Бриллиантовые кандалы - Волознев Игорь Валентинович

— Быстро меняйтесь одеждой, — прошептал он по-испански, помогая себе жестами.

Аргентинка стащила с головы парик, и оказалось, что волосы у неё такого же цвета, как у Марины. Марина слегка опешила, но тут же опомнилась, и принялась раздеваться. «Репортёрша» сняла с себя юбку и блузку. Узница за две минуты надела весь её наряд, благо пуговиц на нём почти не было — всюду, где возможно, их заменяли «молнии». Последним уложила на голову бело-лиловый парик. К этому времени аргентинка была уже в тюремной робе. Не успел Перейру ознакомить свежеиспечённую репортёршу с «её» документами, как дверь распахнулась и в комнату заглянул усатый надзиратель.

— Свидание кончилось! — объявил он.

«Адвокат» и «репортёрша» вежливыми кивками попрощались с «русской наркокурьершей», сидевшей на том же стуле, на котором пять минут назад сидела Марина, и вышли в коридор. Пройдя его, спустились вниз и по залитому солнцем внутреннему двору тюрьмы направились к небольшому одноэтажному зданию, за внешними дверями которого начиналась городская улица. В здании находился контрольно-пропускной пункт.

— Попрошу ваши документы, сеньора, — обратился к Марине дежурный офицер, сидевший за пуленепробиваемой перегородкой.

— Сеньора — журналистка! — с пафосом заявил бразилец. — Защищает права униженных и оскорблённых женщин! Вы что, не видели, как мы проходили тут четверть часа назад?

— У нас много кто проходит, — пробурчал дежурный. — Подумаешь, журналистка. Мы и министров видали.

Марина протянула в окошко удостоверение. В это время во внутреннем дворе, среди стоявших и прохаживавшихся посетителей, возникло движение. Послышались свистки и крики. Все находившиеся в помещении дежурного оглянулись на распахнутую дверь во двор. В радиодинамике завыла сирена.

— Побег! — раздались крики. — Побег!

Дежурный, не выпуская из рук марининого документа, поднял трубку телефона внутренней связи. По двору, расталкивая людей, кто-то пробежал. Марина видела, как один из охранников дважды выстрелил в воздух. Испытывая нарастающий страх и слабость во всём теле, она прислонилась к стойке у окошка дежурного.

— Спокойно, сеньора, — шепнул бразилец.

Он постучал костяшками пальцев по стеклу, привлекая внимание дежурного.

— Послушайте, уважаемый, можно мы с сеньорой журналисткой вернёмся на пару минут во двор? Сеньора очень заинтересовалась побегом и думает включить рассказ о нём в свой репортаж о вашей тюрьме.

Снова обернувшись на двор, Марина увидела бегущего во весь дух парня в тюремной робе. Его преследовали охранники.

Дежурный выкинул из окошка документы.

— Никаких репортажей! — закричал он. — Убирайтесь отсюда! Охрана, выведите этих людей! Нечего им тут разнюхивать!

Один из находившихся в дежурке военных начал подталкивать Марину и сеньора Перейру к выходу, приговаривая:

— Прошу вас… Прошу…

Бразилец подхватил Марину под руку.

— Ничего страшного, сеньора, — говорил он тихо, — этот отвлекающий манёвр приготовлен заранее, у нас всё под контролем…

Улица, раскалённая до бела тропическим солнцем, была запружена припаркованными автомобилями.

— Сюда, — Перейру показал на красную «Хонду».

В машине для Марины была приготовлена новая одежда. Она сразу стала переодеваться.

Через пять минут «Хонда» выехала на шоссе, связывающее Асунсьон с бразильским городом Куритиба, столицей штата Парана. По сторонам тянулись пальмы и араукарии, то и дело показывались мотели и индейские посёлки.

Миновав город Коронель-Овьедо, беглецы повернули на север. Перейру объяснил Марине, что если побег обнаружат, то искать её будут прежде всего на дороге в Куритибу и, уж конечно, известят военных, которые контролируют границу на этом участке.

Дорога петляла между холмами и иногда углублялась в сельву, где её постоянно перебегало разное экзотическое зверьё. А когда она взбиралась на склоны холмов, то с высоты можно было увидеть простирающуюся до самого горизонта обширную равнину, всю в зелёных и коричневых пятнах лесов и полей. Города встречались редко, в основном попадались только индейские посёлки. Их пёстро одетые жители, мужчины и женщины, сидели вдоль обочин, чем-то торгуя, и приветствовали каждую проезжавшую машину.

В маленьком одноэтажном городке Ипе-Ху, где обитали, кажется, одни индейцы, беглецы сделали небольшую остановку. Бразилец на несколько минут наведался в местный ресторанчик и вернулся с двумя бутылками охлаждённой воды и жареной курицей в целлофановой упаковке. Перекусив, они без приключений добрались до парагвайского пограничного городка Педро-Хуан-Кабальеро. Перейру сказал своей спутнице, что здесь они пересекут границу без документов, поскольку все в этом городе его друзья. Марина не стала расспрашивать о них, заранее зная, что это бесполезно. Только что она уже сделала попытку выяснить у него, кто же всё-таки послал его за ней и кто та женщина, которая осталась вместо неё в тюрьме, но вместо ответа бразилец бросил на неё такой взгляд, что она умолкла надолго.

По выезде из города они пересекли участок сельвы и остановились перед бревенчатым зданием с флагом и антенной на крыше. Как только «Хонда» затормозила, из дверей высунулась толстая усатая физиономия и показалось дуло автомата. Перейру вылез из машины, что-то с улыбкой крикнул. Усатый отозвался и тут же скрылся в доме. Вслед за ним в дом вошёл бразилец.

Через пять минут Перейру вернулся, засовывая в карман бумажник.

— Это граница Парагвая, сеньора, — сообщил он, заводя мотор.

Не проехав и сотни метров, они остановились у почти такого же здания, только флаг висел другой.

У Перейру, действительно, повсюду были друзья.

— Считайте, что худшее позади, — сказал он, выйдя из этого второго дома и усевшись за руль. — Мы в Бразилии.

Постепенно лес вдоль дороги делался глуше. Перейру включил фары. У Марины было ощущение, что они едут не к людям, а куда-то в самую чащу. Почва была влажной — видимо, недавно прошёл дождь. «Хонда» несколько раз останавливалась, буксуя в грязи. Перейру ругался по-бразильски, в сердцах бил кулаками по рулю, а Марина со страхом думала о том, что им, наверное, придётся заночевать в этой ужасной дикой сельве. Из зелёной завесы, которая почти смыкалась над ними, доносились странные, вызывающие оторопь вопли и рёв, тропу в свете фар переходили большие пятнистые кошки, а обезьяны обнаглели до того, что спрыгивали с лиан прямо на крышу машины.

— Мы в настоящем зоопарке, — пробовала шутить Марина, но её спутник отмалчивался. Лишь однажды сквозь зубы проворчал, что им надо было ехать на джипе. Но откуда он мог знать, что накануне пройдёт дождь и превратит дорогу в месиво?

Быстро сгущался вечер. Наверху, в разрывах ветвей, показались огромные лучистые звёзды. В полутьме Марина даже не сразу заметила, что лес поредел. Дорога, по которой они ехали, устремилась к довольно крутому подъёму. Урча мотором, «Хонда» не без труда взобралась на него, и тут оказалось, что вдоль гряды холмов проходит вполне приличное асфальтовое шоссе, по которому в обе стороны сновали машины. Выехав на него, Перейру прибавил скорость.

Через четверть часа они свернули на другое шоссе, и вскоре впереди показались городские огни. Из сумерек выступили белые многоэтажные дома, современные здания офисов.

— Дорадус, — сообщил Марине бразилец.

Проехав освещёнными улицами, «Хонда» остановилась у розового здания гостиницы.

— Для вас заказан номер сорок два.

Поблагодарив, Марина вышла из машины. Перейру остался сидеть за рулём.

После охлаждённого кондиционером воздуха «Хонды» на неё нахлынула душная тропическая ночь. Казалось, она очутилась в бане. Лёгкая майка почти сразу пропиталась потом и прилипла к телу.

Через небольшой сквер, засаженный цветами и агавами, Марина прошла к стеклянным освещённым дверям. За её спиной отъехала машина. Марина оглянулась, но «Хонда» уже скрылась в блеске ночных огней.

В просторном безлюдном холле, подсвеченном зеленоватыми светильниками, на неё снова повеяло прохладой. Откуда-то доносились звуки фортепьяно. Молодой служащий в ярко-зелёной униформе, появившись словно из-под земли, с поклоном показал ей на двери лифта. Они вдвоём поднялись на четвёртый этаж. Похоже, Марину здесь уже ждали. Но ещё больше она удивилась, войдя в сорок второй номер. Ей навстречу из глубокого кресла, отложив журнал, поднялся Виктор Карелин!