Юность Моисея - Александр Холин

Юноша послушно заглянул в бревёнчатый сруб колодца, и некоторое время молчал, разглядывая хоть и дневной, но всё же сумрак. Потом, заметив что-то интересное, он поглубже засунул в сумрак сруба голову, чтобы получше разглядеть зримое.

— Нава, так ведь здесь дыра в стенке! — обернулся он к девушке.

— Эта дыра прямо в печь выходит, а из воды айтерос [71] раздувает Тувалкаин. [72]

— Откуда ж здесь вы о нём знаете? — удивился Толмай. — Про Тувалкаина Моисей меж двуречьем говорил. Он и в Божье Пятикнижие про него записал. А здесь-то как? Иль кто из приезжих рассказывал?

— Толмай, я тебе уже говорила, — поморщилась Чернава. — Говорила, что ничего отдельного у народов нет, хоть и называют всяк по своему и Бога, и нелюдей.

Все вещи берут начало от того, что уже существует, а чего нет — возникнуть не может. Так и огонь слушается только хозяина.

А как мы без огня-то? Нельзя нам без огня. Мы в колодец жертву приносим, что б Тувалкаин помогал. Вот он и помогает. У вас тоже что-то происходит, про это Моисей записи делает. Поживёшь у нас, тоже Проповедником станешь. Может, дома пригодятся наши чудилы, без них-то ума ниоткуль не наберёшься. Запоминай, это одна из Божьих истин.

Юноша недоверчиво пожал плечами, но возражать не стал. Да и возражать пока нечего было. Хотя очень хотелось ему вставить в разговор какую ни на есть шпильку, чтобы просто показать: вот, мол, я какой! Девушка почуяла это, только до кого же истина так быстро доходит? А ведь сказано, что истина спрятана на дне колодца. Что же, пущай ищет истину на дне.

— Ты, Толмай, не ведаешь, либо не хочешь изведать Божью истину, Божью благодать, снова принялась втолковывать Чернава. — А ведь истина завещана Богом не для выполнения каких-то заветов или обещаний. Она есть и надо её принимать только так, какая есть. Не принять из гордости или же из недоверия — это всё равно, что отказаться от жизни. Ведь никто тебе доказывать и убеждать чего-то не будет.

Многие едут к нам, многие хотят узнать, как избавиться от грехопадения? Научиться хотят. Но живут, совсем не прикасаясь к Божьей благодати. В этом мире всегда были, есть, будут есть таланты и бродяги, влюблённые и одинокие, богатые и побирушки. Для всех существует один закон: не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасёшься. Поэтому люди всегда живут лишь там, где грешат и каются, каются и… грешат.

Вот в мире множество войн разыгралось. Каждый народ свою веру считает самой правильной и единственно правильной. Но ведь человек — не ангел. Он всегда ошибается, и не перестанет ошибаться, если не захочет жить иначе, не как все.

— А разве так можно? — поднял глаза Толмай.

— Мы-то живём, — усмехнулась Нава. — Хотя тоже ошибаемся, только стараемся жить в Божьей благодати, а не по зависти и злобе. Потому-то все приезжают, что все нам — братья, все дети Божьи. Нам ни с кем делить ничего не надо. Люди видят, как мы живём, что нам Господь даровал, и также хотят. Но всегда надо помнить, что другие проследят, как ты живёшь, какие заповеди соблюдаешь, какие молитвы возносишь.

И люди эти сразу попадают в соблюдение грехопадения, ибо за аджиной не следи да соседа не суди. Пока не поймёшь, что не соблюдать писаный закон надо, а в Боге и с Богом жить, толку не будет. Ведь Отец наш никогда не бросит чад своих и даже не накажет. Они сами себя постоянно наказывают, выдумывают и выполняют наказания. Просто, так как мы, жить сумеют все, если захотят жить на небесах. И тогда сразу много истин человеку откроется.

— Странная ты, — насупился Толмай. — Я не младенец, чтобы меня поучать по-вашему. Приехал за делом, а ты истине своей обучать вздумала! Не шибко ли мудро для меня, неразумного?

Услышав ворчание глупца, Чернава подошла к нему, присела на корточки и, заглядывая в глаза, сказала:

— Что ж ты от Божьих истин отказываешься? Или так в молодые годы поумнел, что старцам в учителя попросишься? Ты приехал познать истину, вот я с тобой и делюсь. Знаешь ведь, надеждой жив человек — это истина. Надежда одна спасает. Только не всех и не всегда. Скорее, никогда. Пусть она покоится на дне огромной бочки, доверху набитой разными бедами. Когда же бочка опрокинется и высыплет тебе на голову всё своё содержимое, то надежда никогда не попадёт в эти помои. Она останется в бочке. А сверху будут опять скапливаться несчастья. И всё же любая, даже самая задавленная бедами надежда дарит душе человеческой гораздо больше, чем какое-то ощутимое счастье.

— Откуда тебе знать про это, ведь ты же баба, — хмыкнул парень, но не отрывал любопытного, даже восхищённого взгляда от металлургини. — Откуда тебе известны такие мысли? Это способен высказать лишь старик-мудрец, всю жизнь искавший истину и нашедший только её обломок. А ты говоришь, будто сама всё беды познала и, словно куница, выбираясь из шиповника, на колючках клочья шерсти оставила.

— Знаю уж, — загадочно улыбнулась Чернава. — От Господа знаю. Все мои предки знали истину жизни. Живя в этом мире, необходимо быть к нему непривязанным. Знаю даже, что Сын Божий придёт к нам, в этот мир, только через три тысячи лет.

— Так долго?! — искренне расстроился парень. — Но ведь Бог живёт среди вас. Во всяком случае, в ваше Сибирское царство со всей земли люди тянутся, чтобы Божью Истину узнать. Откель же знание такое? И как можно верить твоему первому слову?

— Говорю тебе — от Бога! — нахмурилась девушка. — Не желаешь — не верь. Никто тебя не заставляет. Господь нас учит жизнь укладывать. Тогда только достигаются спокойствие духа и благоразумие. Ведь от благоразумия родились все остальные добродетели. Согласен?

— Я как-то не задумывался…

— Зря, — покачала головой Нава. — Нельзя жить приятно, не живя разумно, справедливо. И наоборот, никогда нельзя жить честно, разумно, не ощущая жизненной радости. Просто не получится. Только достичь спокойствия невозможно, не избавившись от всяческих забот и тревог, а, прежде всего от безысходного страха смерти.

Ведь пока мы живы — смерти нет, а когда есть она — нас нет. В будущем мудрая истина будет открыта многим на земле. А как же иначе? Я ведь говорила об ангелах. Так вот. Когда они все Господу помогали, каждый всё по своему могуществу делал, да и сейчас делает то, что нам отпущено, что Богом дадено.

Всякий из них присматривает не только за людишками, а и за зверятами четвероногими, за тварями ползучими, водными и крылатыми, за зерном плодотворным, деревьями, травой и цветами. Всё возрождается от Господа и везде есть ангелы. Но чего ты от них попросишь, того и получишь: верный — верное, злобный — злобное. Такая жизнь наша.

— Чудная ты, — снова покачал головой Толмай. — И царство Сибирское ваше тоже чудное.

— Уж, какие есть. Не нравится, поищи других, — отрезала Чернава. — Это называют у вас Хаосом. А что он такое, вы задавали себе вопрос хоть раз в жизни? Противоположное Хаосу — это, конечно, Порядок!

И это следующий вопрос. Ведь рамки и полочки порядка сколотили сами человеки, радостно пожали друг другу руки — вот, мол, мы какие хорошие! — и принялись считать, что Порядок — есть жизненный закон, правило развития и всё такое. Ведь так?

Погляди, что составляет ваш порядок по нынешний день. Для большинства — это дом, работа и служение хозяину. Паршивый треугольник. Не слишком ли дорогая плата за жизнь, дарованную Богом?

— А у вас на работу, на семью, разве не обращают внимания? — озадачено спросил Толмай. — В вашем Аркаиме тоже раскладывают всё по сколоченным полочкам. И эти сколоченные человеком полочки — и есть тот самый Порядок, то есть Закон.

— Конечно, — согласилась Чернава. — Конечно, Закон нужен кому-то. Право слово, человек иной раз теряется без кнута или пряника. Не знает, что делать, как жить, по какому пути можно и должно идти, а по какому нет.

А вот Хаос — вечный Хаос — это нечто другое. Это дар Всевышнего. Человеку здесь дано разобраться самому: что можно, а чего нельзя в этом мире. Для этого он и послан сюда, чтобы разобраться, чтобы научиться решать, то есть научиться быть Творцом по образу и подобию Божьему, а не жить в замкнутом треугольнике.

— Подожди, подожди, — перебил Чернавку юноша. — Я же давно о таком задумывался. Собственно, каждый человек рано или поздно, а задаёт себе вопрос: зачем я живу? зачем послан в этот мир?

Чтобы жить в таком треугольнике, как ты описала? Но ведь это же замкнутое пространство всей человеческой жизни! Поэтому я и уехал из Лагаша, потому что ни в нашем городе, ни в Уре меня не понимали.

— Вот потому-то ты и попал к нам, — торжественно улыбнулась Нава. — В том, остальном мире для некоторых существует небольшая отдушина, так сказать, лазейка, мол, живу для того, чтобы оставить потомство. А для чего нужна потомкам жизнь, если родители кроме познания треугольника ничего больше дать не могут?