Право выжившего - Илья Рясной

— Искренне выражаю вам сочувствие, — церемонно и с долей иронии произнес Косарев, отметив про себя, что аспирантка не слишком убивается по своему приятелю. — Коля, найди понятых, — обернулся он к парню в галстуке и костюме.

Коля появился через минуту с двумя парнями — знакомыми Мартынова, которых он использовал в качестве понятых в особенно деликатных делах.

Косарев вытащил перочинный нож и занялся чемоданом.

Замки щелкнули. Внутри лежало несколько пакетов с белым порошком. Косарев взвесил один в руке и обернулся к Мартынову:

— Героин, кажется.

— Да иди ты, — Мартынов склонился над чемоданом. — Тут килограмма три-четыре. Столько наше УВД за всю свою историю не изымало.

— Ну вот только этого мне для полного счастья не хватало, — всплеснула руками Серафима.

Выемка была оформлена. Коля — стажер из прокуратуры, включенный в следственную группу, закончил писать протокол, опечатал чемодан, дал расписаться и в документе, и на бирке хозяйке квартиры и понятым.

Косарев подвинул кресло к дивану, на котором сидела, закинув ногу на ногу и поджав губы, Серафима.

— Серафима Валентиновна, вы должны нам помочь. Мне хотелось бы, чтобы вы подержали это зелье после экспертизы у себя денька два.

— Что ? Только об этом всю жизнь и мечтала, — Серафима вышла из себя, а в этом случае вести с ней конструктивную беседу было довольно затруднительно. — Я в ваши гангстерские истории полезу!

— Серафима Валентиновна, мы очень нуждаемся в вашей помощи. Вы должны помочь изобличить опасных преступников. Убийц. Подумайте, сколько зла они могут еще причинить. А сколько уже причинили.

Серафима иронично хмыкнула.

— Серафима Валентиновна, это же ваш гражданский долг, — уныло, без малейшей надежды на успех подобных увещеваний, больше для галочки, произнес Косарев.

— Вы еще моральный кодекс строителя коммунизма вспомните. Что я, дурочка, в такие дела лезть!

— Ну зачем же грубить, Серафима Валентиновна? — скучающе произнес Косарев, лениво потянувшись. — Ваша беда, что вы, как и многие одинокие женщины, злы на весь мир и скрываете это за внешней холодностью и грубостью. Все кому-то что-то доказываете, а зачем? Все ваши амбиции гроша ломаного не стоят.

Серафима задохнулась от возмущения. Больше всего ее задело то, что этот милиционер сказал истинную правду. С ходу разгадал ее, не обманулся маской снежной королевы. В пять минут раскусил, телепат чертов!

— Все, разговор окончен!

— Вы так считаете? — голос у Косарева стал мягким и вкрадчивым. — Вы ошибаетесь. На вашем месте я не стал бы ссориться с уголовным розыском. Хотя бы потому, что вам нужно будет доказать, что к наркотикам вы не имеете никакого отношения. Нашли-то их в вашей квартире. Кстати, вы часом «порошком» с Бакиром не приторговывали, а?

— Что? — Серафима, ошарашенная, уставилась на Косарева.

Тот говорил малопонятные, дикие вещи. Такой поворот никогда бы ей и в голову не пришел. Господи, торговала каким-то «порошком» с Бакиром на пару! Дичь какая.

— А что вас удивляет? Ну хорошо, не посадят вас, так еще долго придется отмываться, убеждать всех, что сами герой, ну, героином, не злоупотребляли. Представляете, какой шум поднимется на работе, когда там случайно узнают обо всем. Позор-то какой, Серафима Валентиновна.

Косарев видел, что нарочитый цинизм его слов и угроза в них начинают пронимать Серафиму, чего он и добивался всем этим разговором.

— Шутите?

— Конечно, шучу. У меня таких шуток богатый набор. Например, статья в городской газете с описанием этой истории.

— Хватит! — крикнула Серафима и закусила губу.

— Почему? Только начали.

— Вы… — она не нашлась, как похлестче ответить, Она почувствовала, что не в состоянии противиться этому человеку…

Глава сорок вторая

ПОДСАДНАЯ УТКА

Всего лишь день Сева провел в изоляторе временного содержания, а держал руки за спиной так, будто всю жизнь проходил подобным образом. Тюремные привычки приобретаются быстро.

Задержанного привел в кабинет Косарева усатый сержант-выводной.

— Задержанный по вашему приказанию доставлен..

— Спасибо. Свободны. А ты, Сева, располагайся. Сева, продолжая держать руки за спиной, подошел к стулу, потом, сцепив до белизны пальцы перед собой, сед.

— Чайку не хочешь? Хочешь. Небось ничего не ел.

Сева согласно кивнул.

Косарев насыпал в стакан немного заварки, налил из кувшина только что вскипяченную воду, вытащил из стола блюдце с печеньем и конфетами.

— Почти как в поезде, — усмехнулся он. — Угощайся. Ну как, не надоело на нарах?

— Надоело, — вздохнул Сева, прихлебывая чай. За часы, проведенные в изоляторе временного содержания, он осунулся, побледнел, но в глазах появилась какая-то успокоенность. Изолятор, следствие, суд — для него перенести это было легче, чем скитания, страх, неопределенность.

— Значит, надоело, — Косарев взял конфету, прихлебнул из своего стакана, не отрывая изучающего взгляда от Севы, сосредоточенно уставившегося куда-то вниз. — Знаешь, какая ныне эпоха?

— Что? — тупо удивился Сева.

— Нынче эпоха гуманизма. Это значит, если оступился, то можешь ответить и не по всей строгости, а по милосердию. Могу тебя отпустить на несколько дней. Или даже до суда.

Погуляешь, на людей поглядишь, в кино сходишь. Глядишь, потом и срок условный дадут — хотя тут я гарантий не даю. Идет?

— Идет, — настороженно, ожидая подвоха, произнес Сева, подняв глаза на Косарева.

— За пустяковую услугу.

Косарев доходчиво объяснил, что он хочет.

— Нет, — испуганно замотал головой Сева. — Не могу. Я боюсь! Не хочу!

— Все мы чего-то не хотим. И все делаем то, чего не хотим, — глубокомысленно отметил Косарев. — Так ведь?

— Так…

— Ну, значит, договорились.

— А? — удивленно распахнул глаза Сева, понимая, что из него вьют веревки.

— Деваться тебе некуда. Если не хочешь загреметь за убийство на десять лет, будешь работать со мной, — теперь в голосе Косарева были стальные нотки. И голос этот действовал на Севу завораживающе. Сева понимал, что он все равно будет делать то, что надо этому подполковнику.

— Убьют.

— Я тебе обещаю — все будет нормально. Я обещания сдерживаю.

— Хорошо…

— Теперь слушай…

Глава сорок третья

НЕОЖИДАННАЯ УДАЧА

— Срок сегодня истекает, — сказал Матрос. Он надавил на педаль, и белая «Волга», обогнув интуристовский автобус с дымчатыми стеклами, проскочила на красный свет.

— Точно, — произнес равнодушно Киборг, которого, похоже, невозможно было пронять ничем. — А потом счетчик щелкать начнет. Гвоздь будет по счетчику платить. Не анекдот?

— Ты чего, совсем сдурел?! — взорвался Матрос. Сейчас на Гвоздя москвичи наедут, а он на нас наедет.

— На тебя, Матрос.

— И на тебя, будь спокоен. Он на нас двоих зуб точит. Считает, что мы кореша — не разлей вода. Так что резать он нас будет обоих.

— Да? — заерзал на сиденье Киборг.

— Или он нас грохнет. Или мы его — тогда нас грохнут остальные или воры… Или москвичи грохнут нас всех. И все из-за какого-то чемодана с «порошком».

— Может, свинтить нам куда-нибудь? — предложил Киборг. — Уедем на несколько месяцев. Пока Гвоздь будет разбираться с москвичами. Они его, скорее всего, завалят.

— И мы приедем с цветами на его могилу.

— Именно.

— А если не завалят? — Матрос нахмурился. — Из под земли — не знаю, но откуда-нибудь из Австралии Гвоздь нас достанет. Его характер знать надо. Никогда никому и ничего не прощал.

— Ангел мщения.

— Чего?

— Фильм по видео смотрел. Про Ангела мщения.

— Киборг, ты что, издеваешься?

— Нет.

— Издеваешься… — начал заводиться Матрос.

— Осторожнее. Руль не отпускай!

— Нечего надо мной издеваться-то!

— Да не издеваюсь я. Угомонись.

Отвлекшись от дороги, Матрос едва не врезался во встречный молоковоз, но в последний момент успел вывернуть.

— Смотри, куда рулишь, чурбан с глазами! — крикнул Киборг.

— Уф-ф, едва не накрылись. А тебе нечего подкалывать. Матрос притормозил и вырулил на площадь Борьбы. По одну ее сторону возвышался четырехэтажный универмаг — он возводился почти десять лет и недавно с оркестром и ленточками был сдан в эксплуатацию. По другую сторону раскинулся действующий монастырь, белокаменный, с голубыми куполами. В центре площади, повернутый спиной к монастырю, с протянутой, будто за подаянием, рукой стоял чугунный Свердлов — его не успели скинуть во времена крутых перемен, когда сносили почти все памятники, а теперь он попал в число достопримечательностей города.

«Волга» перестроилась в правый ряд и свернула на Святоцерковную, бывшую Двадцатилетия ВЛКСМ, состоящую из невысоких обшарпанных домишек девятнадцатого века. Матрос услышал трель милицейского свистка и увидел сотрудника ГИБДД, махавшего жезлом.