Самосбор - Олег Сергеевич Савощик

У Льва потемнело в глазах.

«Он знает, он все знает. Ему рассказали они, вездесущие операторы, их шепот громче раций, их глазам не помеха бетон…»

– Вот только нельзя! – Главко больше не улыбался, его голос резал воздух бритвенным лезвием. – Нельзя убить ликвидатора и остаться безнаказанным. Валерий Синицын это скоро поймет. Хочу, чтобы вы тоже поняли.

– Я не… я никого не убивал… Я не хотел! – Лев едва держался на ногах. Слезы принесли на губы соль.

– Содействовали, – холодно сказал чекист. Выждал несколько секунд, добавил мягче: – Однако не могу не отдать должное вашей изобретательности. Посыл, как я уже выразился, хромает, но вот само исполнение…

Он дважды хлопнул в ладоши и придвинулся ближе.

– Люди охотно делились с вами информацией, своим, так скажем, недовольством. Им всегда есть чем делиться. А я привык знать все, что происходит на моих этажах. И хочу, чтобы так было и впредь. Вы можете мне в этом помочь.

Лев Николаевич неуклюже шарил по карманам, пока не понял, что забыл платок в квартире. Глаза щипало. Пропаганда? Доносы? Его не ставят к стене, а предлагают работу?

– Хорошая возможность возместить, так скажем, идеологический ущерб. Послужить Партии, а главное – Народу. Комнатку вам подыщем, опять же. И с операторами, раз уж они вас так заинтересовали, познакомим. – Главко подмигнул. – Что скажете?

Лев Николаевич подумал о Юле. Вспомнил Митяя, от которого Самосбор оставит лишь липкую, пульсирующую массу, если вообще что-то оставит. И о Синицыне, которому жить осталось только пока воют сирены на его этаже.

И кивнул.

Лев уже час не вынимал голову из мусоропровода, ведь там ИХ не так слышно.

Его подселили к старику на седьмом. Старика звали Сидором, он пах корвалолом и порохом. Он помогал Льву одеваться, следил, чтобы тот кушал и чистил зубы. Поначалу старик называл его Левой, а после – Леликом. Прижилось.

– Ты теперь настоящий коммунист, – смеялся Сидор в усы и хлопал его по плечу.

Лелик похудел и больше не узнавал себя в зеркале, пальцы слишком дрожали, чтобы побриться самостоятельно. Порой он забывал снять штаны прежде, чем помочиться. Старик ругался, отстирывая его белье.

После Телевизора часто болела голова. Лелик не помнит, сколько он пролежал тогда на холодном полу, а по экрану перед самым лицом бегали картинки. Голову разрывало болью, мозги варились в кипятке, но он не мог отвести взгляд.

А потом пришли ИХ голоса, засели в черепе. Девочек. ОНИ говорили ему, куда ехать сегодня, на какой распределитель подняться, в какую толпу протиснуться.

Иногда Лелика обижали, смеялись. Иногда жалели и делились куревом. Но позже привыкли и вовсе перестали замечать. Кому нужен безумец с вечно слюнявым подбородком?

ОНИ смотрели его глазами.

Слушали его ушами.

Были везде, где и он.

Кого ОНИ искали? «Капиталистов, наверное, – думал Лелик. – Или шпиенов». Ему казалось, что когда-то одного шпиона он знал. Но стоило попытаться вспомнить, и начинала болеть голова.

Лелик почти привык к НИМ, но иногда хотелось побыть наедине. В тишине. Тогда он спускался на четвертый и засовывал голову в мусоропровод. В последнее время ему чудилось, что он может различить других, будто голоса без слов – издалека, внизу, из той бездны, на которой стоит это место.

Иногда Лелику кажется, что он умер.

Может, там, у Телевизора.

А может, еще раньше, по дороге в коммунизм. Умер и попал сюда. В ад.

Может, все коммунисты попадают в ад.

Тот самый Киборг

Ирина Невская

– Первым делом хочу напомнить, товарищи, что вы подписали акт о неразглашении, и за несоблюдение этого условия последствия вас ждут крайне печальные. Если есть какие-то сомнения, можете уйти прямо сейчас. Желающие?

Неопределенного возраста суховатый блондин в очках и белом халате обвел вновь прибывших тяжелым рептильим взглядом. Желающих уйти не оказалось. Блондин кивнул с таким видом, будто ничего другого и не ждал.

– Хорошо. В таком случае, идем дальше. Моя фамилия Семенов, я руководитель новой экспериментальной ветки НИИИПС. Мы занимаемся изучением последствий Самосбора и его влияния на живых существ. Преимущественно разумных.

Пауза. Еще один изучающий взгляд.

– Ближайшую половину цикла вы проведете в закрытом секторе Института. Выходить за пределы сектора запрещается. Переписка, встречи с родственниками, друзьями, секретарем КПСГХ и прочая и прочая – запрещается. По всем каналам вы числитесь как добровольцы-ликвидаторы и, войдя в эту дверь сегодня, выйдете из нее не раньше, чем через полцикла. Вопросы?

Вопросов не было.

Одарив новичков еще одним змеиным взглядом, Семенов кивнул, призывая следовать за собой, и шагнул в открытый проем.

Гермодверь уныло заскрипела. Вдруг на мгновение захотелось выскочить в пока еще приоткрытую щель и бежать что есть духу до ближайшего лифта, а оттуда на перекладных – домой, в родные пятнадцать квадратов, оставшиеся от родителей. И плевать, что они уже заняты сестрой, ее мужем и двумя спиногрызами, а мое место будет на раскладушке у двери. Плевать, как-нибудь разместимся, лишь бы не здесь, не в этом полутемном затхлом пространстве, где прямо в воздухе витает почти ощутимая гибель.

Герма с грохотом захлопнулась. Путь назад был отрезан.

Высокие потолки, скрытые полумраком. Надписи на облупленной штукатурке, грязные разводы вокруг выключателей, ржавые АВП с раскуроченными лотками выдачи пайков. Не очень-то похоже на НИИ, пусть даже экспериментальный.

– Сектор расположен на территории бывшего литейного цеха, – на ходу бубнил научрук, и, чтобы расслышать его, пришлось прибавить шагу. – Направо – Центральная Лаборатория, сразу за ней – блок «А», жилые ячейки для научных сотрудников, а также их рабочая зона. Налево – блок «Б», ячейки для всех остальных, зал для физподготовки и другого досуга. Обратите внимание: это УК – универсальный ключ, – взмах зажатой в пальцах пластиковой картой. – УК есть только у меня и ВОХРа, вахтенного охранника. Остальным выдаются ключи в соответствии с их научлабом.

Раздался писк, дверь со скрежетом отъехала в сторону, и все замерли на пороге, привыкая к яркому свету. Я тоже по инерции прикрыл правый – живой – глаз, бионический же левый перенастроился моментально и уже жадно всматривался в открывшееся за дверью пространство. Там был словно другой мир. Белоснежные стены, шкафы и столы-шестигранники. Свисающие с потолка огромные лампы, хромированные краны, странного вида приборы. Возбужденно переговариваясь, все ринулись внутрь. Четверо ученых в белых халатах и масках с любопытством разглядывали вновь прибывших.

Я вошел вместе со всеми и теперь топтался у дальней стены, не зная, куда себя деть, но научрук решил эту проблему.

– Янковский, прошу за мной! Остальные – осматривайтесь, знакомьтесь с коллегами.

В воцарившейся тишине мы с ним прошествовали обратно к двери.

– Так это что, и есть Киборг? – послышался за спиной приглушенный шепот, и я скривился – начинается. А ведь так надеялся, что моя «слава» останется в прежней жизни.

Шепотки преследовали меня повсюду с тех пор, как три цикла назад