист сознательно отобрал в учении Фалеса, Сократа и Эпикура именно те идеи, которые отвечали запросам просвещенных идеалистов, и постарался затушевать стихийный материализм античной философии. Наука познания самого себя, культ добродетели и житейский стоицизм, завещанные потомкам великими мужами Древней Греции и Рима, оказали огромное влияние на формирование масонской идеологии.

Поиски учителей и предтеч масонства побудили сотрудников Новикова критически проработать и сделать достоянием своих соотечественников ценнейшие памятники человеческой мысли всех времен и народов. Издавая «Описание жизни Конфуция, китайских философов начальника» (1780), моральный кодекс Манчжурского государства «Джунгин» (1788) и отрывок из священной книги индусов «Махабхарата» («Багуат-Гета», 1788), они не только выполняли идеологическое задание «ордена», но и решали проблемы большого общекультурного значения.

Интеллектуальный диапазон масонских теоретиков был необычайно широк, однако при отборе книг для перевода они отдавали явное предпочтение трудам неортодоксальных христианских моралистов. «Книга премудрости и добродетели» английского педагога Р. Додели (1786) и «Естественное богословие» его соотечественника У. Дерема (1784)[130], нравоучительное рассуждение ученика Паскаля П. Ж. Брийона (1784) и трактат знаменитого протестантского проповедника И. И. Шпальдинга «Предопределение человека» (1779) имели большой успех у просвещенных читателей. Даже в этих абстрактно-моралистических сочинениях нередко встречались острые политические выпады против феодальных институтов и религиозной нетерпимости.

Масонская критика вольномыслия Руссо и его единомышленников носила скорее декларативный, чем принципиальный характер. Многое роднило женевского гражданина с вольными каменщиками, и не случайно из их рядов вышли самые активные и убежденные пропагандисты руссоизма. В 1781 г. Новиков напечатал морально-философский трактат Руссо «О блаженстве» в переводе одного из самых непримиримых обличителей атеизма И. В. Лопухина, затем, спустя несколько лет, переиздал «Рассуждение… на вопрос, способствовало ли ко исправлению нравов восстановление наук и художеств» (1787) и, наконец, почти накануне ареста, выпустил первый том «Сочинений» Ж. Л. Д’Аламбера (1790).

Русская читающая публика с одобрением встречала каждый новый труд философов-моралистов, однако самый большой и заслуженный успех выпал на долю «Плодов уединения» У. Пенна (1790) — Основатель английской колонии Пенсильвания в Северной Америке и один из руководителей религиозной секты квакеров, Пенн остался в памяти потомков как тонкий знаток человеческих душ, мудрый и гуманный политик, поборник демократии и веротерпимости. Все эти свойства незаурядной личности американского государственного деятеля ярко проявились в его книге, где моральные наставления соседствовали с Филиппинами против невежества, рассуждениями о внесословном братстве людей и уроками царям. «Ежели народ очень ограничить, — предостерегал Пенн, — то нравы оного испортятся, торговля разрушится или, по крайней мере, придет в слабость, и небо готово будет излить тягость своего гнева»[131].