Ковен избранных - Айви Эшер

– В этот раз было лучше. Ты почти подловил меня с коленом.

– Почти уверен, что ты была в полуметре от меня еще до того, как я успел оторвать ногу от пола, – усмехается Айдин, хватаясь за бок. Он молча поднимает руку, давая понять, что ему нужно исцеление.

К нам подходит Эврин, и прежде, чем он успевает спросить, где болит, Айдин начинает показывать ему все свои ранения. Думаю, я никогда не устану наблюдать за тем, как творят магию остальные, и я полностью растворяюсь в том, как Эврин исцеляет Айдина.

– Ты невероятна, Винна. Я никогда не видел ничего подобного тому, на что ты способна, – говорит Эврин, исцеляя ребра Айдина.

– Точно-точно, а это она еще явно сдерживается, – соглашается Айдин, и я не могу не улыбнуться, слыша гордость в его голосе.

– Мы закончили? – спрашиваю я Айдина, отчаянно желая услышать положительный ответ, чтобы переключиться на что-то еще, что поможет утолить жажду крови и выпустить агрессию, с которыми я по-прежнему борюсь. Из-за этого я нервная и дерганая, и чтобы облегчить это состояние, мне нужно измотать себя до беспамятства.

– О, мы закончили. Я умею признавать поражение. Нет, ну правда – ты даже не вспотела и совсем не выдохлась, – смеется Айдин и протягивает мне кулачок.

Я бью по нему и благодарю за разминку, на что он заливается смехом, и даже Эврин адресует мне парочку смешков.

Вставляю наушники и киваю Кигану и Сильве, когда они выходят из зала. Открываю плейлист и выбираю I Hate Everything About You группы Three Days Grace. Во время припева я бегу так, будто на кону стоит моя жизнь.

Где-то через час начинает играть песня Breaking Benjamin I Will Not Bow, я выключаю беговую дорожку и спрыгиваю с нее. Вытираю пот с шеи подолом майки, стараясь не обращать внимания на настойчивый зуд внутри. И сразу же понимаю, что, рассредоточившись по залу, меня ждут парни, наблюдая и давая понять, что я не выйду отсюда, не уделив им внимания.

Я подхожу к турнику, отказываясь признавать их присутствие. Хватаюсь за него и подтягиваюсь подбородком вверх. На третьем подходе из двадцати пяти повторений меня обхватывают за талию и снимают с турника. Минутку я размышляю о том, чтобы вырваться, но, пожалуй, будет лучше с этим покончить.

Неохотно вынимаю наушники и приказываю Ноксу поставить меня на землю. Он ослабляет хватку, и я достаточно интимно соскальзываю по его телу. Раздражаясь из-за того, что меня жутко заводит близкий контакт с ним, стараюсь оставить на его коже как можно больше пота, а затем отхожу в сторону.

Мое предательское тело тотчас бунтует против разлуки с ним и начинает жаждать его. Нокс вздыхает, будто испытывая те же трудности. Этот звук влечет меня, разжигая собственную неудовлетворенность. Мне хочется лизнуть его кожу цвета кофе и узнать, настолько же она хороша на вкус, как на вид.

Оценивающе обвожу взглядом его плотное мускулистое тело, останавливаюсь на темно-серых штормовых глазах. Возможно, секс – это выход. У меня не получилось выплеснуть ярость и агрессию через бой, поэтому, быть может, получится через дикий секс.

Мои мысли разбиваются вдребезги при голосе Сабина, окуная в суровую реальность.

– Мы планировали дождаться, когда ты закончишь, но такими темпами мы просидим здесь весь день. Клянусь лунами, ты вообще смертная? – спрашивает он.

Отвечаю на его неловкий смешок совершенно невеселым взглядом. Побежденный, Сабин вздыхает.

– Я не этого хотел. Я не имел в виду, чтобы ты перестала со всеми общаться, стала нас избегать, охладела.

Долго смотрю на него.

– Именно этого ты и хотел. Ты не хотел, чтобы они привязывались ко мне или чтобы я торопила события. Вот я и отступила.

Сабин пытается что-то ответить, но Нокс его перебивает:

– Я знаю, что Сабин говорил тебе о своих чувствах, но остальные с ним не согласны.

– Я понимаю, но он сделал мне предупреждение, так кто я такая, чтобы это игнорировать? Он – часть вашего ковена. Вы все связаны. Что бы ни думали люди, для меня это важно, – говорю я и прищуриваюсь, глядя на Сабина.

Сабин проводит руками по своим пепельно-коричневым волосам. Его татуировки рябью проходятся по мышцам руки.

– Мне кажется, что я все испортил, и я не знаю, как это исправить. Мне жаль.

Я не понимаю, извиняется он передо мной, ребятами или всеми сразу, но это в любом случае бесполезно.

– Как ты и сказал, я новичок в этом мире. Я не имею ни малейшего понятия о том, куда движусь и на что способна моя магия. Я не имею права втягивать вас, ребята, в свои неопределенные переменные. Я делаю то, что ты и просил. Теперь смирись с этим.

– Это ты ей наплел? – рычит Вален на Сабина и, не дожидаясь ответа, поворачивается ко мне. – Винна, ты паладин, и не только по крови: я только что своими глазами видел, как ты сокрушила одного из лучших бойцов среди паладинов, будто это какой-то пустяк. Мне не нужен чтец, чтобы понять, что ты одна из нас, – заявляет он.

– Что ж, думаю, узнаем это через неделю, когда ваш чтец приедет. Тогда Сабин и решит, достойна ли я.

– Черт возьми, я тебя придушу, Сабин. Поверить не могу, что ты сказал ей такую херню, – кипятится Бастьен.

Я пытаюсь уйти, но Бастьен преграждает мне путь.

– Боксерша, я знаю, что проблема не только в нас. Я слышал обо всей этой ситуации с Лахланом и ковеном. Я заметил, что с каждым разом, когда Лахлан проявляет интерес или нежность к кому-то из нас, но игнорирует тебя, ты все больше и больше отстраняешься. Это наверняка выводит тебя из себя. Клянусь звездами, это бесит и нас – нам обидно за тебя. Пожалуйста, позволь нам остаться рядом с тобой. Нам не все равно, и нас буквально убивают твои страдания.

Я смотрю в ореховые глаза Бастьена, и всему моему существу хочется одновременно сломаться и разбушеваться. Мы не сводим друг с друга глаз, и он молча наблюдает за тем, как я сдерживаю печаль, что жаждет вылиться из меня, и становлюсь лишь непреклоннее.

Бастьен смиренно вздыхает и расстроенно сплетает пальцы за головой.

Вален подходит к нему ближе, видя дискомфорт близнеца. Его шоколадные локоны колышутся в такт движению. Они двое так мучительно прекрасны, что мне приходится отвести взгляд. Но передохнуть не удается, потому что мои глаза встречаются с Райкером, и я чувствую печаль, сквозящую в его небесно-голубом взоре.

Он раскрывает полные губы, собираясь что-то