Усадьба Грилла - Томас Пикок

На деревенский лад, удобства и уют.

А наше истерическое время

Зовет к движенью, иногда бесцельно,

Но все ж к движенью. Нет, верно.

Он никогда не сможет нас пенять.

Ему покой милее, безмятежность.

Нам беспокойство. В нем смысл бытия,

Его конец и оправданье жизни.

За нас мильоны, кто-то за него.

Давай сейчас устроим референдум!

Волшебница! Цирцея! Помоги!

Пускай снуют вопросы и ответы

На крыльях. Разве не мудрее,

Не лучше, не счастливее мы древних

Афинян, современников Гомера?!

Голоса Да. Нет. Да, да. Нет. Да, да, да, да, да!

извне: Мы, мудрейшие

из живших на земле,

Достигли наивысшего прогресса

В науках, жизни и морали.

Спирит: Это так!

Но что это за странный звук?

Раскаты грома или чей-то хохот?

Цирцея: Юпитер то хохочет - так дерзки

Вы кажетесь ему. Теперь должны

То колдовство, которым вызывали

Других, вы на самих себе изведать.

{* Таков истинный смысл пассажа Гомера:

Δοιοὶ γάρ τε πίθοι κατακείαται ἐν Διὀς οὔδει

Δώρων, οἷα δίδωσι, κακῶν, ἕτερος δὲ ἐάων˙

Ὠι μὲν καμμίξας δῴη Ζεὺς τερπικέραυνος,

Ἄλλοτε μέν τε κακῴ ὅγε κύρεται, ἄλλοτε δ᾽ἐσθλῷ˙

Ὠι δέ κε τῶν λυγρῶν δώη, λωβητὸν ἔθηκε,

Καὶ ἑ κακὴ βούβρωστις ἐπὶ χθόνα δῖαν ἔλαυνει˙

Φοιτᾱ δ᾽ οὔτε θεοῖσι τετιμένος, οὔτεβροτοῖσιν.

[Две глубокие урны лежат перед троном Зевеса,

Полны даров: счастливых - одна и несчастных - другая.

Смертный, которому их посылает, смесивши, Кронион,

В жизни своей переменно и горесть - находит и радость;

Тот же, кому он несчастных пошлет, - поношению предан;

Нужда, грызущая сердце, везде по земле его гонит;

Бродит несчастный, отринут бессмертными, смертными презрен.]

Лишь две возможности различаются: добро и зло а смешении в несмешанное зло. Никто, по замечанию Хейне {217}, не получает несмешанного добра: Ex dolio bonoruni nemo mecarius accipit: hoc memorare omisit. [Никто не получал несмешанного вина из сосуда, содержащего благословения, - нет таких свидетельств (лат.).] Смысл не выражен прямо, дан лишь намек. Поп упустил это в своем, впрочем, прекрасном переводе {218}.}

Стол медленно повернулся и стал кружить с возрастающей скоростью. Ножки зашевелились, и вот он пустился в пляс по сцене. Кресла выбросили вперед ручки и стали щипать спиритов, те повскакали с мест и, преследуемые своими креслами, убежали со сцены. Эта механическая пантомима была достижением лорда Сома, несколько примирившим его с провалом звучащих амфор.

Цирцея: Грилл, посмотри, ты видишь старый дом

На острове моем?

Грилл: Пока не вижу.

Но добрый знак сулит веселый ужин.

Сей мир, быть может, и не так уж плох,

И я, как беспристрастный судия.

Готов, поверь, признать его заслуги.

Но то, что видел я, - всего лишь тени,

Не станет тенью ужин?

Цирцея: Нет, конечно.

Прочь страхи, Грилл! Перед тобой реальность.

Которой море, воздух и земля

Реальные дары прислали. А теперь,

Друзья, вы, что так щедро нам воздали

За поиски важнейших истин,

Добро пожаловать к роскошному столу,

Вас ожидает в зимний час полночный

И музыка, и старое вино.

Хор:

Ночные тени разыграли представленье,

Безумства показав, в которых мир погряз.

“Стремимся мы вослед теням, мы - только тени” {219};

Но в светлой пиршественной зале, здесь, сейчас,

Реальности - для всех сладчайшая награда,

Скорей за стол - разделим радость торжества!

Афинский образец припомнить, братья, надо -

Подать меню должны нам тайные слова:

Когда язык бессилен, сердцу все права.

Мисс Грилл в роли Цирцеи была великолепна; а мисс Найфет, корифей хора, была будто сама Мельпомена, смягчившая трагическую строгость той важной улыбкой, которая неотделима от хора старинной комедии. Чары мисс Грилл совершенно околдовали мистера Принса. Чары мисс Найфет довершили бы, если б еще надобно было ее довершать, победу последней над лордом Сомом.

1. ГЛАВА XXIX

ЛЫСАЯ ВЕНЕРА. ИНЕСА ДЕ КАСТРО. ПОСТОЯНСТВО В ЛЮБВИ

В чистейшем храме моего ума

Прекрасный облик жив - любовь сама.

Во сне ли слышу клятвы, наяву -

Но для нее, небывшей, я живу.

Лейден {220}. Картины младенчества

Представление комедии от предполагаемого бала отделяла целая неделя. Мистер Принс, не будучи любителем балов и сверх всякой меры расстроенной тем, что мисс Грилл запретила ему четырежды семь дней затрагивать предмет, самый близкий его сердцу, с должным самообладанием внес свой вклад в Аристофанову комедию, а оставшиеся дни испытания решил провести в Башне, и там в знаках внимания сестер нашел он хоть и не совершенный непент {221}, но единственно возможное противоядие против жестокого томления духа. И то сказать, две его Гебы, наливая ему мадеру, как нельзя более напоминали распоряжающуюся истинным непентом Елену {222}. Он бы мог пропеть о мадере словами Бахуса у Реди {223}, восславившего одно из любимых своих вин:

Egli e il vero oro potabile,

Che mandai suole in esilio

Ogni male inrimendiabile:

Egli e d’Elena il Nepente,

Che fa stare il mondo allegro,

Dai pensieri

Foschi e neri

Sempre sciolto, e sempre esente {*}.

{* Реди. Вакх в Тоскании. (Примеч. автора).

[Поистине - се золотой напиток,

Врачует все недуги он,

Дарует немощному сил избыток,

Нектар Елены, черной скорби враг.

Весельем наполняет мир,

И навсегда,

И без труда

Из сердца изгоняет мрак (ит.).]}

В Усадьбе все шло тихо и мирно. Как-то вечерком мистер Грилл сказал преподобному отцу Опимиану:

- Я не раз слышал, ваше преподобие, как вы превозносили волосы - непременное условие красоты. Но что скажете вы о Лысой Венере - Римской Venus Calva?

Преподобный отец Опимиан:

- Как же, сэр, если б вы меня спросили, было ли у римлян такое божество, я не колеблясь отвечал бы “нет”. И где вы ее выискали?

Мистер Грилл:

- Ну, во-первых, во многих словарях.

Преподобный отец Опимиан:

- Словарь - ничто без источников. А источников нет, кроме нескольких поздних авторов да нескольких старых грамматиков, откопавших слово и высосавших из пальца смысл. Ни у одного подлинного классика, вы ее не отыщете. Лысая Венера! Да это такая же отъявленная нелепица, как горячий лед или черный снег.

Лорд Сом:

- И все же я определенно читал, затрудняюсь только сразу сказать, где именно, Что в Риме был Храм Venus Calva, и посвящен он ей был вследствие одного из двух обстоятельств: согласно первому толкованию, разгневанные чем-то боги наказали римлянок облысением, и тогда Анк Марций {224} поставил статую своей лысой жены, и боги умилостивились, волосы у всех римлянок отросли снова, и началось поклонение Лысой Венере; по другому же толкованию выходит, что, когда галлы захватили Рим и осаждали Капитолий, осажденным не из чего было делать тетивы для луков, и женщины пожертвовали на них свои волосы, а после войны в честь этих римлянок поставили статую Лысой Венеры.

Преподобный отец Опимиан:

- А я читал ту же самую историю, отнесенную ко времени Максимилиана Младшего {Julius Capitolinus: Max. Jun. С. 7 {225}. (Примеч. автора).}. Но, ежели два или три объяснения даются тогда, как и одного бы достало для любого события истинного или вероятного, мы можем с уверенностью заключить, что все они ложны. Все это нелепые мифы, основанные на кривом толковании забытого слова. Иные полагают, что Calva применительно к Венере означает “чистая”; но я, как и многие другие, считаю, что это значит “прелестная”, в смысле “обманной прелести”. Вы найдете родственные глаголы, calvo и calvor - активные {Est et Venus Calva, ob hanc causam, quod cum Galli Capitolium obsiderent, et deesent funes Romanis ad tomenta facienda, Prima Domitia crinem suura, post caeterae matronae imitatae earn, exsecuerunt, unde facta tormenta; et post bellum statua Veneri hoc nomine collocata est: licet alii Calvam Venerem quasi puram tradant: alii Calvam, quod corda calviat, id est, fallat atque eludat. Quidam dicunt, porrigine olim capillos cecidisse foeminis, et Ancum regem suae uxori statuam Calvam, posuisse, quod constitit piaculo; nam mox omnibus foeminis capilli renati sunt: unde institutum ut Calva Venus coleretur. - Servius ad Aen. i 720. Суть этого отрывка передана в тексте. (Примеч. автора).}, пассивные {Contra ille calvi ratus. - Sallust: Hist. III. [Полагая себя общинно прельщенным. - Саллюстий. История {226} (лат.).] (Примеч. автора).} и отложительные {*} - у Сервия, Плавта и Саллюстия. Никто не будет утверждать, будто у греков была лысая Венера. Venus Calva у римлян - это то же, что у греков Aphrodite Dolie {Ἁφροδιτη Δολίη [Коварная Афродита (греч.)]. (Примеч. автора).}. Красота с лысиною несовместима; зато она совместна с обманом. По Гомеру, обманная прелесть “льстивые речи, не раз уловлявшие ум и разумных” {227} - важная часть пояса Венеры {Πἁρφασις, ἥτ᾽ ἔκλεψε νόον πυκα περ φρονεόντων. XIV. 217. (Примеч. автора).}. Плетущая обман Венера {Παῑ Διὸς δολοπλόκε. (Примеч. автора).}, называет ее Сафо. Но к чему мне нанизывать примеры, когда поэзия так изобилует жалобами на обманную любовь, что каждый из присутствующих, я уверен, ни секунды не задумываясь, может снабдить меня подкрепляющей цитатой? Хотя бы мисс Грилл.

{* Nam ubi domi sola sum, sopor manus calvitur.

Plautus. Casina.