Собственность Саида - Ольга Дашкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
–Да, мне нравится тебя трахать, и ты не против.
–Я не об этом.
–К черту всех.
–Даже отца?
–И его.
–А невесту?
Спросила, отстранилась, заглядывая в глаза турка, в них была усмешка, потом этот противный жест языком по зубам.
–У меня нет невесты, я люблю трахать русских шлюх.
–Придурок.
Смеется, это так необычно, разве монстры умеют это делать?
–Дай платок или салфетку.
Тянется к «бардачку», снова прижимая, мне это начинает нравиться.
Встаю с него, обтираюсь, сажусь на свое место, прикрываю грудь топом. Но когда «Ягуар» вновь срывается с места, держусь за дверь, Саид снова гонит по улицам, выезжает на трассу, она прямая, с редкими огнями и блестящим коркой льда асфальтом.
–Саид, не гони, не надо так быстро! Саид!
Но он топит педаль в пол, прибавляя скорость, сумасшедший и неуправляемый.
–Саид, Саид, не надо! Останови, я выйду!
Я люблю скорость, любила, но не сейчас – в салоне с психом мне это совсем не нравится. Мне страшно.
Но вот что-то меняется, мужчина пытается затормозить, но «Ягуар» не слушается.
–Саид! Стой! Стой! Тормози!
«Ягуар» юзом тащит по дороге, на асфальте корка льда, нас крутит, как на самом страшном аттракционе. Я больше не кричу, голоса нет. Все как в замедленной съемке: сосредоточенное лицо Саида, пальцы сжимают руль. Мужчина пытается выровнять автомобиль, но не получается.
Перед глазами все мелькает, но вот он поворачивается, в глазах непонимание, я впервые вижу в них это чувство, и мне страшно.
Визг тормозов, яркий свет фар вырывает из темноты несущийся нам навстречу грузовик, но он с ревом проносится мимо. Зачем мы вообще поехали за город? Зачем пошли на прием?
Страх сжимает тисками грудь, все происходит за секунды, а мне кажется, что они длятся целую вечность.
Снова яркий свет.
А дальше…
Ничего. Темнота.
Глава 25
В сознание прихожу резко. Шум, вой сирен, голоса.
Несколько секунд не понимаю, что происходит, но картинка четкая. Блестящий асфальт, а на нем так красиво рассыпано квадратиками битое стекло. А уже в них отражаются сигнальные огни служб спасения, словно блеск новогодних гирлянд.
Мы попали в аварию.
Саид вывернул руль, выехал на встречную полосу, ушел от прямого столкновения с несущимся на нас внедорожником. И тут же врезался в ограждение дороги задней частью «ягуара».
Последнее, что помню, это странный взгляд Саида, а потом скрежет металла, этот звук все еще стоит в ушах.
Сижу на дороге, смотрю на разбитые колени, одной туфли нет. Веду взглядом дальше, открытая дверь машины, около нее несколько людей в униформе спасателей и медицинских работников.
–Девушка, девушка, вам нельзя вставать, нужно лечь. Как вы? Посмотрите на меня.
Ко мне обращаются, но я не понимаю ни слова, хочу видеть, что там внутри «ягуара», хочу знать, что с Саидом, даже пытаюсь двигаться в ту сторону, пока меня не останавливают за плечо.
–Я не говорю по-турецки, только английский, вы понимаете меня? – едва слышу свой голос.
Чувствую руки и ноги, значит, ничего не поломано, кости целы, лишь голова немного болит и что-то теплое на виске.
–Да, я понимаю, у вас шок, вам нужно лежать и не двигаться, мы отвезем вас в больницу.
–Мужчина, там за рулем был мужчина, что с ним?
–Я не знаю, им занимается другая бригада. Вам нужно лечь на носилки, я помогу.
Меня укладывают, везут к «скорой», мужчина снова осматривает, делает какой-то укол, а у меня внутри такая пустота, что хочется выть. Я не понимаю, почему так произошло, но все случилось за несколько секунд.
Слезы обжигают виски, господи, как страшно, но мне страшно не за себя, за Саида, и это еще больший шок. Что с ним? Жив ли он? Все чувства и эмоции обнажены, меня словно вывернули наизнанку и протащили по асфальту.
Закрываю глаза, слышу лишь голоса на все еще незнакомом языке, не знаю, куда везут и что будет дальше. Моя жизнь день за днем преподносит новые испытания и отвратительные сюрпризы.
Тело невесомо, я снова проваливаюсь в черную пустоту, нет даже звуков, лишь один – это мелодия, едва уловимая, какая бывает у старых механических шкатулок. У меня была такая в детстве, я помню. Когда играла мелодия, балерина в белой пачке кружилась в своем танце.
–Все хорошо, моя девочка, все хорошо, я рядом, я всегда буду рядом.
Рядом женщина, она обнимает, теплые руки, в ней столько любви и заботы, а я снова плачу.
Но это красивое видение прерывают голоса, не хочу их слышать, хочу обратно, туда, где танцует балерина и где та добрая женщина. Это моя мама, я знаю, настоящая. Та, которая бы никогда никому меня не отдала. Она бы нашла, спасла.
Говорят на турецком:
–Что с ней?
–Ушиб головы, надо проверить на сотрясение. Она лежала у открытой двери автомобиля, когда приехала бригада, видимо, сама выбралась.
–Что еще?
–Шок, она сейчас под успокоительным, как придет в сознание, с ней можно будет поговорить и задать нужные вопросы.
–Документы были?
–Нет. Лишь вечернее платье. Оно в пакете, на полу.
–Одна из шлюх Саида Джалала.
–Я не знаю, я доктор.
–Это не вопрос. Сообщили его отцу?
–Нет.
–Как он?
–Состояние стабильно тяжелое, там все гораздо хуже, на голову пришелся основной удар, плюс перелом ключицы и левой руки.
–Вы же знаете, доктор, что будет, если старший сын Тамира Джалала почувствует себя хуже?
–Не надо меня пугать, мы делаем все, что в наших силах.
–Нужно делать все и еще немного больше, чем просто то, что в ваших силах.
Снова тишина. Шаги. Медленно прихожу в сознание, хочу пить, не могу открыть глаза и пошевелиться. Что они опять такое в меня вкололи?
Чувствую, что рядом кто-то есть, я не одна. Шорох, запах – алкоголь и мужской парфюм, касание руки. Меня мгновенно парализует от этого прикосновения. По коже бегут мурашки, внутри все холодеет, меня трогают, ведут пальцами выше, до плеча.
Боюсь пошевелиться, боюсь открыть глаза и увидеть, кто этот человек, который вызвал во мне страх и отвращение. Через секунду пальцы касаются лица, мужчина, а это именно он, трогает скулы, губы, подбородок. Шепот, всего несколько слов, губы касаются мочки уха, а меня парализует ужас.
Я не понимаю их, но запоминаю, словно они отпечатываются в моей памяти, и не думаю, что они несут что-то хорошее.
–Ахмет, отец зовет.
–Иду.
Это был брат Саида, я поняла по имени, но легче не стало,