След лисицы - Марианна Красовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
18. Война
Если бы со всеми большухами было так же просто, как с Матреной! Что не удалось сделать Даниле, с легкостью сотворили рыжие змеюки Матвеевны. Весь Лисгород (а точнее, ее женская часть) обсуждали молодую княгиню. Чего только не выдумывали: дескать, и колдунья она, и гулящая девка, ведь у степняков все женщины общие, и забрюхатела неизвестно от кого, но скорее всего, от Ольга Бурого. И гордячка — нос воротит, и дура дурой — даже читать по слогам едва выучилась, и хитра неимоверно — в казне Вольского свои порядки наводит.
Ситуация обострялась еще тем, что хлебница Матрена Ерофеевна дружила с торговкой мехами Мраковной. Стало быть, последняя готова была юную Лисяну любить всем сердцем, особенно учитывая, что князь на последней ярмарке почти все меха для жены скупил. То были торговки “чистые”, сами себя называвшие “белыми”. А вот рыбница Марфа Демьяновна да Агафья Некрасовна, что мясные лавки держала, да ростовщица Белена Семеновна считались “черными”, несмотря на то, что деньги (в отличие от рыбы и не всегда свежего мяса) не особо-то и пахли, да только любви ростовщице от этого, конечно, не прибавлялось.
Матрена да Дояна Мраковна громко княгиню нахваливали — дескать, и умница она, и красавица каких мало, и князю лисгородскому помощница верная, а если магией и обладает, а трудно это было отрицать, потому что в княжеские палаты зачастил волхв, то и ладно. Магические силы — это прекрасно и полезно, ведь как известно, все моревские посады были магами-оборотнями и основаны. И в любом жителе Лисгорода малая толика лисьей крови найтись может. Недаром же лисица при всем честном народе в княгине подругу свою признала.
Подобные речи страшно бесили “черных” большух. А еще их раздражала Лисянина охрана. Явно ведь девки, в мужские портки обряженные, да еще и с оружием, добра Лисгороду не принесут, а только мысли суетные внушат молодежи. Женщина должна быть тихой и покорной, а эти с мечами и луками ведут себя как мужики. А ну как и дочери Лисгорода придумают себе, что можно так же — в дружину наняться?
А еще Лисяна была другой, не такой, как высокие и светлоглазые морки. Тоненькая, невысокая, с круглым личиком и узкими смешливыми глазами, сидящая верхом в мужском седле даже тогда, когда у нее уже вполне обрисовывался под платьем округлый живот, очень быстрая, острая на язык. Она не стеснялась отвечать ругательством на ругательство, а порою угрожала кинжалом тем, кто угрожал ей языком. Дикарка, как есть дикарка!
А Матвей Всеславович был словно околдован своей женой. Позволял ей все на свете, наряжал в шелка и меха, жеребца ей подарил тонконогого, правда, княгиня к нему даже не приближалась, предпочитая свою маленькую мохнатую степную лошадку. А когда в его присутствии кто-то посмел о Лисяне Матвеевне некрасиво пошутить — ударил шутника по лицу с такой силою, что тот остался без зубов. Рука у старого воина тяжелая была.
Лисгородское лето Лисяна почти полюбила, особенно по душе ей оказались лесные ягоды: черника да земляника. Клюква только не понравилась. А к осени обещали вишню и яблоки.
Мечта ее все же сбылась: она жила в княжеских палатах, ни о чем не заботилась, лишь помогала мужу в торговле да и то — с огромным удовольствием. Вволю спала, вкусно кушала, много гуляла. Беременность переносила легко, хоть живот уже был немаленький. В спальне ее муж больше не беспокоил, опасался.
Немного досаждали ей уроки волхва Зимогора, который зачем-то появлялся каждую седьмицу и требовал, чтобы Лисяна разжигала огонь жестами и словами и замораживала воду. Говорил — пригодится. Как будто некому было в княжеском тереме печь растопить! Ссориться с волхвом было глупо, а дурой степнячка все же не была. Училась, раз так нужно, тем более сильно старик ее не утруждал, тоже не желая, чтобы беременная женщина уставала.
И даже молчаливая (а скорее, очень голосистая) война с женщинами Лисгорода ей нравилась: уж очень напоминала ей родной стан, где тоже кто-то постоянно с кем-то ругался. Илгыз порой голосила как чайка, Дженна могла непотребно ругаться со всеми на свете, да и прочие женщины кротостью не отличались. Морки еще просто не видели, что такое драка между степнячками, не поделившими мужика.
***
Беда пришла, как всегда, внезапно. Беда, она обычно не предупреждает, не кричит на всю улицу “Люди, встречайте, я иду”. Нет, она подкрадывается исподтишка, стреляет в спину, бьет ниже пояса.
— Кохтэ воевать идут, кохтэ! — вопил всадник, ворвавшийся поутру в Лисгород. — Закрывайте ворота, кохтэ!
— Не ори, дурень, — рявкнул полураздетый и простоволосый Вольский, выскочивший на площадь. — Точно ли кохтэ? Точно ли воевать?
— Узкоглазые, темные, на маленьких лошадках, — отчаянно выдохнул гонец. — Бергород уже осадили. — Деревни жгут, поля жгут, всех убивают!
— Баяр не мог, — испуганно шепнула Лисяна, выскочившая следом за мужем.
— Мог — не мог, да только уже завтра здесь они будут.
Князь на то и князь был, чтобы принимать решения.
— Ворота закрыть, впускать крестьян через малую калитку. Женщин и детей всех собрать за внутренней стеной. Дружине — раздать луки и мечи всем, кто держать сможет. На стены – котлы со смолой. Живее, живее!
— Да, княже.
— Добрыня, за ворота езжай, сгоняй всех с окрестностей в город. Возьми с собой десяток дружинников, так быстрее будет. Да не рискуй напрасно: ты и воины твои стоят дороже, чем целая крестьянская семья.
