Снежный шар - Пак Соён

– Ко Хэри! Ко Хэри! Ко Хэри! – скандируют трибуны.

Эти восторженные крики заставляют трепетать каждую клеточку моего тела. Мне нравится ощущение своей власти над ними.

Ким Чено вежливо подает мне руку:

– Ко Хэри, ты пойдешь со мной смотреть новогодний салют?

– Ш-ш-ш… Тихо!

Зрители шикают друг на друга, желая услышать мой ответ. Кто-то кричит «Соглашайся!», но окружающие требуют, чтобы он немедленно замолчал. Я жду, пока не воцарится тишина, нарушаемая лишь шумом ветра в кронах деревьев. И наконец улыбаюсь:

– Хорошо!

Ким Чено, ликуя, поворачивается к толпе и снова победно воздевает к небу сжатые кулаки, словно он второй раз одержал победу на чемпионате.

Еще одно предложение

– В этом году чемпионат породил много сенсаций как в области спорта, так и за его пределами. – Размеренный голос диктора сопровождают кадры, на которых я принимаю приглашение Ким Чено пойти с ним на свидание.

– Эй! – Ко Рим с выражением жгучей зависти тычет кулаком мне в спину.

Камера переключается на одного из болельщиков чемпионата:

– Чтобы достать сюда билет, я три ночи провел в палатке перед кассой. И нисколько об этом не жалею!

И еще одно интервью:

– Став актрисой, я больше всего жалела о том, что больше не смогу смотреть сериалы, которые снимают в Сноуболе. Сегодня же мне выпал шанс снова окунуться в их незабываемую атмосферу.

Ко Уйо, сидящий рядом со мной и занятый распаковкой коробки с подарком, спрашивает с неподдельным интересом:

– Мам, а когда ты жила во внешнем мире, сериалы Сноубола и правда были такими интересными?

Сгребая обрывки оберточной бумаги с пола, Ко Мэрён отвечает:

– Что толку наблюдать за чужой красивой жизнью? Главное, чтобы собственная жизнь была сытой и благополучной.

– Если бы меня сейчас заставили всю оставшуюся жизнь бегать в колесе, я бы лучше умерла, – добавляет Ко Рим. Она сидит за столом у складного зеркальца, любуясь новым ожерельем с сапфиром, которое получила в подарок на Рождество.

От ее слов у меня внутри все холодеет, а в голове звучит голос госпожи Ча: «Я помогу тебе стать режиссером. Но сначала ты должна помочь мне».

Мне хочется видеть свое будущее чуть более определенным. Трепет, который я испытала на стадионе, привлекает меня куда больше, чем работа по десять часов в день и бесконечное ожидание того момента, когда я наконец смогу отправиться в киношколу. Я не хочу снова возвращаться на электростанцию.

Но я не представляю, как рассказать об этом режиссеру Ча. Она ведь терпеть не может, когда я начинаю вести себя как Чобам.

– Эй, племяшка! Что это у тебя с лицом? Что-то стряслось? – Ко Уйо таращится на меня круглыми от волнения глазами.

– А? Что? – Сделав вид, что не понимаю, о чем он, я хватаю следующую коробку.

Мы уже открыли все подарки от родственников и друзей. А у входной двери ждет гора коробок от тех, кому нравится Хэри, или тех, кто хотел бы с ней поближе познакомиться. Хэри, чей день рождения приходится на Рождество, часто получает подарки от незнакомых актеров.

Я собираюсь открыть коробку, аккуратно упакованную в бумагу с изображением красноносого оленя Рудольфа, когда раздается телефонный звонок.

– Племяшка, это, наверное, тебе. Видать, еще кто-то новости посмотрел, – говорит Ко Рим, завистливо шлепая меня по руке. Я вижу, как за ее спиной Ко Санхи сосредоточенно листает кулинарную книгу, стараясь не смотреть на экран телевизора, где мелькает мое изображение.

Не выпуская из рук коробку, я взбегаю по лестнице на второй этаж.

– Алло!

Из трубки раздается голос Ча Соль:

– Я видела новости и прямую трансляцию. И мне не терпится вставить эти кадры в сериал!

Присев на краешек кровати, я осторожно спрашиваю:

– Это приглашение на свидание… Я правильно сделала, что приняла его?

Мне отвечает раскатистый смех:

– Ну конечно!

– Только я не знаю, как теперь быть…

Ча Соль отвечает мне, чуть помедлив:

– Хочешь сказать, ты никогда не была на свидании?

На минуту я сомневаюсь, как мне следует вести себя: как Чобам или как Хэри. Я вовсе не собираюсь признаваться, что еще ни разу не была на настоящем свидании. Но мне очень хочется ей напомнить, что во внешнем мире, где кроме школы и электростанции, пойти можно разве что к себе домой, устроить свидание – не такая простая затея.

– Нет, я не это имела в виду. – Вспомнив, что на первом этаже толкутся родственники Хэри, я понижаю голос. – Мне ведь когда-нибудь придется объявить о своем решении покинуть Сноубол. И чтобы зрители отнеслись к этому с пониманием, было бы неплохо показать, как постепенно менялось сознание Хэри.

Из трубки раздается заливистый смех:

– Так ты меня не обманывала? Оказывается, ты и вправду серьезно готовилась стать режиссером!

В голосе гопожи Ча я слышу восхищение. Однако это замечание заставляет меня вздрогнуть: выходит, я снова веду себя как Чобам.

– Нет, я не хотела…

– Ну что ты так разволновалась? Я ведь хотела похвалить тебя!

– Правда?

Ча Соль снова смеется.

– Думаю, теперь мы легко обо всем договоримся!

Нечто похожее она уже сказала мне сегодня утром: «Я рада, что ты не ведешь себя как побитый щенок. Кажется, теперь мы сможем договориться».

– У тебя ведь завтра ознакомительная экскурсия на телестудии?

– Да.

Такую экскурсию должны посетить все новые ведущие.

– Загляни ко мне по дороге. Я хочу с тобой кое о чем откровенно поговорить.

– Хорошо.

Коробка с оленем Рудольфом лежит у меня на коленях, я глажу пальцами блестящую упаковочную бумагу. Она гладкая, но при этом хрустит под пальцами, мне это нравится.

– Есть кое-что, о чем я хочу рассказать тебе завтра, но прежде мне нужно хорошенько подумать.

– Мне…

– Что-что? – переспрашивает Ча Соль.

– Мне тоже нужно вам кое о чем рассказать.

Не хочу возвращаться в этот ад со ступальными колесами…

– Что такое?

Спектакль еще не окончен, а я уже боюсь, что тот день не за горами…

– Не хочу говорить об этом по телефону…

– Я думала, ты там радуешься своему триумфу.

– Так и было до этого момента…

Я и сейчас чувствую трепет во всем теле от восторженного гула толпы.

– Тогда почему у тебя вдруг так изменился голос?

Ее ласковый тон вынуждает меня быть с ней откровенной:

– Просто мне вдруг стало грустно.

– Почему это?

Рука, только что гладившая оленя на упаковке, начинает медленно надрывать оберточную бумагу, будто помогая мне преодолеть нерешительность.

– Мне понравилось, что люди на стадионе ликовали, глядя на меня. Я в жизни не испытывала такого восторга. А еще я сейчас лежу поверх одеяла, и оно такое мягкое… Сегодня мне подарили кассетный плеер, и я все думаю о том, как буду слушать музыку и гулять вдоль озера возле нашего дома… И поэтому…

Госпожа Ча снова мягко смеется.

– Я понимаю, куда ты клонишь. – И продолжает, будто на протяжении семнадцати лет это я, Чобам, а не Ко Хэри была ее подопечной и она уже научилась читать мои мысли: – Не в моих силах сделать так, чтобы ты училась в киношколе. Я всего лишь читаю там