Земля родная - Марк Гроссман

Но не для того, чтобы полюбоваться горячим дыханием пламени, открывал Черепанов заслонку. Он чуть наклонил голову вперед: так удобнее смотреть на ослепительный огонь. Через стекла хорошо видно, как кипит сталь. Кажется, это пузырится вода в чугуне. Хотя и однообразно это кипение, но на него можно смотреть долго: это же сталь кипит, сталь!

Шел загадочный для Саньки процесс, который назывался доводка.

Лицо всемогущего Черепанова омрачилось. Подбежал суетливый мастер, закричал на ухо:

— В чем дело, Матвей Афанасьевич?

Тот ткнул брезентовой рукавицей в сторону печи:

— Сталь раскипелась.

Санька внимательно прислушивался к их разговору.

Мастер некоторое время разглядывал нутро печи через синее стекло, которое извлек из нагрудного кармана. Закричал Черепанову:

— Пусть покипит минут пять. А потом добавь известки, спусти шлак. Понял?

Матвей согласно кивнул головой.

Санька за всем следил, все запоминал.

Прошло пять минут. Известь добавлена. И произошло такое, что вполне можно назвать фокусом. Как будто кто-то взмахнул волшебной палочкой — кипение металла сразу же стало спокойнее. Трое подручных Черепанова, в том числе и Санька, кидали в печь таинственные примеси, заранее взвешенные в шихтарнике. Видимо, сейчас каждая минута была дорога, потому что Черепанов тоже взял лопату и встал рядом с подручными.

Быстро, строго чередуясь, подбегали подручные к огнедышащему жерлу печи. Размашистый и точный взмах лопаты — и человек стремительно отбегал в сторону. На его месте, как из-под земли, возникал другой, освещенный пламенем.

Вдруг Черепанов поднял вверх брезентовую рукавицу:

— Шабаш!

Это значило — можно отдохнуть. Опустилась тяжелая заслонка печи, и сразу стало прохладнее. Подручные, отдирая от тела приклеенные горячим потом рубашки, направились к бачкам с водой. Черепанов сердито крикнул им вслед:

— Меньше пейте воды! Потом изойдете, черти!

После короткого перекура колдовство над сталью продолжалось. Добавлялись последние примеси. Шлак забрал из расплавленного металла остаток серы, фосфора и ненужных газов. Это и называется «доводкой» плавки.

Прошло еще немного времени — и металл потемнел, успокоенный шлаком. Только чуть-чуть колыхался у стенок ванны.

Опять прибежал суетливый мастер:

— Пробу давай!

Кряхтя, Черепанов поднял ложку на длинном стальном шесте. Видать, тяжела эта ложка! Зачерпнул сталь. Ослепительно засветился жидкий металл в ложке, во все стороны полетели искры. Черепанов налил сталь в маленькую прямоугольную форму, потом прямо на плиту. Сталь на плите застыла круглой лепешкой с ровными краями. Санька уже знал, что это важная примета. Ровные, а не рваные края лепешки говорят о том, что сталь получилась качественная. Немного погодя, еще светящуюся сталь в формочке Черепанов окунул в ванну с водой, потом ударил формой о край плиты, поднял отскочивший слиток, стукнул по нему кувалдой. Прямоугольник разлетелся на несколько кусков.

Подручные столпились вокруг Черепанова. А тот с видимой небрежностью протянул обломок мастеру. Мастер оглядел обломок со всех сторон, легко подкинул его на ладони, как будто прикидывал вес.

— Ну, как? — равнодушно спросил Черепанов.

— Сам знаешь — как! Излом чудесный!

После всех оглядел осколок Санька. И сделал для себя, наверное, десятый за этот день практический вывод: когда сталь в изломе поблескивает мелкими крупинками — это хорошо.

Мастер сказал:

— Готовься, Черепанов, сталь выдавать!

В литейном зале все уже подготовлено. Неуклюжий мостовой кран подвел к желобу печи огромный ковш.

Первый подручный сталевара Прохор — под стать Черепанову, хмурый и неразговорчивый дядя, — суетился около желоба и выпускного отверстия. Санька, который не знал, куда деть свою силу, сунулся, было, помогать ему, но Прохор прогнал его:

— Без тебя справлюсь. Не путайся под ногами. Помоги лучше ребятам присадку таскать.

Санька уже знал, что такое присадка. Это — ферросплавы, которые будут введены в расплавленную сталь в самый последний момент. Комки ферросплавов будут бросать даже тогда, когда сталь польется в ковш. Ферросилиций, ферротитан, феррованадий, какой-то мудреный сплав под названием «грейнал», в котором содержится металл бор… Каждый из них имеет свое назначение, и все это должен знать сталевар.

Саньке в этот день так и не удалось увидеть, как выдается плавка. Рабочий день кончился. Пришла новая смена. Санька хотел остаться, но Матвей сказал:

— Это не цирк. Иди домой. Помоги там по хозяйству.

И был в этих словах скрытый смысл: «Ты теперь весь в моих руках. Хочешь быть хорошим сталеваром — делай все, что я тебе скажу».

У выхода из цеха Саньку уже подкарауливали Сережка Трубников и Гринька Вохминцев. Несколько дней назад Гринька тоже стал работать в шихтарнике.

Трубников нагнал на свое веснушчатое лицо столько равнодушия и скуки и так небрежно смотрели на белый свет его подвижные глаза, что Санька не выдержал и громко расхохотался:

— Умора! Ты чего индюком надулся?

Сережка прищурился:

— У одного моего знакомого, как только он перешел из шихтарника в мартен, почему-то начало двоиться в глазах… Ты не знаешь, Санька, почему это?

Санька улыбнулся:

— Знаю. Потому что один мой знакомый чуть не умирает от зависти.

Сережка гордо вскинул голову:

— Ер-рунда!

Санька не стал возражать. У него на душе было так светло и радостно, что он спорить не хотел. И он не скрывал своей радости. Ведь это же не каждому дано — работать у мартеновской печи, где священнодействуют удивительные люди — сталевары. Санька снисходительно посмотрел на своего приятеля, покровительственно похлопал его по плечу.

— Ничего, Серега… И до тебя скоро очередь дойдет.

— Ер-рунда!

А Гринька, восторженный и непосредственный Гринька Вохминцев, который не умел притворяться, выпалил:

— Ты, Сережка, не важничай и не порти народу настроение! Ведь это же здорово! Льется сталь!.. А, да что говорить! Ничего ты не понимаешь. Сань, знаешь что… А ты не слышал, когда там новых подручных набирать будут?

— Этот несовершеннолетний юноша мечтает быть сталеваром! — презрительно сморщил губы Сережка. — Этот человечек, который еще вчера хлебал щи лаптем, сегодня уже думает о мартеновской печке! И не думай, и не мечтай! Тебе еще годика два надо попыхтеть в шихтарнике… Между прочим, товарищ Брагин, у меня есть одна крохотная новость… — Лицо его изобразило предельное равнодушие: — Завтра мы с вами должны переезжать в новый дом.

Санька вдруг забыл про свое солидное положение.

— Это правда? Не сочиняешь? Вот здорово! — Он ударил Сережку по спине.

Тот поморщился.

— Да, это правда. Но зачем калечить человека?

Глава 7

НАШЕМУ САРАЮ ДВОЮРОДНЫЙ ПЛЕТЕНЬ

Все в мартеновском цехе видели: нет, не благоволит Матвей Черепанов к своему родственнику и подручному Саньке Брагину. Однако Санька жил в доме Черепановых. Может, Матвей только на работе строг, а дома подобрее?

Чтобы выяснить это, надо вернуться к недалекому прошлому.

В Ермоловском поселке жили сталевары, прокатчики, кузнецы. Поселок этот — что-то среднее между городом и деревней. Возле каждого дома — большие огороды, почти в каждом дворе мычали коровы, хрюкали свиньи, кудахтали куры, сердито переругивались индюки.

В одном из таких домов на Мурманской улице жила семья Матвея Афанасьевича Черепанова. С этим домом были связаны первые месяцы жизни Саньки Брагина в Златоусте. Привез его сюда из глухой деревни, затерявшейся в глубинной Башкирии, сам Матвей Черепанов — односельчанин и двоюродный брат матери Саньки. За год до этого у Саньки умер отец. На руках матери осталось четверо. Самому старшему — Саньке — было девятнадцать лет, младшему — шесть.

Черепанов с Санькиной матерью договорились так: парень с годик поживет у него, Матвей пришлет ей сто рублей, а Саньке в конце года купит яловые сапоги. Санька за это должен немного помогать Черепановым по хозяйству.

Но «немного помогать» оказалось нудным и тяжелым делом. Санька с утра до вечера не знал покоя: чистил хлев, задавал корм. К вечеру с трудом волочил ноги.

Матвей успокаивал его:

— Потерпи малость, я тебе шикарное место найду. Десятки четыре в месяц загребать будешь!

Как-то однажды Фрося, дочь Матвея Черепанова, спросила:

— А чего ты на завод не идешь, Санька?

— Твой отец говорит — трудно поступить.

Фрося фыркнула:

— Верь ты ему! Наговорит он!

На другой же день Санька пошел на завод. На работу устроился быстро и без всякой помощи. Новость эта не особенно понравилась Матвею. Его мрачное лицо, затянутое могучей темно-рыжей растительностью, стало еще мрачнее.